Испытание войной
Шрифт:
Из остатков мехкорпусов командование фронта решило создать моторизованные дивизии из расчета один корпус - одна дивизия. Но Генеральный штаб приказал вывести танкистов в тыл. Зато "обессиленные" дивизии Клейста в полной мере сохраняли свою ударную мощь и неумолимо продвигались вперед. Из-за угрозы окружения войск Львовского выступа Ставка 30 июня разрешила отвести войска фронта и правого крыла Южного фронта на рубежи старей государственной границы. Это сокращало общую линию двух фронтов с 1400 до 900 км, из которых менее половины приходилось на Юго-Западный фронт. Штаб фронта перемещался из Тарнополя в Проскуров. 1 июля должны были начать отход 5-я и 12-я армии, в ночь на 2 июля - 6-я и 26-я армии.
А противник одерживал все новые победы. 2 июля был занят Тарнополь. Возникла угроза тылам 26-й и 12-й армий, что серьезно беспокоило Ставку и командование фронта. Для закрытия образовавшейся бреши были направлены свежий 24-й мехкорпус и две стрелковые дивизии - фактически
Южный фронт (22 июня -16 июля)
В судьбе Южного фронта многое еще не ясно. 9-я и отчасти 18-я армии Южного фронта были достаточно сильными оперативными объединениями, чтобы попытаться разбить румынские вооруженные силы и дать достойный отпор немецкой 11-й армии. В. Суворов в "Ледоколе" пропел чуть ли не оду их мощи. Советские армии имели 15 стрелковых, 3 кавалерийские, 6 танковых и 3 моторизованные дивизии против 7 немецких, 13 румынских пехотных дивизий и 9 отдельных пехотных бригад. И по фактической численности сил и средств положение выглядело вполне обнадеживающим. Советская сторона располагала 5554 орудиями и минометами против примерно стольких же у противника; 769 танками (60 из них Т-34 и KB) против 60 безнадежно старых румынских танков французского производства времен Первой мировой войны; 1216 самолетами против примерно 600 противника, многие из которых (румынские) также устарели.
Личный состав Южного фронта советский источник определяет в 325,7 тыс. человек, тогда как противника в 500 тыс., из них 67% румыны (1989, No 7, с. 16, табл.){19}. Но это лукавый подсчет, ибо личный состав советских армий определялся на предмобилизационный период (21 июня), а противника - на начало июля, т.е. после мобилизации. Передержка нужна была для того, чтобы как-то объяснить труднообъяснимое - каким образом небольшие немецкие силы (около 100 тыс. солдат) при поддержке слабой румынской армии успешно оттеснили войска Южного фронта из Молдавии? Начав наступление 2 июля, противник уже 16 июля овладел Кишиневом при полной неудаче двух советских мехкорпусов - 16-го и 18-го, созданных для сокрушающей атаки. И когда в середине июля оба корпуса и две стрелковые дивизии были переданы Юго-Западному фронту, ударное значение Южного фронта окончательно упало. Причиной того, что армии Южного фронта выглядели столь бледно, что даже не справились с румынскими войсками, советская историография объясняла все тем же "превосходством врага в силах", а вот на фактор внезапности ссылаться уже было нельзя. 10 дней - вполне достаточный срок, чтобы оправиться от шока внезапности. Потому в "Истории Великой Отечественной войны" констатировалось, что отсутствие "в июне активных действий крупных сил противника позволило командованию армии в сравнительно спокойной обстановке привести войска в боевую готовность" (т. 2, с. 43){10}: Но что толку? Странно и то, что не была предпринята попытка разбить сравнительно слабые румынские войска и создать угрозу Плоешти - основному нефтяному источнику для Германии.
Нельзя сослаться на внезапность как на причину отступления и Карельскому фронту. Финляндия открыла боевые действия 28 июня. Но прежде, 25 июня, советская авиация нанесла удары по финским военным аэродромам (с 26 июня она начала совершать налеты на Плоешти в Румынии), что и стало формальным поводом для Финляндии объявить войну СССР.
Далее произошло, как везде... Под давлением мифических превосходящих сил финнов 23-я армия на Карельском перешейке и 7-я армия в Карелии отступили на всех направлениях до Ленинграда и реки Свирь. Учитывая, что финская армия всего лишь полтора года назад потерпела поражение и у нее не было танков и бомбардировщиков, ее успехи выглядели впечатляюще. Финская армия как бы ответила Сталину, который на совещании высшего командного состава РККА 14 апреля 1940 г., посвященном итогам финской кампании, дал следующий, как всегда, по мнению собравшихся, гениальный анализ свершившихся событий. В частности, вождь отметил основные недостатки финской армии. "Она создана и воспитана не для наступления, а для обороны, причем обороны не активной, а пассивной... Я не могу назвать такую армию современной". И вывод: "Мы разбили не только финнов - эта задача не такая большая. Главное... мы разбили технику, тактику и стратегию передовых государств Европы, представители которых являлись учителями финнов" (с. 607, 608){28}.
