Чтение онлайн

на главную - закладки

Жанры

Испытание совести
Шрифт:

Анализируя указанные перемены, необходимо, однако, иметь в виду, что в нашей стране сосуществуют различные хозяйственные уклады; иначе говоря, типичные для индустриального общества явления — развитие банковской системы, экспансия монополий и т. д. — соседствуют с множеством ситуаций и проблем, характерных для отсталых или развивающихся стран. При этом, факторы, действующие в динамичном обществе — торжество расчетливости в человеческих отношениях, анонимность социального давления, эмансипация женщины, конформизм и прочие, — отнюдь не приводят к исчезновению традиционных ценностей общества архаичного. Напротив, влияние этих новых факторов на старые вызывает ряд феноменов — «стремление к образу жизни более развитых обществ при отсутствии необходимой социальной, экономической и культурной базы», [8] как писал один романист послевоенного времени, — которые политикам, социологам и писателям предстоит детально изучить.

8

Mor'an, Fernando. Novella y realidad social. Cuadernos para el Di'alogo, enero 1964. — Прим. автора.

Закрывая

глаза на органическую перестройку нашего общества, левые писатели и мыслители сражаются с ветряными мельницами, ткут и распускают беспочвенные теории, словно живут в каком-то нереальном мире. После двадцати с лишним лет оцепенения поезд двинулся, а они остались на перроне, захваченные врасплох. Но отрицать реальность движения или пытаться остановить поезд, уцепившись за последний вагон, бессмысленно. Развитие пошло не по тому пути, какого ожидали в 1950, 1955 или 1959 году, однако это еще не причина, чтобы отрицать очевидное или делать вид, что ничего не происходит. Анализы и политические программы должны соответствовать фактам, а не наоборот. Совершенно очевидно, что перемены влекут за собой чрезвычайно болезненные последствия морального, политического, социального, экономического и даже эстетического характера. Нам, деятелям культуры, должно достать ума и мужества, чтобы встретить их лицом к лицу.

Это особенно нелегко для тех, кто с оружием в руках защищал революцию 1936 года, выбрал путь изгнания и живет в большем или меньшем удалении от действительности родной страны. Дело, которому они отдали свою молодость, энергию и которое, казалось, должно было обозначить поворотный пункт в истории не только Испании, но всей Европы и Латинской Америки, до сих пор слишком живо в их душах, так реально определяя их бытие, что заслоняет сегодняшний — гораздо менее привлекательный — мир, косвенным образом порожденный этим делом. Политическая ситуация, сложившаяся после победы союзников и разгрома фашизма в 1945 году, внушила им надежду, что рано или поздно все вернется на круги своя; их жизнь и деятельность отражают ностальгию по эпохе, в безвозвратность которой они не могут поверить. (Авторы известной биографии Маркса писали о его политических надеждах после крушения революции 1848 года: «Любой, кто в таких обстоятельствах думал бы иначе, не был бы настоящим революционером. Но только плохой революционер долго сохранял бы это состояние духа, вместо того чтобы избавиться от него и увидеть начало нового исторического периода».)

Нам, писателям, надо принять поговорку: «Бьет — значит, любит» в качестве руководства к действию. Идеализировать народ, скрывать его недостатки означало бы сослужить ему плохую службу. Наша цель — разрушить мифы Святой Испании, один из которых и есть «славный народ». Ну а так как речь идет о необходимости трезвого анализа, начнем с самих себя, нарисовав правдивый портрет интеллигенции.

Испанский интеллигент — в девяноста девяти случаях из ста это выходец из буржуазии — обладает не только ее изъянами, но и своими собственными. Его, ненавидимого своим классом, неизвестного народу, часто ждет драматичная судьба. Пропасть, разделяющая идеалы и реальную действительность, косность «бытия», сопротивляющегося моральным императивам «должного бытия», неизбежно настраивают его на пессимистический лад. Вся его жизнь строится на неразрешимом противоречии. Перебежчик из лагеря буржуазии, он пытается сблизиться с «народом», и эти попытки, в общем, заканчиваются провалом. Если можно так выразиться, его судьба застревает на полпути. Будучи связан с миром буржуазии своим воспитанием, а с народом — чувствами, на самом деле он не принадлежит ни тому, ни другому. Постоянный конфликт между идеями и реальностью, между теоретическими принципами и вынужденными компромиссами с обществом, в котором он живет, углубляют нравственный кризис. Испанский интеллигент отвергает ревность, но ревнив, жаждет свободы, но не может избавиться от тоски. Отбросив реакционные представления о женщине как объекте и признав ее товарищем, имеющим равные с мужчиной права и обязанности, он не способен принять практические следствия своего выбора. Изживая грубое мужское самодовольство, он впадает в неврастению. Наконец, невозможность реализовать себя в свободной, зрелой, подлинной жизни оборачивается умственной импотенцией, противоречивым сочетанием бахвальства, злословия и цинизма.

