Истинная для Грифона
Шрифт:
А после обеда я заседала в библиотеке за книги, пытаясь впитать в себя как можно больше знаний о мире. В частности, я узнала о печатях. Как я уже знала, печати — это своего рода паспорт, который получает каждый гражданин по достижении 16 лет. Магически в нее вносятся данные о человеке, вплоть до зарегистрированных им правонарушений. Если 16-летний гражданин отказывался наносить печать, то его ссылали в соседнюю страну, где было легче получить гражданство. Лица старше, лишенные печати или самовольно избавившиеся от нее были вне закона и подлежали
Печатей было несколько видов: печать сюзерена с гербом сюзерена, дающая гражданство; сам сюзерен получал печать рода при инициации магической силы; король тоже имел печать Источника; также были печати эмигрантов. Печати греха (как у меня), ставились преступникам, которых взяли под опекунство. Они применялись, как правило, к аристократам, когда суду подвергался весь род, чтобы не судить фактически невиновных членов рода. Преступник, взятый под опекунство, потом мог войти в род опекуна, либо получить печать сюзерена и обрести свободу. Таким образом опекун обогащал свой род новой кровью с возможной примесью магического дара. Сам опекаемый так избегал позора и лишения титула.
Отдельно шли печати магов. Маги являлись привилегированными членами общества. После проявления в них сил, печать сюзерена сменялась печатью силы мага. Маги были свободны от большинства законов и обязанностей перед родом.
Главное, что я узнала, что печати ставятся добровольно. Дрейсон пошел против закона, поставив мне вместо печати сюзерена, печать греха. Кроме того моя печать не содержала всей необходимой информации кроме имени и имен родителей, ведь информация считывается магически. Оставался вопрос, зачем Дрейсон выбрал именно печать греха? Я бы ушла с ним из борделя в любом случае, на любых условиях. Но он предпочел поставить печать. Чтобы привязать меня к себе? Печать сюзерена сделала бы меня свободной. С печатью греха же, даже, если удастся сбежать, меня снова вернут Дрейсона, как опекуну.
Иногда я ходила в конюшни или псарни, чтобы побыть с животными. Тогда я и узнала о Видящих. Точнее попыталась познакомиться с одним из них. Тимох был невысоким коренастым мужчиной лет 35. Всегда угрюмый, в широкополой шляпе, скрывающей рыжеватые волосы.
— Здравствуйте, мне кажется, лошадь беспокоится, — я подошла к только пришедшему Тимоху, зная, что он следит за здоровьем животных. Пегая кобылица меня сильно беспокоила, казалась уставшей, отказывалась даже от яблок, которые очень любила.
Тимох словно нехотя перевел свой взгляд на меня. Смотрел в мои глаза, пронзительно и очень долго. Меня и саму удивили глаза мужчины. В светло-серой радужке проявлялись зеленые прожилки. Впервые такое видела. Моим глазам все удивлялись. И даже разок спросили, не Видящая ли я. И теперь я поняла, почему.
Так ничего не сказав, Тимох отвернулся и отправился в конюшню. Позже оказалось, что у кобылицы воспалилась десна. Вот только об этом я узнала от конюхов, Тимох со
Некоторое время я обижалась, думала он брезгует разговаривать с любовницей вита. А потом мне пояснили, что все Видящие такие, не от мира сего. В них проявляется искра силы Зеленого источника. Самые сильные из Видящих способны даже слышать волю Источника. Потому Видящие все же ближе к лесу, чем к людям. И потому столь нелюдимы.
Некоторое время я все же безрезультатно пыталась его разговорить. Мне было очень интересно узнать о животных, об уходе за ними. Но Тимох чаще всего меня игнорировал. Но потом случилось нечто странное.
Мы с Вильей возились в ее саду. Солнце еще не успело достигнуть зенита и скрывалось за облаками. Я рыхлила землю вокруг серебряных колоколец, редкого и довольно вредного растения, но чудодейственного в лечебных отварах. Внезапно сознание буквально прошило болью и мольбой, но не моей, чужой. Кто-то звал меня и просил о помощи.
— Вилья, — я бросилась к женщине, чуть ли не плакала. — Там… Там кто-то зовет… Помощь… Нужна помощь… — мои пальцы судорожно сжались на ткани платья Вильи. Я тянула ее к ограде, каким-то шестым чувством зная, что там находится тот, кому нужно помочь.
Вилья поверила мне без раздумий, последовала за мной так быстро, насколько это возможно в ее возрасте. Выходов из поместья было два — главные ворота и калитка, выводящая к лесу. Именно к калитке я ее и тянула. Вилья отворила дверь, в которую я выскочила вперед нее. Мне удалось покинуть поместье, но этот факт не волновал. Кто-то был в беде, и я должна помочь ему. Тут кусты передо мной зашевелились. Подскочив к ним, я раздвинула листву и увидела перед собой дикую кошку. Она напоминала рысь, кисточки на ушах, большие лапы, только шерсть серая с белым. Кошка лежала на боку, тяжело дыша, ее второй бок кровоточил. А еще она была беременна.
Кошка была размером с большую собаку. Как можно аккуратнее я подхватила ее на руки и понесла к калитке. Шла быстро, но стараясь не тревожить раненое животной.
— Тимох! Тимох! — прокричала я, почти на панике, по щекам скользили слезы. Казалось я каждой клеточкой тела ощущаю боль кошки.
Тимох выскочил из конюшни на мой крик, не задумываясь рванул ко мне.
— Помоги ей, — задыхаясь попросила я. Тимох положил руку, засветившуюся мягким зеленым светом на голову кошки. Прикрыл глаза, словно прислушиваясь.
— Она отдает силы котятам, не спасти.
— Тогда нужно спасти котят, — твердо произнесла я, словно озвучивая волю кошки.
Тимох кивнул, соглашаясь со мной. Мы понесли кошку в конюшню. Там я носилась по поручениям Тимоха, пока он принимал срочные роды. Вскоре подтянулась и Вилья с отварами и примочками. Кошка родила троих слабых, но живых котят. Взглянув на них, и кажется, улыбнувшись в душе, она умерла. Вечером мы похоронили кошку за оградой. На нашем попечении осталось три котенка, которых нам предстояло выходить.