Исправленному верить (сборник)
Шрифт:
Робота я починил, но его программный код остается для меня загадкой. Базовая конфигурация сильно искажена, как будто Эр-700 заразили каким-то вирусом. Но, как ни странно, этот вирус не ухудшает работу всей системы. Он ее просто меняет. Никогда не видел, чтобы робот… тосковал по человеку. А этот Эр умеет… Я пытался блокировать или уничтожить лишние кусочки кода, но ничего не выходит. Они как будто защищены от модификаций.
Не знаю, сколько еще продлится война. И попытаюсь выяснить все, что смогу, об этом странном вирусе. Но, наверное, «парню» нужно дать шанс снова встретиться с тем, кого он так ждет. При передислокации или консервации станции я оставлю этого Эр-700 в спящем
Мирного вам космоса.
Запись закончилась, голограмма погасла. Полохов на пару секунд задумался. Что же они все-таки нашли – испорченного робота времен Сорокалетней или уникальное существо?
– Значит, это все, – Рамина робко указала на груду хлама в углу, – его память? Он действительно скучает…
– Рядовая Хигала, роботы скучать не умеют, если только им это не предписано человеком, – не слишком, правда, уверенно отозвался Гаев.
Костик хохотнул, но, поймав взгляд лейтенанта даже через зеркальную поверхность шлема, предпочел промолчать. Андрей прекрасно понимал, что на эту тему можно говорить бесконечно, поэтому просто задал роботу последний вопрос, который его настораживал:
– Эр семьсот, зачем ты атаковал корабль?
Было такое ощущение, что робот занервничал. Он странно задергал круглой головой, а потом развернулся и засеменил к своей маленькой галерее.
– Защищать, – произнес уже привычный голосок.
– Кого защищать, Эр семьсот?
Где-то внутри робота с жужжанием и легким треском задвигались механизмы. Андрей услышал смутно знакомый щелчок, как при включении старых записей. И сквозь шум и помехи пришел отдаленный мужской голос:
– Истребитель 734 Certus. Если кто-нибудь слышит… Транспорт остался без защиты. Прошу прикрытия. Иду…
Запись оборвалась.
– Это… номер истребителя Кудина… – Голос Ангер, обычно спокойный, дрожал.
– Эр семьсот, когда была сделана запись? – Андрей чувствовал, как привычная почва уходит из-под ног.
Из корпуса с тихим шуршанием вновь появился голографический кармашек, высветивший сегодняшнюю дату.
– Как это? – встрял удивленный Володя.
– А может быть, чтобы сигнал «потерялся»? – спросила Ангер, повернувшись к Полохову.
– Вряд ли. Возможно, системы связи станции когда-то приняли сигнал Кудина. А сегодня воспроизвели его, отреагировав на наше прибытие. Оборудование старое, сбоит. – Андрей только головой покачал. Возможно, тут мог бы что-то подсказать Гарик, однако инженер-механик остался на корабле, а связь была только с мостиком «Астрепо». – Но я бы скорее предположил, что неисправный робот перепутал даты.
– Он думает, что Кудин попросил о помощи только сегодня, – будто размышляя вслух, произнесла Рита.
– А при чем здесь «Астрепо»? Он же не «думает», что мы атаковали своего же истребителя? – ворчливо отозвался Полохов. Он и не заметил, как Ангер начала становиться частью его команды. Человеком, с которым можно поспорить о чем-то, как со старым знакомым. На нее больше не хотелось злиться из-за странно исковерканных отчеств или гипотетических отчетов в комиссию. Да и просто за то, что она – из западных.
– Астрокомиссия, – тихонько произнесла Рамина, однако все обернулись к ней, – нам предписано ходить под обоими гербами.
– Твою-то… налево, – выругался Гаев. – Я про эту… нашлепку уже и забыл. А эта железяка решила, что мы из Конклава?
– Видимо. – Андрей и сам уже привык к добавочному гербу на корпусе своего корабля настолько, что практически не вспоминал о нем.
– Никогда бы не предположила, что найду на потерянной станции еще одного героя Сорокалетней, – улыбнулась Ангер. Точнее, Полохову показалось по ее голосу, что она улыбается. – Они в чем-то похожи с Кудиным. Оба идут до конца. Уж не знаю, что случилось с его кодом… Может, он сам его сломал, если такое возможно… Но Эр семьсот не только помнит своего капитана, он до сих пор защищает границу. Его война так и не закончилась.
– Так же, как и наша, – ляпнул кто-то тихо в эфире.
– Закончится… Не может не закончиться. – В голосе Риты Ангер было столько уверенности, что никто не решился ей возразить.
Вновь повисла тишина, разлетелась по станции, затопила космос на внешнем экране. Странно и неловко было присутствовать при рождении легенды, а еще – при последних минутах давно отгремевшей войны.
– Капитан, – тишина дала трещину, когда в эфире послышался голос Кима, – что там у вас? Я уже волнуюсь.
– Все в порядке, штурман. Возвращаемся. И… с нами герой, вернее, целых два.
Константин Хапилин
Как подполковник Каддз собирался расстрелять капрала Че Гевару
Подполковнику Каддзу было двадцать девять лет. Капралу Гарри Чхе, по прозвищу Че Гевара, тоже было двадцать девять лет. Им обоим было по двадцать девять лет, если кто не понял.
Подполковник Каддз происходил из весьма скромной аристократической семьи. В его роду были генерал-лейтенанты, генерал-полковники, полные генералы и маршалы, хотя, справедливости ради надо заметить, генералиссимусов не было ни одного. Милитаристская профориентация родного семейства не помешала молодому Каддзу почувствовать в себе разные творческие способности и неуклонно их развивать. Окончив Ной-Геттинген, он немного увлёкся акварелью, слегка музицировал, кое-что сочинял. Из него мог бы получиться отличный строгий, но справедливый критик эротических перформансов, но тут суровая Родина-Мать призвала его исполнять долг.
Как-то неожиданно выяснилось, что у Каддза к двадцати одному году уже имелся неплохой послужной список. Оказывается, в университете он прошёл «расширенную офицерскую подготовку», получил боевую и, пожалуй, даже героическую специальность «идеологического воспитателя». Мало того, он даже успел отметиться в боевых действиях. Часть, к которой он после четвёртого курса был прикомандирован на сборы, активно участвовала в резне на Строггосе, и отнюдь не вина, но беда младшего лейтенанта Каддза в том, что он неожиданно заболел редкой инфекцией и три дня до отлёта «Эйзенхауэра» и тринадцать дней после провёл в лазарете на родной планете. Гемолитическая лихорадка Сидельникова – страшная вещь, господа. Выявить возбудитель не удалось до сих пор. «Скорпионы» отличились и прославились, понеся при этом безвозвратными потерями до тридцати процентов личного состава. Находившийся в списках части Каддз получил статус участника боевых действий, правда, не заработал ни единой медали. Боевой медали, имеется в виду. Пара-тройка эстетически безупречных юбилейных медалей со временем украсили мундир, пошитый, кстати, самим Эженом, младшим, естественно.
Затем была служба в отделе оперативного планирования штаба Четвёртого флота; затем преподавательская работа в Академии Генерального Штаба – неожиданно подвернулась майорская должность; затем какой-то гнусный полигон на забытом Богом планетоиде, где днём с огнём не нашлось бы ни одной приличной балетной труппы, зато нашлась подполковничья должность. Год пришлось терпеть без балета. Что ж, устав учит военнослужащих стойко преодолевать тяготы и лишения воинской службы, и потомственный офицер Каддз не видел, почему бы это ради него было сделано исключение.