Истина о мастерстве и героизме
Шрифт:
О, эти русские! Они были просто волшебники. На протяжении всей войны не переставали удивлять. Бывали случаи, до Сталинграда, когда целые армии вермахта пытались обойти заболоченные местности и труднопроходимые преграды, тратя драгоценное время и ресурсы. В этот момент русские передовые отряды, соорудив настил по болоту наступали с тыла. Они появлялись просто из ниоткуда.
Их несгибаемой силе воли можно было позавидовать. Если бы Гауптман сам не находился в ужасающем отчаянии, то он бы, мог их уважать!
Да.
Какой глупец придумал это безумие? Кто помогал нашим инженерам строить свои первые танки и обкатывать их здесь, в России?? Кто помогал обучать наших пилотов мастерству воздушного боя здесь, в России? Русские. Это были русские. И мы посмели, так вероломно, воткнуть нож в спину нашим благодетелям, которые по–сути помогали поднимать Германию с колен после Версальского мира?
Ходили слухи, что эпидемия туляремии — одно из видов нового, так называемого биологического оружия русских.
За скупой кружкой редкого чая Ульрих поведал историю своего отца, который в 1915 году на Восточном фронте командовал батареей при штурме крепости Осовец. Он рассказывал случай, что атакованные газом русские солдаты и офицеры, вместо того, чтобы спокойно и тихо умереть и сдаться, бросились в атаку на наступавших.
Это было ужасное зрелище. Сотни «мертвецов» как один поднялись и, с криками «Ура», обмотанные бинтами, отслаивающейся кожей и, выплевывая свои лёгкие, бросились в атаку на недоумевающего противника.
Немецкие войска были отброшены.
И этих людей, мы, здесь пытались уничтожить? Более того, мы называем их «унтерменшами», показывая их недоразвитость.
Уже сейчас, здесь, в Сталинграде понятно — всё это полный абсурд. Нам, немецким солдатам, уже это было видно с первых дней войны. Взять хотя бы их танки. По–своему, это было произведением искусства. Там, где нами предоставлялась немецкая педантичность, русские продвигали простоту и практичность.
Пропагандисты СС предоставляли эту технологию отсталой! Вздор! Она просто была другой. И Гауптман понимал, что технология русских в итоге победит.
За такими упадническими настроениями он проводил редкие минуты холодными и голодными ночами в перерывах между артиллерийской канонадой в компании своего друга лейтенанта Ульриха и их командира — Оберста Торвальдссона.
Эта ночь не была исключением. Грузовой самолет скинул коробку с припасами в Сталинградский котел. Гауптман взял немного чая, съестного и шоколадку. Мог ли он подумать два года назад, будучи в Германии, что этот скудный ужин в кругу обречённых друзей будет почитаться взаправду как самый лучший праздник?
Странно, до войны он совсем не знал своих коллег. За годы боев они крепко сдружились, но было что–то ещё.
Что–то неуловимое. Виталису казалось, что он знал этих людей ранее. Впрочем, и по жизни, у него иногда возникало ощущение, что, встретив нового человека, он был чем–то похож на своего старого, давно забытого приятеля.
— Виталис рассказывал мне, о твоём письме отцу, Ульрих, — Оберст обращался к лейтенанту.
— Да, герр Оберст, — Ульрих поддержал разговор, — Вас что–то смутило?
— Меня смутили последние строки, — после этих фраз Оберст задумался. — Ты сказал, что в Сталинграде нет Бога.
— Так точно, — лейтенант продолжил, — здесь нет Бога, герр Оберст. Посмотрите на все эти ужасы. Я был религиозным человеком, но моя вера разбилась о Сталинград. Если на страшном суде мне укажут, что я не достоин света и мне уготован Ад….
Ульрих осекся, а затем продолжил с ещё большим энтузиазмом:
— Я рассмеюсь им в лицо, ибо я уже видел ад. Да! Я был в самом аду. В аду отчаяния и уныния. Безнадежности. И, разве, смогут они напугать меня своими предстоящими муками? Я приму их за должное.
Оберст какое–то время обдумывал услышанное.
— Дело в том, лейтенант, что мы и есть в аду.
После этой фразы оберста Виталис побледнел. Его мозг начал работать с утроенной силой. Он начал вспоминать события недалекого прошлого. Да! Он вспомнил. Где–то за гранью этой реальности Виталис, или Виталик, как его на самом деле звали погиб. И, вот, теперь со своими друзьями он отправился в опасное и трудное путешествие. Они проникли в девятый мир на девятом круге ада. И имя ему было…
— Ему имя Уныние, Виталик, — ответил Торвальд, который сидел за столиком в маленьком блиндаже в форме оберста. На столе лежало немного шоколаду. В военные кружки был налит уже остывший чай. В углу коптила печка–буржуйка.
— Вот ведь попали–то! — Алексей так же пришёл в себя. — Сталинград! Кто бы мог подумать… Уныние?
— Да, — Путешественник принялся объяснять, — девять кругов, как девять грехов. Могут и отличаться, в действительности, от того, что мы когда–то знали живыми. Но общая концепция верна. Уныние — грех. Безнадёга, невозможность изменить ситуацию. Принять за должное самые отвратительные человеческие качества и смириться с ними.
Спутники какое–то время сидели молча. Каждый думал о своём:
— Только бы не сломаться, — подумал Виталик.
— Только бы ребята не сломались, — подумал Торвальд.
— Блин, я же лейтенант немецкой армии! — с восхищением подумал Алексей, осматривая табельное оружие
— Что–то тут не сходится, — кинулся в рассуждения Виталик, — я изучал историю. Я знаю про Сталинград. Я читал эти письма с фронта, про которые мы сейчас разговаривали.
— Ну и что? — прервал размышления Алексей.