Испытание ядом
Шрифт:
Я зажмурилась от боли. Сдвинулись края разошедшейся кожи, и слезы хлынули у меня из глаз.
— Это изобретение повара командора. Никаких побочных эффектов и придает прекрасный вкус чаю.
— Ранд? — удивленно спросила я.
Она кивнула.
— Несколько дней тебе прядется носить повязку и не мочить рану, — продолжая стягивать кожу, заметила она. Потом она подула на клей и отвела свою руку в сторону. — Валекс хочет, чтобы сегодня ты осталась на ночь здесь, — перебинтовывая мне рану, добавила она. — Я принесу тебе обед, и ты сможешь отдохнуть.
Сначала мне показалось,
Я безошибочно узнала вкус яда.
Глава 7
Я замахала рукой.
— В моем чае что-то есть! — воскликнула я. — Позови Валекса. — Я надеялась, что у него, найдется противоядие.
Она взглянула на меня своими огромными карими глазами. Лицо у нее было вытянутое и худое. И короткая стрижка делала ее похожей на умного хорька.
— Это снотворное. Валекс приказал, — пояснила она.
Я с облегчением выдохнула. И перед тем как уйти, врачиха наградила меня довольным взглядом. Есть мне уже не хотелось, и я отодвинула обед в сторону. Я не нуждалась в снотворном, — поскольку была так измождена, что провалилась в сон, как в яму.
Когда я проснулась на следующее утро, в ногах моей кровати маячило какое-то белое облако. Оно шевелилось. Я моргнула и прищурилась, и облако приобрело облик врача.
— Хорошо спала?
— Да, — ответила я. Это была первая ночь без кошмаров, хотя голова у меня казалась ватной, а во рту был отвратительный прогорклый вкус, что не сулило приятного утра.
Врач проверила мою повязку, издала какой-то невнятный звук и сообщила, что завтрак принесут через несколько минут.
В ожидании еды я принялась рассматривать помещение лечебницы. В прямоугольной комнате находилось двенадцать кроватей — по шесть у каждой стены. Простыни на пустовавших кроватях были туго натянуты. Идеальный порядок, царивший здесь, вызвал у меня раздражение, поскольку себя я ощущала встрепанной и всклокоченной, лишенной возможности управлять душой и телом. Аккуратный вид кроватей вызвал у меня такой прилив ярости, что мне захотелось вскочить и расшвырять их во все стороны.
Я лежала в самом дальнем конце палаты. Между мной и еще тремя пациентами в этом же ряду находились две пустые кровати. Остальные больные спали, и мне было не с кем поговорить. Каменные стены были голы. Даже моя тюремная камера выглядела более привлекательно. Зато здесь, по крайней мере, лучше пахло, и я глубоко вздохнула. В нос мне ударил крепкий запах спирта, смешанный с привкусом дезинфекции. Это было гораздо приятнее той вони, которая царила в подземелье. Или — нет? К медицинским запахам примешивалось что-то еще. Я сделала новый вдох и поняла, что это запах страха, который я сама продолжала распространять.
Не понимаю, как мне удалось выжить накануне: стражники Брэзелла загнали меня в угол, из которого не было выхода. И тут случилась что-то странное: из моей груди начали вырываться хриплые звуки, свидетельствовавшие
Нужно было забыть о неприятных ощущениях и сосредоточиться на том, когда и где этот звук возник во мне впервые…
…В течение первых месяцев Брэзелл занимался исключительно тем, что проверял мои рефлексы. С какой скоростью я могу поймать мяч или увернуться от летящей палки — все это было довольно безобидно, пока мяч не превратился в нож, а палка — в меч.
Сердце у меня забилось сильнее, и я прижала потную ладонь к шраму на шее. «Никаких переживаний», — строго повторила я себе, махнув рукой, словно намереваясь отогнать страх. «Надо вообразить себя врачом, — подумала я дальше, — чтобы получить необходимые сведения». И я представила себя в белой униформе сидящей рядом с пациенткой.
«Что было потом?» — спросила я. «Тесты на силу и выносливость». Обычный подъем тяжестей сменился необходимостью держать огромные камни над головой сначала в течение нескольких минут, а затем и часов. Если человек ронял камень до истечения положенного срока, то его пороли кнутом. А потом ему приказывали висеть на цепях в нескольких сантиметрах от пола, до тех пор, пока Брэзелл или Рейяд не позволяли спрыгнуть вниз.
«И когда ты впервые услышала это трепещущее жужжание?» — спросила я больную. И оказалось, что она слишком часто спрыгивала на пол, отпуская цепи, доведя Рейяда до полного исступления. Поэтому он заставил ее вылезти из окна и повиснуть на руках на высоте шестиэтажного здания.
— Давай попробуем еще раз, — сказал мучитель. — Может, теперь, когда мы повысили ставки, тебе удастся продержаться с час?
Пациентка умолкла.
«Ну, давай, расскажи мне, что произошло дальше», — попробовала подтолкнуть ее я.
…Руки ослабли от долгого висения на цепях. Липкие пальцы онемели, мышцы дрожали от усталости. Ей было страшно. И когда она начала скользить вниз, из ее груди вырвался нечеловеческий вопль. Через мгновение этот звук словно бы видоизменился, превратился в некую неопределенную сущность, которая разрасталась и обволакивала тело девушки со всех сторон. Прошло совсем немного времени, и ей начало казаться, что она покоится в теплом водоеме.
Следующим воспоминанием было то, что она сидит на земле. Пациентка посмотрела на окно, в раме которого торчал раскрасневшийся Рейяд. «Его обычно идеально причесанные светлые волосы были всклокочены. Он казался настолько довольным, что даже послал ей воздушный поцелуй.
После такого падения она могла выжить только чудом. Хотя сама продолжала утверждать, что ей помогли воздушные течения и правильное приземление. Но чудес не существовало.
С тех пор как командор Амброз пришел к власти, слово чудо было запрещено в Иксии. С колдунами поступали так же, как с малярийными комарами. Их преследовали, отлавливали и уничтожали. Любой намек на то, что человек занимался магией, становился для него смертным приговором. Единственной возможностью остаться в живых было бегство в Ситию.