Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках
Шрифт:
Невысокая, коренастая, немного полноватая фигура, увенчанная крупной головой на короткой шее, рыжеватые с ранней проседью негустые волосы, неторопливые слова и движения, по сравнению с другими большое воинское звание — военного врача второго ранга, старшинство по возрасту (ему было уже за сорок), — выделяли Ведрова из всего состава полка. Видимо, это в какой-то степени накладывало на него дополнительную ответственность и требовало повышенного его внимания к своим действиям и поступкам.
Вот и сейчас он смотрел на рулящий самолет Осипова и, улыбаясь,
Где и когда он купил этот кисет и уйму махорки, никому не было известно. А на расспросы в ответ была только хитрющая молчаливая улыбка, но за нежелание выдать секрет не обижались. Наоборот, выдуманный им ритуал курения вносил дух соревнования, и каждому пилоту хотелось свернуть и выкурить козью ножку у доброго доктора Айболита.
Шутка Ведрова с кисетом подбодрила и успокоила Матвея, и он почувствовал себя увереннее, надежнее, теперь уже зная наперед, что дело будет сделано как надо.
…Взмах флажка стартера.
Мотор взревел на полных оборотах, и Матвей снова оказался в воздухе.
«Это же прекрасно. Ради этого стоит жить».
Его снова захватило ни с чем не сравнимое ощущение полета, где-то далеко внизу навстречу плывет земля, а выше только небо.
«Мы, летчики, — счастливый народ. Разве может человек, не побывавший в воздухе, в полете, увидеть с земли, сколько оттенков имеют голубой цвет неба и воды, зелень полей и лесов, белизна снега и облаков, бордово-оранжевые краски утренних и вечерних зорь, осязаемая материальность сумерек и хрупкая прозрачность рассвета.
Да, полет — это всегда радость и какой-то риск, но не безрассудство.
Конечно, за радость и торжество полета иногда приходится платить.
И благодарное человечество платит за это отвоеванное у природы право летать своими жертвами. При несчастьях люди часто не думают о том, что птица, рожденная для полета, тоже рассчитывается иногда жизнью за свои ошибки».
Осипов закончил выполнять виражи и боевые развороты. Огляделся вокруг. Потом выбрал на земле ориентир, по которому решил отрабатывать углы пикирования и прицеливание. Теперь у него был уже не просто полет и удовольствие, а стремительное падение к земле. Проекция ориентира через прицел вернула его к войне, к тому, что скоро его вновь ждет.
«Чтобы быть сильным в воздухе, надо учиться, — подумал он. — Не зря на рукаве наших гимнастерок нашита летная эмблема: краснозвездные крылья с перекрещенными мечами — это меч возмездия и меч справедливости. Во имя этой высокой справедливости сражаются в небе войны тысячи твоих братьев по духу и крови, сражаются и побеждают, гибнут, уходя в бессмертие. Меч возмездия должен быть тяжелым и карающим. «Кто с мечом к нам войдет, тот от меча и погибнет».
…Закончив выполнение задания в воздухе, Осипов перед посадкой заволновался. Волновался,
На этот раз посадка получилась как нельзя лучше. Матвей был доволен. Сам себе со всеми придирками за посадку поставил «четыре», а вслух сказал:
— Хорошо, что не перестарался.
Вновь подрулил к стартеру, чтобы еще выполнить три тренировочных полета, которые были определены ему планом, и остановил машину, рассчитывая получить замечания или указания от Русанова, наблюдавшего за порядком на аэродроме и в воздухе. Но Афанасий Михайлович показал Осипову четыре пальца, оценку за полет, и махнул рукой на полосу.
Села очередная машина: прилетел Шубов.
Как-то непривычно было смотреть на то, что летчик летел без штурмана на двухместном самолете. Но факт оставался фактом: здесь, при этих учебных полетах на пилотирование и самолетовождение, штурман практически был им не нужен. Кроме того, летчики уже на этом самолете начали свою психологическую перестройку — готовили себя к полетам, к бою на одноместной машине, где все придется делать самому, а главное, видеть, что делается не только впереди, но и за самолетом, за хвостом.
Вырулив самолет на взлетную полосу, Матвей подождал, пока осела снеговая пыль от шубовской посадки. Стоял, но времени даром не терял: осмотрел приборы в кабине, добавил мотору обороты, чтобы подогреть масло. Самолет, как сноровистый конь, от работы мотора и вращения винта дрожал мелкой дрожью, готовый сорваться с места, но тормоза его не пускали.
…Новый взлет. Снова посадка. От полета к полету крепла уверенность, восстанавливались навыки, росло чувство удовлетворенности.
Закончив полеты и передав самолет Пошиванову, который летал за ним, Осипов пошел к Русанову:
— Товарищ капитан, младший лейтенант Осипов задание выполнил. Разрешите получить замечания и указания.
— Замечаний нет. А мелочи сам видел, как я понял по твоему поведению. Готовься на завтра опять летать. Самолет этот же. Иди скажи технику, что его машина завтра будет спланирована на десять полетов: из них четыре зоны на пилотаж, а остальные по кругу. Летать будете с Пошивановым на одном агрегате.
— Есть завтра на полеты.
Осипов улыбнулся и двинулся передавать распоряжение. Освободившись, направился к «Айболиту», чтобы доложиться и получить «заработанные премиальные».
Подходя к санитарной машине, Осипов догадался, что ему был подготовлен розыгрыш: толпившиеся около Ведрова летчики смеялись, улыбался и Ведров, поглядывая в его сторону… Надо было принимать бой. Матвей, подтянув голенища унтов, с серьезным видом перешел на строевой шаг, чтобы, как командиру, доложить доктору о выполнении летного задания. Но тот опередил Осипова и веселым тоном заговорил:
— Ладно уж, Матвей, сегодня можно без доклада. Если мне судить, то летал ты хорошо. Но кое у кого из присутствующих есть к тебе претензии. Знатоки говорят, что ты дюже высоко хвост машине на взлете поднимал, и она была похожа на взбрыкивающую лошадку.