В Испании, как ни в одной другой стране, интеллигент является рабом своих настроений, тайно одержимым мыслью о самоубийстве. Духовные силы, не найдя себе применения в условиях политической летаргии, легко становятся источником депрессии. Каждый год приносит новые разочарования. Идеологические принципы, которым вынужден подчиняться наш интеллигент, несовместимы с его нравственными и эстетическими ценностями. Ему ясно, что, если победит дело, за которое он борется, народ преобразится, став похожим на презираемых им европейцев, и он спрашивает себя, стоит ли бороться. Такое противоречие напоминает парадокс рекламы наших отелей: зазывая на «самые спокойные и безлюдные пляжи мира», она способствует нашествию туристов и тем опровергает сама себя. К этому умственному искушению добавляется еще одно, более изощренное. Зная, что сохранение отживших общественных структур — залог долгожданной революции, интеллигент втайне задается вопросом: а не лучше ли подождать, сложа руки, пока суд да дело? Предпочтя журавля в небе синице в руке, он уверен, что следует неопровержимой логике. Если мораль отождествляется с историческим прогрессом, все, что ему способствует, автоматически признается достойным восхваления. В результате интеллигент оказывается в чрезвычайно щекотливом положении: как быть с материальными потребностями пролетариата, который, не дождавшись революции, пытается как-то устроиться при капитализме, хотя и рискует — что произошло, скажем, в Западной Германии — отказаться от своей исторической миссии и обуржуазиться? Тому, кто не принимает в расчет человеческую боль, экономические требования рабочих кажутся чем-то смехотворным. Или все, или ничего: при альтернативе «отказ от действий либо революция» реформистские поползновения для них — самый опасный враг… Понять, что историческое явление может быть объективно прогрессивным и при этом не соответствовать нравственному идеалу, сочетать революционную взыскательность с вниманием к человеку, терпящему лишения, — вот единственный способ выйти из этого кризиса. [9] Противоречия, — подлинные или надуманные, которые силится одолеть испанский интеллигент, на мой взгляд, очень характерны для исторического перепутья, на котором находится Испания.

9

Рассуждая иначе, мы пришли бы к нравственному одобрению государственно-монополистического капитализма как определяющего фактора социально-экономических преобразований в сегодняшней Испании, забывая его преступления и низости, страдания миллионов и миллионов простых испанцев, ставших слепыми орудиями я жертвами звериной политики обогащения. В настоящее время интересы рабочего класса заключаются не в противодействии, как полагают многие, процессам, необходимым для индустриализации страны, а в том, чтобы с их помощью обеспечить будущее освобождение человека от роли орудия труда — перспектива, которая, естественно, не устраивает монополистический капитал. — Прим. автора.

Анахроничный мир «Виридианы» [10] мог бы стать символом нашей страны. На протяжении столетий испанцы упорно пытались жить вне человечества, повернувшись спиной к истории. Всякий раз, когда она обрушивалась на нас в виде войн, революций, катастроф, мы оказывались неподготовленными и безоружными. За нашей легендарной гордостью на самом деле кроется болезненный страх перед новыми идеями. Если, например, мы ставим вопрос о вхождении в «общий рынок», то делаем это, чтобы уйти от проблемы нашей отсталости, то есть пытаемся изображать общество XX века, хотя — во всяком случае, с политической точки зрения — прозябаем еще в XIX. По аналогичным причинам большая часть рабочих предпочитает индивидуально решать свои экономические проблемы, эмигрируя во Францию или Германию, вместо того чтобы бороться с ними коллективно: ведь это труднее и требует смелости. [11] Бегство от действительности, боязнь преодоления трудностей стали общим для всех классов явлением. Таким образом, мы стараемся обмануть других, но обманываем лишь самих себя.

10

Фильм испанского режиссера Луиса Бунюэля.

11

После двадцати лет классового и индивидуального отчуждения рабочий и крестьянин найти способ решения своих личных трудностей. Для тех, кто помнит гнетущую обстановку в послевоенной Испании, очевидно, что, хотя эмиграция не проходит для людей безболезненно, перемены огромны. С другой стороны, нехватка рабочей силы из-за массового отъезда рабочих и крестьян за границу привела к усилению классовых позиций трудящихся (которые теперь могут более выгодно продавать свою рабочую силу), что косвенно повлияло на размах выступлений 1962–1963 годов, Тогда, несмотря на отсутствие свободных профсоюзов и на неизбежность репрессий, астурийский шахтер, баскский металлург и каталонский текстильщик выдвигали такие требования, которые больше напоминали борьбу французского или итальянского рабочего против неокапиталистической политики своей буржуазии, чем действия испанского пролетариата в 1951 году во время Барселонской стачки, когда ему противостояла непреклонная, монолитная власть, опиравшаяся на неразвитую и ограниченную буржуазию. — Прим. автора.

