Испытания жизни
Шрифт:
– А зачем я тебя спрашиваю Михеич, потому что мне любопытно, что ты вчера наплел моему товарищу про клады и как твой отец помогал прятать его. Может, все же поделишься, со мною об этом?
– Ничего я тебе говорить не стану, господин следователь. Все, что я говорил вчера твоему товарищу: было по пьяни и лишнее хвастовство. Ни о каких кладах мне ничего не известно, а то, что я наговорил про него, это для того, чтобы придать себе значение. Человек я маленький, но иногда мне хочется людского уважения, и тогда я могу наговорить невесть что.
Чувствую, что воображаемый клад, в буквальном смысле, испаряется у него на глазах и все его мысли о нем, превращаются
– Говори скотина! Да побыстрее! Что ты знаешь о кладе и куда его могли спрятать старый барин и твой отец.
Хватов с такой силой вдавил ствол револьвера в затылок, что Михеич, взревев от боли, неожиданно закричал на всю округу неожиданно сильным, пронзительным голосом:
– Люди добрые помогите! Убивают! Спасите!
Худосочная бабенка Михеича, в застиранном белом фартуке, в разводах от мыльной воды, быстренько выскочила на шаткое крылечко неказистой избенки и тоже истошно завопила таким голосом, словно ее схватили за одно место и потащили в близлежащие кусты с одной единственной целью: насладиться ее «непреходящей» женской красотою. На вопли откликнулись мужики и женщины, в самых разнообразных нарядах, работавших у домов и на огородах. Все они стали с большим любопытством наблюдать за происходящим и попытались прокомментировать происходящее различными, порою нецензурными выражениями.
– Поспорим Иван, что он застрелит его!
– Ни за что! Сам ведь знаешь, что оно… никогда и нигде не тонет. Но все же интересно, что следаку надо от нашего Михеича?
Увидя людей, Хватов быстро убрал оружие и, толкнув Михеича, с угрозою сказал:
– Твое счастье старый хрыч! Считай, повезло тебе. Но я вернусь к тебе, и тогда ты мне все уже точно скажешь. Будь уверен.
Эдуард направился к выходу, но старуха, до этого стоявшая неподвижно в стороне и жадно впитывающая в себя каждое слово в его беседе с мужем, с ловкостью кошки, увидевшую хозяина и дотоле гуляющей по улице, подскочила к нему и судорожно схватила за полу куртки.
– Господин начальник! Может быть, и я тебе чем-нибудь пригожусь. Только не пытай более моего мужика и не сажай его в кутузку. Пошли со мною в избу. Там кое-что вам расскажу, да заодно и перегончиком угощу.
Хватов поднял руку, чтобы отмахнуться от этой, на его взгляд никчемной старухи, словно от назойливой мухи, но в последний момент почему-то передумал. «Чем черт не шутит. Может старая, что-нибудь дельное скажет». Жестом, остановив Михеича, попытавшегося войти вслед за ним в дом, следователь, усевшись на расшатанный табурет, чуть прикрыл серые, слегка навыкате глаза. К подобному способу он иногда прибегал при допросах, чтобы меньше утомляться при длительных рассказах подследственных. Хватов сконцентрировал внимание на своеобразной исповеди старухи. Каждое слово бабуси могло помочь Хватову решить вопрос с кладом.
– Так вот господин следователь, однажды мне, старик, когда был пьян, говорил, что старый барин на самом деле зарыл в здешних местах огромный клад. Дед одно время пытался его искать, но после плюнул на это дело. Ему надо было зарабатывать на нашу жизнь и, поэтому, для клада у него не оставалось времени. А где находится клад и был ли он на самом деле никто толком и не знает.
– В каком месте твой старик искал золотишко барина? – с долей ехидства заметил Хватов. – Наверняка, он нарыл только ям, в огороде? Вряд ли он мог куда дальше сунуться? Всей округе известно, что Михеич – известный лентяй и бездельник.
– Вы зря говорите, господин следователь. Когда моему старику что-нибудь взбредет в голову, то он, тогда от задумки ни за что не отступится Он рыл и рыл ямы много дней подряд, но так ничего и не нашел.
– Да где же он все-таки рыл твой старик? Когда ты мне, о местах скажешь, старая хрычовка! Говори. Да поскорее! Я не могу терять время и трепаться с тобою.
– Хорошо, скажу, что знаю. Только прошу, не трогать моего Михеича. Хоть старик то мой бывает и злой и порою меня поколачивает, но я привыкла к старому хрену. Да и помощь, все-таки какая-никакая есть по хозяйству.
– Договорились, старая. А теперь говори мне: как на духу. Как своему попу каешься в своих грехах.
– Типун на тебя, господин хороший. Ну, зачем ты так, про меня говоришь.
Старуха, торопясь перекрестилась, глядя в угол прихожей, где обычно в мещанских и простонародных избах размещались иконы со Спасителем и с Божьей Матерью.
– А старик мой копал, рыл на том пригорке, рядом с храмом. Церковь сейчас в запустении, а раньше, то раньше, какие там службы были. Сам Владыко частенько приезжал к нам. А теперь нынешние господа, как их там называют: то ли революционеры, то ли пролетарии взяли все, да и испоганили всю красоту, что нам веками служила. И как только их иродов земля носит, после допущенных прегрешений.
– Довольно старая! – резко оборвал красноречивый поток речи Эдуард. – Говори. Но помни, с кем ты разговариваешь. А разговариваешь ты сейчас с той властью, представителем которой я и являюсь. И мой совет: тебе и твоему старику, которому ты, несомненно, все расскажешь, после того как я уйду отсюда. Держи язык за зубами и никому больше ни слова, что ты мне тут рассказала. Иначе, арестую тебя и твоего деда за антиправительственную пропаганду. И тогда вы будете доживать век в худом бараке на Крайнем Севере. Я против вас непременно возбужу дело.
Старуха от испуга не могла вымолвить ни единого слова и только трясла седой головой после каждого слова Хватова.
Довольный розыском и тем, что он идет по верному следу, Эдуард через полчаса оказался возле кирпичных церковных строений, превращенных местной властью в различные всевозможные склады и подсобные помещения для сельскохозяйственного инвентаря. Храмовое помещение внутри было сплошь уставлено огромным количеством разнообразных ящиков и мешками из грубой мешковины, в которых находились консервированные продукты и мука, предназначенные для снабжения близлежащих магазинов округи. Хватов заметил, что к входным дверям своеобразного огромного лабаза, то и дело подъезжали и отъезжали грузовики, кузова которых были заполнены ящиками различного калибра и прочими различными емкостями, начиная от жестяных бидонов и кончая столитровыми железными бочками. С десяток подсобных рабочих в простых, холщовых рубахах, помеченных разнообразными пятнами, в которых при ближайшем рассмотрении можно было увидеть, как следы масляной краски, так и муки, вносили в обширнейший склад грузы, доставленные грузовиками. Такие же действия они повторяли, но уже в обратном порядке, когда они грузили в прибывающие грузовики нужные ящики и емкости, согласно документам. Документы на груз внимательно читал заведующий складом, сидевший за просторным столом, сплошь заваленным различными накладными и доверенностями. Двое охранников с винтовками, стоявшие рядом с входными воротами настороженно и внимательно всматривались в нескончаемую людскую толчею, извилистой лентой, изгибающейся во дворе складов.