Истоки (Книга 1)
Шрифт:
Встал, отодвинулся за колонну, терпеливо снося неприятный треск аплодисментов: казалось, звонкие ладони хлестали его по ушам.
Все вышли в фойе, в ложе остались Вера и Михаил. Стоя за колонной, Александр наблюдал за ними.
– Вера! Еще раз с фронтовым приветом!
– сказал Михаил таким неестественным тоном записного оптимиста, что Александр почувствовал неловкость за него.
– Михаил Денисович, я рада, что вы живы, здоровы...
– Вера умолкла, очевидно, ей нечего было сказать Михаилу.
Михаил
Помрачнев, Александр вышел из ложи.
Подруги Веры и парень сидели за столиками и ели мороженое.
– Убей меня на месте, но Верку я не понимаю, - сказала подруга Веры.
– Вечно одна. Скрытная! Гордая! Рационалистка! Говорят, луну рассматривает в бинокль. Планирует вдох и выдох. Уверена: сидит сейчас в ложе и, не обращая внимания на Михаила, английский язык изучает.
Боясь, как бы эти люди не сказали чего-нибудь лишнего и гадкого, Александр вошел в ложу.
А Михаил в это время пришел к одному из своих многочисленных и противоречивых заключений: Вера - воплощение правильной и скучной добродетели, ее маленький рот с полной нижней губой и тонкой верхней выражает характер мелочный, тиранический. Сейчас, после фронтового сурового подвижничества, самая обыкновенная женщина была бы ему милее в сто раз, чем эта мертвая недотрога. Даже из вежливости не может улыбнуться! Веселый характер - тоже талант, как и способность любить! Бог мой, даже в наше время на земле столько угрюмых и так мало ласковых!
Когда Александр вошел в ложу, Вера тотчас же повернулась к нему, вспомнив прошлогоднюю встречу на Волге, и начала с ним непринужденный разговор.
"Как это Александр сумел оживить девчонку?" - подумал Михаил. Как обкраденный, который вдруг обнаружил свою пропажу, он оглядел брата. Александр в простиранной гимнастерке и сапогах, положив руки на спинку стула, легко разговаривал с Верой. Она, откинув голову, снизу вверх смотрела на Сашку неожиданно задорными глазами.
– Михаил Денисович, что вы все стоите? Саша, садитесь тоже.
– Миша велит мне расти. Постою.
– Куда вам еще расти! Вы и так детина высокий!
– Вера посмотрела на братьев Крупновых.
– Вы совсем несхожие.
– У нас души одинаковые, - сказал Михаил.
Вера в сомнении покачала головой.
– Сашу, правда, не знаю, но вас немного изучила.
– Она пристально исподлобья взглянула на Михаила.
– У вас сердце какое-то оголенное, беззащитное, что ли... Будьте осторожны, не наткнитесь с разбегу на острые углы, - с каким-то особенным значением предостерегала Вера Михаила.
Подруги вернулись в ложу, и одна что-то шепнула Вере. Та обернулась в зал и посмотрела на противоположную ложу. Там стоял молодой военный, улыбаясь, сдержанно помахивая рукой. Вдруг ее лицо вспыхнуло от смущения и скрытой радости.
Михаил опустил голову, Александр отвернулся и, с насмешливой интонацией выговаривая имя брата, сказал:
– Пошли, Михайло.
Александру было оскорбительно сознавать, что брат все еще мешкает в надежде, что Вера задержит его. Она даже не обернулась, когда они выходили.
Легко пружиня на носках, навстречу Крупновым шел по фойе тот самый молодой, лет двадцати пяти, майор, который несколько минут до этого приветливо махал Вере из противоположной ложи. Майор был довольно приметного роста. Начищенные сапоги почти зеркально отражали свет ламп. Темные волосы тщательно зачесаны назад, и от этого с первого взгляда замечалась самая характерная черта смелого, восточного типа лица выпяченный подбородок. Прямо, независимо и жестковато смотрели темные, в косой прорези глаза. На мгновение Михаил забыл, что сам он уже не в военной форме, без фуражки, рука непроизвольно чуть не взлетела к виску.
– Это Валентин Холодов, адъютант командующего армией, - сказал Михаил.
– Вера как-то говорила, что он присутствовал при заключении соглашения с немцами о демаркационной линии в Польше.
– Нужен какой-то особенный ум, чтобы присутствовать при демаркации? спросил Александр.
– Я не люблю оглуплять соперников. Если девушка холодна со мной, то причиной этому Холодов. Издали можно любоваться этой чудо-девушкой, но вблизи я замерз. Не человек, а алгебра. Ей бы не учительницей быть, а критиком по должности. Среди них чаще всего встречаются подобные топорики с зазубринкой, - зло, с каким-то грубым смехом говорил Михаил, поглаживая свой широкий затылок, слишком высоко подстриженный.
Александр не узнавал брата. Обычно умный, самокритичный, застенчивый, он сейчас развязно сыпал банальности, словно в парикмахерской не только обезобразили его голову, но и лишили прежней сообразительности.
– Если девушка холодна со мной, то причиной этому Холодов!
– повторил Михаил.
– Видал я его на рыбалке... Кажись, брат Марфы Холодовой, - сказал сквозь зубы Александр. Тяжело смотрел он на удалявшегося майора, пока тот не скрылся в ложе.
– Неучтиво же ты посмотрел в его спину!
– Михаил засмеялся.
– Я боец.
– Ну, вот что, боец, делать нам тут нечего. Сражение проиграно. Тебе, наверное, хочется остаток вечера провести весело? Идем!
Братья оделись и вышли на улицу...
Апрельская заря-гасила звезды, когда Крупновы, утомив себя прогулкой по Москве, вернулись в общежитие.
Михаил вскоре уснул. Александр бодрствовал. По мере испарения хмеля (были в "Метрополе") им овладевала усталость. И не хотелось думать ни о чем. Вместе с хмелем исчезало впечатление чего-то значительного, что будто бы с ним случилось этой ночью, когда он в кружке друзей брата сидел в "Метрополе".