Исток
Шрифт:
– Товарищ капитан, разрешите доложить?
– Говори, что у тебя там?
– Со мной наши потомки связались, из будущего, машина времени похоже, предлагали помощь. Я им чем-то подходил как контакт с советской властью. Они на меня маяк поставили.
Та меня изумлённо смотрело множество глаз, в штабе два десятка командиров, включая начальника штаба стрелковой дивизии. Плюс связисты. А голос я не понижал.
– Контузия, - кивнув в мою сторону, сказал комбат начштаба дивизии.
– Товарищ капитан, я сам думал, что это последствия контузии, уже после боя это случилось. Они помогли остатки немцев добить. Я это в рапорте не указывал. И чтобы командование поверило, мне передали доказательство. Вот, кобура с пистолетом. Это автоматический пистолет Стечкина, и четыре запасных магазина с патронами. Девять
– Офицерское?
– приняв в руки тяжёлую кобуру, спросил начштаба дивизии наш капитан взять не мог, руки обожжены.
– Я тоже спросил, мне ответили. С начала сорок третьего года, вернули погоны и звания солдат и офицер. И ещё, товарищ полковник, очень мало времени осталось, мне наши потомки сказали, что у них окно в две недели, и они потеряют контакт с нашим миром, хотят подарок сделать.
– Что именно?
– Они из другого времени, или мира, я не понял, спёрли линкор немецкий, шестнадцатого года, Империалистической, потом линейный крейсер и четыре нефтяных эсминца. Предлагают их нам. Конечно для нас это старьё, но корабли новые, только приняты флотом были. Вон, Северному флоту как бы пригодились, а то там ничего нет. Мне так сказали, я не знал. Грех отказываться от такого предложения, тем более от души сделали.
– Да?
– с интересом меня разглядывая, полковник всё же смог пристегнуть Стечкин к кобуре, и вскинул его к плечу, прицеливаясь.
– А ничего так, я бы от такого оружия не отказался. Это всё доказательство или ещё есть?
– Когда война закончиться?
– спросил комбат, не давая мне ответить.
Тут уже все превратились в одно большое ухо, а мне было что сказать, вот и сообщил:
– Девятого мая, тысяча девятьсот сорок пятого года, трое советских бойцов, подняли красный флаг над Рейхстагом в Берлине. Немцы капитулировали.
Это вызвало бурю в избе, где располагался штаб, радовались искренне и от души, но полковник приказал всем замолчать, уточнив:
– Что за бойцы?
– Мне фамилии говорили, но я забыл. Много что говорили. Например, что за время войны, эти четыре года, Советский Союз потеряет убитыми и пропавшими без вести, двадцать семь миллионов граждан.
Не сразу, но начали осознавать какие это цифры, многие побелели, я же добавил:
– Много что рассказали и доказательство предоставили, но лучше это наверху описывать и показать.
– Нет уж, описывай сейчас, мы те, кто заслужил это знать, - велел полковник.
– Всё у них хорошо, - быстро сказал я, и стал рассматривать стену, иногда бросая на полковника быстрые взгляды.
Даже тупой догадается что я вру, и полковник пристально на меня глядя, хмурился всё больше и больше. Да и остальные тоже начали настроение терять, ясно что в будущем ожидалась большая оп-па.
– А ну говори!
– рявкнул полковник.
Сгорбившись, я и стал описывать:
– Немцам служить пошли многие на оккупированных территориях, особенно из Западных областей Украины, они стали крепким тылом немцев. Из них формировались карательные батальоны. Именно они уничтожали наших граждан, сжигали заживо в сараях, ловили партизан, диверсантов. Наших разведчиков. В сорок четвёртом на их базе немцы сформировали несколько дивизий СС. Когда мы войну выиграли, украинские националисты, из УПА, преданные подручные немцев, а их главари Бандера и Шухевич, ушли в леса. Их прозвали бандеровцами. Днём это обычные колхозники, а ночью нападают на советских граждан. Бывают и днём отрядом, даже на арамейские части. С этими бандами боролись до конца пятидесятых. А Сталин отдал приказ, после войны, националистов не вешать и не расстреливать как предстателей за их преступления, а отправлять в тюрьмы на исправление. Мол, мы итак много мужчин потеряли, не стоит добивать ещё, пусть граждане Союза, численно растут. Бандитов перевоспитать невозможно, тем более амнистия была, и они воспитали детей в ненависти к Советскому Союзу. До пятидесятых годов боролись с нами. А там их кураторы из-за границы велели уйти им во власть. И стали дети и сами бандеровцы, пробираться во власть, они становились коммунистами, депутатами, работали в милиции и в КГБ, это бывшее НКВД, к восьмидесятым, власть была полностью в руках бандеровцев.
