Истинный маг

Верещагин Петр

Похороны знаменитого по всей Галлии барда Талиесина собрали не так уж много народу. Сказать по правде, совсем немного. Простой бродячий менестрель, который забрел на незнакомый хутор и ночью мирно скончался от сердечного приступа, и то мог бы похвастать более пышным похоронным кортежем.

Была ли причина в том, что некоторые песенки Талиесина доставляли удовольствие лишь ему самому, но не слушателям, что жаждали веселья и развлечения, а получали издевательски рифмованную лекцию о сущности бытия? Или в том, что бард в грош не ставил богатство, звание, положение и прочие общественные заслуги тех, с кем встречался? А возможно, злую шутку с Талиесином сыграла Сборщица Душ, «расплатившись» так за многочисленные шуточки,

которые бард при жизни отпускал в ее адрес?

Во всяком случае, у погребального костра находились только четверо, и только двое из них ни от кого не скрывались. Нашедший тело парнишка, который по обычаю прибрал себе немногие ценности покойного и по обычаю же снарядил его в последний путь, и отец парнишки, который проследил, чтобы все было сделано как надо. Провести положенный обряд от начала до конца он сам не мог: преждевременная старость так скрючила Ниала О'Доннела по прозвищу Длиннорукий, что передвигался бывший великий герой лишь с помощью клюки и замысловатой ругани.

Когда костер прогорел, две тени скользнули между мгновениями и заставили двух О'Доннелов замереть на месте. Временно, превращать их в каменные изваяния навечно не было нужды.

– Прощай, бард. – Голос принадлежал старику, что проводил в мир иной многих своих знакомых и ныне расставался еще с одним из них. – Да обретешь ты в пути запасные струны для лиры – а все прочее сам добудешь песнями.

– Прощай, Талиесин. – Пожилая и уставшая женщина говорила так, как говорят с былым другом, верным недругом и добрым соперником, когда соперничество, вражда и дружба уже не имеют значения. – Да не будет тебе в пути иной удачи, кроме удачи твоей музыки и слов, да не заплатишь ты иным даром, кроме дара быть самим собой.

– Не очень лестное пожелание, Королева, но я принимаю его, – с насмешкой заявил призрак барда, тонким дымом поднимаясь с оранжево-серого ложа из горячих углей. – Встретимся на пиру у Серебряной Руки, Морра.

– Сомневаюсь, – заметила тень старика.

Та, которую призрак назвал Моррой, шагнула сквозь огонь и отбросила капюшон, скрывающий лицо старика.

Но под капюшоном темного плаща не было ни лица, ни головы.

В следующее мгновение плащ с шорохом осел наземь и обратился в лохмотья столетней давности.

БЫВШЕЕ

Девочка очень любила слушать сказки. И еще больше любила сочинять их, дополнять новыми деталями, в каждой сцене воображая себя главной героиней. А как же иначе? Для этого сказки и существуют, давая детям возможность ощутить себя на месте великих героев, кудесников, риксов, бардов и прочих выдающихся особ, не сталкиваясь при этом с риском, предательством и разочарованием, неизменными спутниками указанных особ.

Девочка Морра так и не поняла, в какой именно момент черта между сказкой и былью растворилась, смытая волнами Узкого моря. Казалось бы, только что нянюшка Маэв рассказывала байку о знаменитом волшебнике по прозванию Кречет, о его детстве и юности, – и вот этот самый Кречет вытаскивает промокшую до ресниц шмакодявку из жадных щупалец прибоя, отмахиваясь от ревущих волн и грозя посохом морской пене. Люди потом говорили, что буря налетела с запада, опустошила округу, погубила полторы сотни человек и оставила без крова тысячу с лишним, – десятилетняя Моргьен ЗНАЛА, за кем на самом деле пришла эта буря. Пришла и не получила, потому что Кречет пришел за бурей и вырвал у нее добычу. Насколько добыча была законной, сам волшебник, который предпочитал прозываться друидом, не рассказывал, а Морра боялась спросить.