Европеец любуется отсталостью Испании, доставляющей ему эстетическое наслаждение, и вслед за нашими консерваторами прошлого столетия призывает оставить все здесь в неприкосновенности. И в этом интересы франкистского режима совладают с традиционалистскими вкусами Европы. Его инстинкт самосохранения находит неожиданного союзника в желаниях наших гостей. Испанию — служанку остальной Европы сменяет Испания — духовное прибежище, тихая заводь на юг от Пиренеев. Испанцу не дают самому пересмотреть собственное сознание. То одни, то другие понуждают его примириться со своими застарелыми пороками, не стремиться к новому, сохраняя уклад жизни, который ему уже чужд.

Европейцы навязывают нам некий образ и требуют, чтобы мы в точности воспроизводили его. Испанцы смелы, горды, благородны и бог знает что еще, но им не следует выхолить за рамки «аскетической» бедности. Европеец ищет в Испании душу, которую он давно потерял. Говорят, наша миссия — это духовная миссия. Всякий раз, когда я слышу подобные рассуждения, меня обуревает желание наставить на собеседника револьвер и разрядить в него весь магазин, Снисходительный читатель должен понять, что быть писателем в Испании — сущее мучение, и нет худшего наказания, чем иметь дело с реальностью, которую невозможно ни оправдать, ни принять. Испанский интеллигент обречен на тяжелую неврастению. Отчаяние Ларры преследует его, словно призрак, да и может ли быть иначе, если ни один день не приносит радости? Так простите же мне эти порывы душегубства — при нашей жизни трудно все время сохранять спокойствие.

Обессилев в битвах за чуждые нам цели, мы превратились в руины и, полные жалости к себе, стараемся прикрыться пышными украшениями. Назвав руины руинами, отбросив украшения, мы сделаем первый шаг, чтобы вырваться из порочного круга, в котором очутились. Разоблачение трусости, лицемерия, эгоизма, скрытых под масками гордости, благородства и бескорыстия, поможет необходимому для нашего возрождения испытанию совести. История деградации испанцев весьма поучительна. В то время как мир обращает к нам взоры, покажем своей суровой честностью, что можем вновь стать народом, которым были и которого из-за пагубной снисходительности к самим себе превратили — к всеобщему позору — в пародию. [12]

12

В своей работе о сартровском «Бодлере» (уже цитировавшейся) Жорж Батай сравнивает нарциссизм поэта с поведением нации, которая «старается не изменить собственному, созданному раз и навсегда образу, и скорее готова погибнуть, чем отказаться от него». Не таков ли нарциссизм некоторых испанских интеллектуалов в отношении нашей истории? — Прим. автора.

Поделиться:
Популярные книги

Пустоцвет

Зика Натаэль
Любовные романы:
современные любовные романы
7.73
рейтинг книги
Пустоцвет

Сумеречный Стрелок 2

Карелин Сергей Витальевич
2. Сумеречный стрелок
Фантастика:
городское фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Сумеречный Стрелок 2

Лорд Системы 8

Токсик Саша
8. Лорд Системы
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
рпг
5.00
рейтинг книги
Лорд Системы 8

Безымянный раб [Другая редакция]

Зыков Виталий Валерьевич
1. Дорога домой
Фантастика:
боевая фантастика
9.41
рейтинг книги
Безымянный раб [Другая редакция]

Курсант: Назад в СССР 4

Дамиров Рафаэль
4. Курсант
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
7.76
рейтинг книги
Курсант: Назад в СССР 4

На границе империй. Том 6

INDIGO
6. Фортуна дама переменчивая
Фантастика:
боевая фантастика
космическая фантастика
попаданцы
5.31
рейтинг книги
На границе империй. Том 6

Стрелок

Астахов Евгений Евгеньевич
5. Сопряжение
Фантастика:
боевая фантастика
постапокалипсис
рпг
5.00
рейтинг книги
Стрелок

Заход. Солнцев. Книга XII

Скабер Артемий
12. Голос Бога
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Заход. Солнцев. Книга XII

Последняя Арена 2

Греков Сергей
2. Последняя Арена
Фантастика:
рпг
постапокалипсис
6.00
рейтинг книги
Последняя Арена 2

Мастер 2

Чащин Валерий
2. Мастер
Фантастика:
фэнтези
городское фэнтези
попаданцы
технофэнтези
4.50
рейтинг книги
Мастер 2

Проклятый Лекарь IV

Скабер Артемий
4. Каратель
Фантастика:
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Проклятый Лекарь IV

Сумеречный стрелок 7

Карелин Сергей Витальевич
7. Сумеречный стрелок
Фантастика:
городское фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Сумеречный стрелок 7

Предатель. Цена ошибки

Кучер Ая
Измена
Любовные романы:
современные любовные романы
5.75
рейтинг книги
Предатель. Цена ошибки

Идеальный мир для Лекаря 5

Сапфир Олег
5. Лекарь
Фантастика:
фэнтези
юмористическая фантастика
аниме
5.00
рейтинг книги
Идеальный мир для Лекаря 5