Я закончил, и сел за стол, сцепив руки в замок, глядя перед собой. Многие переваривали услышанное, а полковник, мотнув головой, явно отбрасывая неприятные мысли, сказал:
– Это всё слова, доказательства есть?
– Конечно.
Я сделал вид что склонился к вещмешку, а что, я при вещах, и достал планшет, включил, всё же готовился к подобному, мало ли на войну эту попаду. Да, давно планировал вот так выйти на верха и слить информацию что будет в будущем, потом посмотреть, что из этого выйдет. То есть, я в этом фильме собираюсь прожить довольно долго, мне результат важен, глянуть на те брызги в истории, когда я в неё камень информационной бомбы зашвырну. Так вот, открыл страницу книги, и подал планшет полковнику, а тот прочитал вслух:
– Мемуары маршала Георгия Жукова. Великая Отечественная война, тысяча девятьсот сорок первого и тысяча девятьсот сорок пятого. Ладно, верю, были потомки. Такую технику ещё не видел. Так, Ивушкин, собирайся. Лично в Москву отвезу. Такое дело, требует быстрых решений.
Я собрался быстро, планшет тот мне не вернул, сказал сохранит, а когда шёл к выходу, комбат спросил, в стоявшей тишине.
– Лейтенант, немцы Москву возьмут?
– Дойдут, на тридцать километров сблизятся, в бинокли будут видеть окраины, а там их погонят. В некоторых местах на триста пятьдесят километров откинут.
– Хорошо. Хоть такая приятная новость.
Меня же переодели, комбез зимнего образца сдал, полушубок вроде того, в котором Ивушкин прибыл в часть, может даже его, шапка-ушанка, так что переоделся, полковник уже комдиву успел доложить, и нас с усилением из взвода бойцов на двух машинах, в тыл, на «эмке» комдива. Да ещё усилили нас трофейным бронетранспортёром. И похоже сообщили в тыл, ждали. И там скорым ходом, также на автомобилях, до самой Москвы. Прибыли ночью, большую часть дороги спал. Машины неслись на максимальной скорости, что позволяла дорога. «Ганомаг» где-то по пути развернули назад. Думал в Генштаб, или ещё куда, но видимо прямо сказали, или намёк дали, что за ценную информацию везут. Сразу в Кремль, было пол одиннадцатого ночи. Оружие сдали с полковником, в гардеробе верхнюю форму, там в приёмную сотрудник провёл. Ну полковника сразу пригласили, тот видимо доложил, потом и меня вызвали, на столе и кобура, отдельно Стечкин, и планшет лежали.
– Рассказывайте, - велел усатый хозяин. Кроме него было ещё двое, маршал Шапошников и Берия. А вот полковник вышел в приёмную, как я отметил.
Вот так я и начал рассказ, по сути тоже что описал в штабе. Думаю, там ох как особиты лютуют, беря со всех подписки о неразглашении. Скорее всего большую часть просто в тыл отправят, подальше от фронта, как секретоносителей высшей категории. Да и сами разберутся. За полчаса дал довольно краткую информационную сноску. Я уже включил планшет, полковник видимо не смог, и Шапошников, слушая меня, читал мемуары Жукова.
– Когда с вами свяжутся потомки?
– спросил Берия.
– Следующий сеанс связи, когда я буду на Севере. Парни же обещали передать боевые корабли, а маяк я, они меня найдут там.
– Корабли с Империалистической, - поморщился Шапошников.
– Ни зениток, ни оборудования поиска подводных лодок. Связь никакая. И тихоходы наверняка. Там модернизация займёт немалое время.
– Дарёному коню в зубы не смотрят, - вздохнул Берия.
– Тем более, сколько команды будут их осваивать? Год? Там все модернизации будут проведены. А такой корабельный кулак, на Северном флоте, точно пригодиться. У нас там почти ничего и нет, гражданские суда вооружаем.