Правда, обо многом другом девочка спрашивать не затруднялась. И на некоторые вопросы Кречет отвечал сразу, на другие обещал ответить через некоторое время (и выполнял обещание), третьи оставлял без ответа (мол, сама поймешь, когда вырастешь), а четвертые аккуратно собирал, складывал в кипу и прижимал неровным куском нефрита, чтобы ответить сразу на несколько. Случайную свою воспитанницу он обучал вещам не совсем обычным, но и не так, как у кудесников, магов и друидов заведено наставлять своих учеников-наследников. Моргьен далеко не сразу поняла, кто она (точнее, ЧТО она такое, на какие вещи способна), но как только это до нее дошло – пятнадцатилетняя девушка дала деру, словно за ней гнался сам Рогатый Кернанн во главе Дикой Охоты. Убежать ей удалось на удивление далеко, через Ллогрис, Гитин и Овернь до самого Лазурного берега, отвоеванного у гэлов Империей лет за пять до того. На границе Империи Моргьен и остановилась. Остановилась, почуяв впереди опасность куда более серьезную, чем та участь, которую, по ее мнению, готовил для воспитанницы Кречет. Тем самым Морра сохранила себе жизнь и свободу, обойдя стороной бешеный отряд Ловчих, что блуждал по землям Средиземноморской Империи со времен кончины Архимеда, величайшего из Arithmancii.

С Кречетом она свиделась только через два года, уже пройдя достаточно далеко по тропам Посвященных, чтобы не испугаться встречи. Но пугаться было нечего: друид просто поинтересовался, как жизнь и не нужно ли чего, рассказал последнюю байку о Черном Властелине из Загорья, посмеялся вместе с Моррой над хроническим невезением очередного кандидата в великие маги – а затем, не прощаясь, пошел своей дорогой.

Он всегда, с некоторой обидой думала молодая колдунья, поступает так, как хочет, не считаясь ни с кем и ни с чем. Обижаться на это было, пожалуй, бессмысленно, однако охарактеризовала прежнего наставника Морра абсолютно верно.

Много позднее она поняла, что как раз эта свобода в действиях и делала Кречета столь грозным в своей непредсказуемости противником. Пожалуй, даже слишком поздно…

СКАЗАНИЕ СЕДЬМОЕ

КОГДА-НИБУДЬ

Старый маг, что звал себя Кречетом, сидел на берегу пруда и ловил рыбу. Самую обычную рыбу, самой обычной удочкой, на самых что ни на есть обычных червей.

Пруд был весьма обширным, но озером его люди знающие не называли. Озера обязаны своим возникновением природе, тогда как пруд – почти всегда рукотворен, ибо где-то создана заПРУДа, которая препятствует обычному течению рек или ручьев, те разливаются и образуют водоем. Запруда, конечно, не дамба или плотина, однако обыкновенно нуждается в присмотре, без него – вскоре объявится течь и рукотворный водоем исчезнет или сильно обмелеет, оставив заболоченную низину.

Но этот пруд, будучи рукотворным, несколько столетий (или даже тысячелетий) прекрасно существовал сам по себе. Ну, почти сам по себе – запруду поддерживали в порядке те, кто ничего о ней не ведал и ведать не желал. Обитатели крошечного замка-храма на острове посреди пруда.

Каэр Банног, так звался замок. Мало кто знал, что в островных чертогах во время оно обитали короли Ллогрис; истинные короли, не теперешние риксы и даже не легендарные ард-риксы. Было это до тех времен, когда с запада прибыл Парлан и его железный флот с огненными парусами, а с востока пришли гэлы, бежавшие из Загорья. Некоторые сказания причисляли этих королей к прачеловеческому роду, но Кречет, сам наполовину ллогр, лишь усмехался этому. Человек и человечество много старше, чем полагает большинство мудрых…

Поплавок дернулся – раз, другой. Кречет подсек, искусно выдернул из водяного зеркала толстого карася – поверхность пруда даже не шелохнулась, – ловким ударом палки оглушил рыбу и бросил рядом на траву. Ужин есть, да еще и на завтрак останется.

Потроша рыбину, он наткнулся на металлический ободок. Промыл в чистой воде, протер песком – и на ладони сверкнуло тонкое серебряное кольцо. По наружной стороне шли полузнакомые руны дверлингов, внутреннюю отмечали угловатые письмена Старого Мира.