Исследователи Гора
Шрифт:
— Да, господин.
Она стояла на коленях и жарила на костре мясо тарска. Я срубил длинную толстую жердь и проделал ближе к краю желобок глубиною в дюйм.
— Зачем это? — спросила девушка.
— Невольничий кол, — ответил я, — привязать тебя на ночь.
— Понимаю, — вздохнула она и повернула вертел. Капельки жира с зарумянившегося бока тарска с шипением падали в костер.
Ударами камня я вогнал жердь в землю, оставив снаружи всего несколько дюймов.
— Еда готова, господин, —
Я осторожно снял вертел с огня, положил на траву и принялся резать мясо. Рабыня смотрела на меня, стоя на коленях у костра. Я встал, накинул ей на шею длинный кожаный ремень и повел к колышку. Ремень точно лег в заранее выпиленный мною желобок.
— Встань на колени, — приказал я.
— Да, господин.
Блондинка стояла на коленях у невольничьего шеста, а я вернулся к костру и приступил к трапезе. Я отрезал кусочки сочного мяса и отправлял их в рот. Насытившись, я швырнул кусок и рабыне. Он попал ей в грудь и отскочил на землю. Девушка схватила его обеими руками и принялась жадно есть, не сводя с меня глаз.
Я вытер рот тыльной стороной ладони и снова посмотрел на рабыню:
— Хочешь еще?
— Нет, господин.
Воды с листьев веерной пальмы мы попили раньше. Я прилег у костра, опершись на локоть, и уставился на невольницу. Как все-таки приятно владеть женщинами…
— Ты свяжешь мне перед сном руки за спиной, господин? — спросила она.
— Да.
— Так всегда поступают с рабынями?
— На природе — да, — ответил я. — Особенно когда под рукой нет ни цепей, ни наручников. Но руки не обязательно спутывать за спиной. Порой их связывают над головой или перед грудью, а то и прикручивают к дереву.
— А в городах девушек тоже привязывают на ночь?
— Иногда, — сказал я. — Все равно в ошейнике они не убегут дальше городских ворот.
— Но ведь не все рабыни хотят бежать?
— Конечно. На самом деле, беглянок очень мало. Важно, чтобы девушка понимала: хочет она бежать или нет, побег практически невозможен. Потому вас и связывают. К тому же, если рабыня и сумеет скрыться от своего хозяина, у нее все равно появится новый. Зачастую гораздо хуже первого.
— Да, господин.
— Попытка бегства — глупый и неоправданный риск. Пойманной рабыне могут запросто отрезать ноги. Она содрогнулась.
— Я бы побоялась бежать, господин.
— Но ты же пыталась улизнуть из Порт-Кара.
Тогда я поймал ее, связал и вернул Улафи, бывшему в то время ее хозяином. Я хотел сам отвезти блондинку в Шенди в надежде напасть на след вероломного Шабы, предавшего Царствующих Жрецов.
— В то время я еще ничего не понимала, — смутилась, она. — Я не знала, что побег невозможен, и не представляла, как сурово могут меня наказать. Я даже не догадывалась, что это значит — быть рабыней на Горе.
— Теперь догадываешься? — усмехнулся я.
— Да, господин. — Она стояла на коленях у невольничьего колышка, с петлей на шее. — Знай я тогда то, что знаю сейчас, я не осмелилась бы и шелохнуться!
Я кивнул. Умные женщины быстро понимают, что их ждет на Горе.
— Господин?
— Да?
— А все хозяева привязывают рабынь на ночь?
— Нет. Многое зависит от обстановки и от самой рабыни.
— Если рабыня всем сердцем любит господина, он же не станет привязывать ее?
— Может, и станет, если захочет напомнить ей, что она — всего-навсего рабыня.
— Понимаю.
— Иногда, — сказал я, — рабынь запирают в конуру или приковывают цепью к железному кольцу.
— Зачем?
— Чтобы их не украли. Блондинка вздрогнула:
— Разве рабыню могут украсть?
— Запросто, — сказал я. — На Горе это случается сплошь и рядом.
— Я слышала, что девушек на ночь приковывают цепями к кровати господина.
— Да, такое часто бывает.
— Но ведь в покоях своего господина девушка находится в безопасности?
— Конечно, — сказал я, — если ее господин там же.
— Тогда зачем же приковывать ее цепями?
— Потому что она — рабыня.
— Да, господин. — Блондинка низко склонила голову.
— Ну что же, — сказал я, — пора привязывать тебя на ночь
— Пожалуйста, господин, — торопливо выпалила она, — позволь мне еще немного поговорить с тобой. Не привязывай свою рабыню прямо сейчас.
— Ладно, — согласился я.
Она с радостным видом опустилась на пятки и положила руки на веревку у самого горла.
— То, что Кису сделал сегодня с Тенде… Разве это не ужасно?
— Что?
— Он заставил ее танцевать обнаженной!
— Ну и что?
— Но… — смешалась девушка.
— Она — рабыня, — напомнил я.
— Да, господин… А рабыне позволяется танцевать голой?
— Да.
Она потупила взгляд:
— Господин…
— Да? — откликнулся я.
— Рабыня — это все равно что вещь?
— Конечно.
— И я — вещь?
— Естественно. Причем очень красивая вещь.
— Спасибо, господин.
— Тебе не нравится быть вещью? — поинтересовался я.
— Я не чувствую себя вещью, — призналась она.
— С точки зрения горианских законов, — уточнил я, — ты скорее животное, чем вещь.
— Да, господин…
— С одной стороны, никакое животное — ни человека, ни белку, ни птицу — нельзя назвать вещью или предметом, поскольку они одушевлены. С другой стороны, все живые существа являются предметами, поскольку занимают место в пространстве и подчиняются физическим законам.