Истоки (Книга 2)
Шрифт:
– Леночка, да ты... мощная... какая-то породистая.
Она отпрянула, взмахом головы разбрызгала по шее и щекам медовые завитки. Тонкий с горбинкой нос подчеркивал смелое выражение лица.
– Я как породистая лошадь, да? Не смейся, мне еще не такое говорили.
– Наша ты, крупновская, Лена... пижонка в тренировочном-то. Простой парень заробеет подойти к тебе.
– Простые мне не нужны. Ведь у меня был майор... Только и счастья, что Женька дразнил майоршей.
– Не дразнил я тебя, а жалел... Как погиб Холодов,
– Евгений, дай нам поговорить, - сказала Лена.
– Валяй, валяй, - ответил Женя и, сунув руки в карманы, подняв плечи, вышел из комнаты.
– От тебя я ничего не скрою, Александр, - начала Лена, садясь рядом с братом на диван.
– Мне ужасно жалко, что Валентин Агафонович не видал меня вот такой, понимаешь, ну вот такой... когда я перестала ходить, а стала будто летать. Уж если суждено ему было погибнуть, пусть бы хоть денек побыл со мной. Никогда ведь я не буду такой... Саша, как он погиб?
"Санька, откуси себе язык, она не должна знать, как тоской налились глаза Холодова перед смертью", - думал Александр.
– Он мучился? Будь с ним, я бы хоть пожалела...
Александр сказал, что Холодов вел полк в наступление, пуля в сердце ударила...
– После войны я покажу тебе могилу, - вдруг торопливо закончил он.
Лена показала ему альбом с фотокарточками Холодова, его планшет уступил старый Агафон Иванович. Заказала скульптуру - бюстик Валентина. До чего печальна была ее преданность ему. Тени желтых локонов на чистом лбу лишь подчеркивали задумчивость и тонкую скорбь ни разу не целованной своим мужем вдовы.
– У красивых людей и смерть красивая, - сказала Лена.
Александр покачал головой.
– В конце концов не важно, разорвало снарядом, пуля свалила, захлебнулся в болоте, замерз, задавило в обозе, в госпитале умер, важно сознание правоты. Красивых смертей нет, есть более или менее оправданные и бессмысленные... Холодов сознавал свою правоту...
Лена схватила руку Александра, обожгла слезами, тычась лицом в ладонь.
– Боже мой, как ты, Саша, изменился! Нос-то вырос, горбинка круче. Чужой стал с виду... Нет, нет, свой, свой и свой! Ты скажи, надолго приехал?..
– Ого, какой детина!
– воскликнул в дверях Юрий, разведя руками.
Александр застенчиво помялся, одергивая гимнастерку. При виде насмешливого и веселого старшего брата он как будто вернулся в довоенное время, ждал шутейного подвоха со стороны Юрия.
– Возмужал, братан. Пожалуй, загнешь мне салазки? Помнишь, грозился?
– говорил Юрий, все сильнее сжимая руку Александра.
– Где уж мне, раненому... А ты не хвораешь? Осунулся, - Александр участливо заглянул в лицо брата.
Острые взгляды братьев скрестились, сплелись руки, пол загудел под ногами. Так и вывалились из комнаты в столовую. Поджарый, как молодая борзая, прыгал вокруг дядьев Женька. Кудахтала повеселевшая мать.
Юля тянула Юрия за командирский пояс, а Лена - Александра за подол гимнастерки. Денис, сузив глаза, раздувая ноздри, ловчась, поднял руку с ремнем, но в гвалте никак не мог лупцануть сыновей. Рубанул он по вздернутому заду сноху Юлию, очень огорчился и с еще большей силой хлестнул, но только не по спине Юрки, а Ленки. Та взвилась, сверкая глазами. Всей артелью опрокинули стол с чугуном горячей картошки в мундире. Смеясь, пыхтя, ползали по полу, собирая картошку.
– В госпитале належал жиру, отяжелел. Ну и вяжет аксельбант от гитлеровской пули на животе, - признался Александр побежденным, посмеиваясь белозубо. Ходуном ходила широкая грудь.
Все мужчины повалили в баню сразу. Даже Костя не хотел идти с бабушкой, а с Шашей, как называл он Александра. Женя шел впереди, ударяя по тазу, как по барабану. Денис, улыбаясь, подгонял веником сыновей.
– Не представляю, как они, такие быки, поместятся в бане, - сказала Любава, щурясь улыбчиво.
– Лена, Юлиана, давайте закуску готовить и все прочее.
В это время и пролез в калитку Макар Ясаков.
– Где он? Андриановна, не скрывай героя! В бане? И я с ними пополощусь. Ленка, сбегай к моей подслеповатой крале за бельишком. И еще... там бутыль захвати.
Любовь Андриановна урезонила Макара:
– Не поместишься в бане-то, сват.
– Ничего, я по деталям, по частям буду смывать грязь: то башку просуну в баню, они помоют, то... другое место. Так и пойдет!
После бани собрались все в столовой. Отец наливал водку. Александр отказался легко, привычно, никого не обижая и не подавляя своей святостью. Видно было, что он привык отнекиваться бесповоротно.
Наблюдавший за меньшаком Денис решил с широким довольством: "Твердый на своем, хоть и улыбается мягко. Все тот же, каким был".
Новое в Александре для отца было то, что он рассказывал о фронтовых делах, о товарищах не так скупо, кок два года назад о финской войне.
С разными фронтовиками встречался Юрий: одни выскакивали из огня как бы нагишом, ничего за душой, с какой-то отбитой памятью. Других перекосило, повело уродливо. Брат производил впечатление человека, пока что не сшибленного с ног.
Как только они остались одни, Юрий попросил его сказать свое мнение "о том самом главном", ведь брат с первого часу в огне.
– Ошибаться не хочется. Тем более в том самом. Рано о моих думах. Живы будем, поговорим... если нужда в этом окажется. Скорее всего, само собой все отольется, отстоится, застынет. Как сталь в изложницах...
На другой день Александр навестил старика Агафона Холодова. Рассказал в подробностях, как майор Холодов атаковал врага, отбил населенный пункт, как осколком мины смертельно ранило его в грудь.