Лишь в Заполярье советские войска отстояли Мурманск, что дало возможность проводить в будущем конвои союзников в российские порты. Это был единственный стратегический успех. Везде же, от Черного моря до Карелии, Красная Армия, за исключением отдельных частей, воевала плохо и откатывалась далеко на восток в глубь страны. Даже там, где у нее возникали солидный материальный перевес и возможность перехвата инициативы в выборе времени и места наступления, она все равно терпела поражение. Неумение Красной Армии воевать - вот в чем заключался подлинный шок и для руководства, и для страны в первые недели войны.
Какие же выводы можно сделать на основании событий лета 1941 г.?
Качество предвоенной работы можно оценить только в боевой обстановке. Оно слагается из трех основных компонентов: 1) объема подготовленных материальных ресурсов; 2) уровня подготовки личного состава и 3) эффективности управления (отбор и расстановка кадров, применение наиболее адекватных приемов тактики ведения боя и оперативных принципов осуществления войсковых операций).
Если с объемом подготовленных к войне материальных ресурсов было все в порядке, ибо даже агрессор не имел такого количества танков, самолетов, минометов и боеприпасов, как Красная Армия, то по остальным компонентам качества выявились просто провальные недочеты.
Располагая всеми возможностями для оказания достойного сопротивления, советские войска из-за политики Сталина оказались застигнутыми врасплох. Не имея четких планов и прочной связи, штабы фронтов - не по своей вине нацеливали армии прикрытия на плохо подготовленные, поспешные контрудары, истощавшие войска. Лишь в отдельных случаях, а именно "внизу", на уровне дивизии, полка, гарнизона, когда не давило некомпетентное вмешательство "сверху", кадровые части сражались хорошо и упорно.
В своих мемуарах Г. К. Жуков упрекнул командование приграничных округов в уходе от ответственности. "Войска и их командиры в любой обстановке в соответствии с уставом должны всегда быть готовыми выполнить боевую задачу. Однако накануне войны, даже в ночь на 22 июня, в некоторых случаях командиры соединений и объединений, входивших в эшелон прикрытия границы, до самого последнего момента ждали указаний свыше и не держали части в надлежащей боевой готовности, хотя по ту сторону границы был уже слышен шум моторов и лязг гусениц" (с. 262){6}. Но прежде чем требовать инициативности от командиров, надо предоставить им право на нее. Ведь командующим округов было строжайше запрещено проводить какие-либо мероприятия, способствовавшие реальному повышению боеготовности частей. Что мог подумать командир, услышав "лязг гусениц" и зная о настроениях высшего военно-политического руководства страны: "Я подниму часть по тревоге, а вдруг это провокация?"
Несмотря на верный и качественный предвоенный теоретический анализ, высший командный состав Красной Армии продемонстрировал неготовность к современной войне, прежде всего при столкновении со стратегией глубоких танковых прорывов немцев. Он оказался совершенно беспомощным в организации их отражения, в то время как вермахт проводил операции по окружению, будто на маневрах. Блистательные действия танковых групп Гота и Гудериана и напористость соединений Гёпнера и Клейста предрешили исход пограничного сражения фронтов. И если Арденнско-Ламаншская операция вермахта в мае 1940 г. была оперативной новинкой и англо-французское командование ни психологически, ни практически еще не могло быть готово к глубоким танковым прорывам, то к лету 1941 т., после Югославии, Греции, а также после детального теоретического разбора новаций в военном деле в ходе московских совещаний декабря - января 19401941 гг., командование Красной Армии, казалось, должно было быть готовым к подобному виду боевых действий. Но на практике оно ничего не смогло противопоставить немецким моторизованным корпусам, несмотря на растянутые на сотни километров коммуникации противника. В частности, оно не сделало серьезных попыток ударить по коммуникациям противника диверсионно-штурмовыми группами, хотя в Красной Армии имелось значительное количество парашютно-десантных частей. А как можно эффективно громить растянутые по дороге дивизии в лесистой местности, продемонстрировали финны в войне 1939-1940 гг. Две советские армии в Карелии - 8-я и 9-я, несмотря на свое очевидное превосходство в людях и технике, были парализованы из-за фланговых ударов и засад противника.