Истинная моего брата
Шрифт:
— Почему? — спросила я, откинувшись на подушки. — Я хочу тебя…
Мои слова подействовали на мужчину совершенно противоположным от желаемого образом: он совсем отстранился, встал с кровати и, найдя футболку, натянул её на себя.
При этом, откровенно вставший член выдавал его с потрохами, но Кирилл и не скрывал своего возбуждения. Да и разве может он быть не возбуждён, после того, что тут творилось всего несколько минут назад?
— Я тебя тоже очень хочу, — сказал Кирилл, — Но я не хочу, чтобы у нас просто ни с того, ни с сего был секс, а потом ты считала это ошибкой. Нет,
Его слова были простыми и откровенными, я даже почти смутилась, но потом поняла, что это было бы глупо: лежать в его постели голой после оргазма и краснеть от того, что он пообещал дальнейшего развития отношений.
— И с чего ты решил, что я хочу чего-то кроме секса? — я постаралась выглядеть невозмутимой, но внутренне вся дрожала. Я хотела, конечно я хотела, пусть эта мысль и оформилась у меня в голове только сейчас. Но я была бы не я, если бы не задала этот вопрос.
— А разве нет? — в голосе Кирилла не было и толики сомнений. — Стоит тебе сказать и… Нет, отступать я не буду, но ухаживания могут растянуться года на два-три.
Я улыбнулась.
— Думаю, нам не стоит терять время, — произнесла я, поднимаясь с кровати и бесстыдно проходя мимо мужчины, покачивая бёдрами. А что? Я вот за сорочкой пошла. — Успевай в душ… тебе ведь нужнее, — и я слегка злорадно усмехнулась.
Кирилл на это никак не отреагировал, разве что, действительно пошёл в сторону ванной.
Глава 12. Кирилл.
В планах у меня был всего-лишь поцелуй, я не планировал заходить настолько далеко. Но Ева так сладко пахла возбуждением, что я просто не смог сдержаться и оставить её неудовлетворённой. Она так ярко реагировала на все прикосновения, что мне эгоистично хотелось взять её прямо после того, как она кончила, чтобы просто увидеть, какой она будет во время настоящего бурного секса.
Но тут моё самообладание, к счастью, не подвело. Я заставил себя говорить правильные вещи, хотя у самого в голове набатом била мысль о том, что всё это бред и я не должен останавливаться.
Стоять под струями совершенно ледяной воды пришлось долго, очень долго. И стоило только подумать о Еве, как возбуждение возвращалось вновь. Но в итоге мысли о больных щеночках помогли мне избавиться от каменного стояка.
Когда я вышел в коридор, то я Ева уже ждала “своей очереди”. Она, к счастью, накинула свою эту тряпочку, не скрывавшую даже очертаний тела, но, всё-таки, не осталась голой. Это радовало… Или нет.
Пока Ева была в ванной, я решил перекусить. Хоть какое-то же удовольствие я должен доставить своему телу. Хотелось, конечно, не пищевого удовлетворения, а совсем иного, но я заставил себя сосредоточиться на бутербродах и кофе.
На часах была почти половина третьего, за окном огни ночного города, а Ева вышла из ванной и ушла в свою спальню. Мне бы хотелось сейчас быть рядом с ней, или, ещё лучше, в ней, но я смотрел на неё, узнавал больше и понимал, что торопиться просто-напросто противопоказано. В отношениях с Евой можно “не справиться с управлением” и тогда всё, пиши — пропало. Одно неверное движение, и её
Минут через пятнадцать гробовой тишины Ева показалась на кухне. Она, ни разу не взглянув в мою сторону, подошла к чайнику, налила себе чай, предварительно достав из шкафа пакетик, сделала бутерброда и так и осталась там, стоя поедая свой слишком ранний завтрак.
В её движениях совсем не осталось прежней неловкости, неуклюжести. Они стали, видимо, вновь, плавными и уверенными, такими, будто бы Ева специально отрабатывала каждый свой вздох.
— Приятного аппетита, — сказал я, продолжая ею любоваться.
Ответом мне послужило почти бессвязное: “Угу” — и даже вежливого: “И тебе тоже” — не последовало.
— Ты жалеешь о том, что было, или о том, чего не было? — спросил я, выходя из-за стола. Я видел, что Ева чем-то озадачена и даже почувствовал себя виноватым из-за своего внезапного порыва.
Но, когда она подняла на меня взгляд, я понял, что я тут не причём, и причина её грусти кроется в чём-то ином. и даже догадывался, в чём. Мама об этом предупреждала, кажется.
— Я беспокоюсь за детей, и мне стыдно за то, что я не рядом с ними, — не стала ходить вокруг да около Ева. — Твои родители же не обязаны…
Я мягко перебил её, сказав:
— Не обязаны, конечно, но хотят. А раз они хотят, почему ты должна отказываться от их помощи? Мама только рада, папа не очень рад, но он ждёт, когда мелкота подрастёт, тогда можно будет с ними и побегать, и ещё чем-нибудь позаниматься. Они любят твоих детей, Ева, и тебя любят, так что привыкай: ты — не одна.
Ей явно было неловко слышать эти слова, но я продолжал, потому что понимал, просто так её не убедить, повторять это надо почаще, чтобы просто прижилась информация:
— И в том, что впервые за две недели ты осталась на день вдали от них, нет ничего страшного. Зато у тебя мешки под глазами стали хотя бы не такими огромными, а цвет лица теперь менее зелёный.
Ева не смогла сдержать смешок, попытавшись прикрыться кружкой. Но буквально в следующее мгновение её лицо стало невероятно серьёзным, и она посмотрела мне в глаза. Пристально, так, будто бы хотела в голову мне влезть. А потом спросила:
— Зачем я тебе?
Этот вопрос поставил меня в ступор? Зачем? И правда, задавался ли я сам этим вопросом. Пока она просто мне нравилась, пока меня к ней тянуло, я пытался избавиться от своих чувств, но как только я узнал, что она — моя истинная, то всё, у меня будто бы короткое замыкание случилось. Я понял, что во что бы то ни стало должен влюбить её в себя, чтобы она начала испытывать все те же чувства, которые я испытываю к ней.
Мелькнула мысль о том, что можно сказать Еве правду. Я действительно хотел это сделать, но всё-таки я не стал. Те её слова о том, что “она бы себе не простила” никак не дают мне покоя. Она должна быть со мной не из чувства долга или жалости. Наши отношения не должны быть для неё досадной необходимостью.
— Я тебя люблю, — нисколько не соврал я. — Ты мне понравилась, ещё когда я увидел тебя рядом с братом, но не позволил себе даже мечтать о тебе. А теперь я просто схожу с ума оттого, какая ты восхитительная.