Истоки тоталитаризма
Шрифт:
Взрыв аристократического антисемитизма не был и результатом обострения конфликтов между евреями и дворянством. Напротив, они находились в общей инстинктивной оппозиции к новым ценностям средних классов, причем она проистекала из очень схожих источников. В еврейских семьях, так же как и в дворянских, индивид рассматривался прежде всего как член семейства, его обязанности определялись в первую очередь семейством, которое было важнее жизни и достоинства индивида. И евреи, и дворяне были анациональны, они были европейцами вообще. И евреи, и дворяне понимали образ жизни друг друга, в рамках которого национальная принадлежность была чем-то вторичным по отношению к лояльности своему семейству, в большинстве случаев разбросанному по всей Европе. И те и другие разделяли представление, что настоящее — это всего лишь малозначащее звено в цепи прошлых и будущих поколений. Антиеврейские либеральные литераторы не преминули указать на такое любопытное сходство принципов и пришли к выводу о том, что от дворянства можно избавиться, только избавившись сначала от евреев. И такой вывод был сделан не в силу еврейско-дворянских финансовых связей, а потому, что и те и другие воспринимались как препятствие на пути подлинного развития той «данной от рождения индивидуальности», той идеологии самоуважения, которую либералы из средних классов использовали в своей идеологической борьбе против теорий, связанных с понятиями происхождения, рода и наследия.
Эти проеврейские факторы делают тем более значимым то обстоятельство, что именно аристократы положили начало долгой традиции политической аргументации антисемитизма.
После Венского конгресса, когда в условиях мирной реакции в течение долгих десятилетий под эгидой Священного союза прусское дворянство в значительной степени восстановило свое влияние на дела государства и на какое-то время стало даже более значимой силой, чем оно было в XVIII столетии, аристократический антисемитизм мгновенно принял форму мягкой дискриминации, лишенной политического значения. [62] В то же время с помощью романтически настроенных интеллектуалов в полной мере развился консерватизм как одна из политических идеологий. Эта идеология была связана в Германии с весьма характерным и хитроумно двусмысленным отношением к евреям. Начиная с того момента национальное государство, вооруженное консервативной аргументацией, проводило четкое разграничение между теми евреями, в которых оно нуждалось и которых принимало, и теми, в которых не нуждалось и которых не принимало. Под прикрытием исходно христианского характера государства (а что могло быть более чуждым для просвещенных деспотов!) можно было открыто осуществлять дискриминацию по отношению к растущей еврейской интеллигенции, не нанося при этом вреда интересам банкиров и бизнесменов. Такой вид дискриминации, связанный с попытками закрыть университеты для евреев, перекрыв им тем самым доступ к государственной службе, нес в себе двоякую выгоду, заключавшуюся в указании на то, что национальное государство ценило особые услуги выше, чем соблюдение условий равенства, а также в возможности воспрепятствовать или по крайней мере отсрочить появление новой группы евреев, которые не были полезны государству и даже могли бы быть ассимилированы в общество. [63] Когда в 80-е годы Бисмарк предпринимал значительные усилия, с тем чтобы защитить евреев от антисемитской пропаганды Штекера, он заявлял expressis verbis, что намеревается выразить протест лишь против нападок «на состоятельных евреев…интересы которых связаны с сохранением наших государственных институтов» и что его друг Блейхредер, прусский банкир, сетует не на нападки на евреев вообще (которые он мог и не заметить), а на нападки на богатых евреев. [64]
62
Когда прусское правительство в 1847 г. представило в Vereinigte Landtage новый закон об эмансипации, почти все представители высшей аристократии высказались в пользу полной эмансипации евреев (см.: Elbogen I. Geschichte der Juden in Deutschland. B., 1935. S. 244).
63
Это была причина, по которой прусские короли столь заботились о самом строгом сохранении еврейских обычаев и религиозных ритуалов. В 1823 г. Фридрих Вильгельм III запретил "малейшие новации", а его наследник Фридрих Вильгельм IV открыто заявил, что "государство не должно ничего предпринимать, что могло бы способствовать дальнейшему смешению евреев и прочих обитателей" его королевства (см.: Elbogen I. Op. cit. S. 223, 234).
64
В письме Kultusminister'y фон Путткаммеру в октябре 1880 г. См. также письмо Герберта фон Бисмарка Тидеману в ноябре 1880 г. Оба письма опубликованы в: Frank W. Hofprediger Adolf Stoecker und die christlichsoziale Bewegung. 1928. S. 304, 305.
Кажущаяся двусмысленность ситуации, когда правительственные чиновники, с одной стороны, протестовали против равных условий для евреев (особенно равенства в профессиональной сфере), а несколько позднее жаловались на влиятельные позиции евреев в прессе, а с другой стороны, «искренне желали им всяческих благ», [65] — такая двусмысленность была гораздо удобнее с точки зрения интересов государства, чем прежнее рвение реформаторов. В конце концов Венский конгресс вернул Пруссии те провинции, в которых в течение веков жили массы евреев-бедняков, и никто, за исключением нескольких интеллектуалов, мечтавших о Французской революции и правах человека, даже не думал о том, чтобы предоставить им такой же статус, как и их состоятельным соплеменникам, которые тем более не стали бы требовать равенства для первых, поскольку оно принесло бы последним только утраты. [66] Так же хорошо, как все другие, они понимали, что «любая юридическая или политическая мера, направленная на эмансипацию евреев, необходимо должна привести к ухудшению их гражданского к социального положения». [67]
65
Август Варнхаген так комментирует замечание, сделанное Фридрихом Вильгельмом IV: "Короля спросили, как он намеревается поступить с евреями. Он ответил: "Я желаю им всяческого добра, но я хочу, чтобы они помнили о том, что они евреи". Эти слова служат ключом ко многому". — Tagebucher. Leipzig, 1861. Bd. 2. S. 113.
66
To, что эмансипацию евреев придется осуществлять вопреки желаниям представителей евреев, было хорошо известно в XVIII в. Мирабо говорил, выступая перед Assemblee Nationale в 1789 г.: "Господа, вы не провозглашаете евреев гражданами потому, что они не хотят быть гражданами? В таком правительстве, какое вы сейчас учреждаете, все люди должны быть людьми, вы должны изгнать всех, кто не является или отказывается стать человеком". Об аналогичной установке немецких евреев в начале XIX столетия сообщается в: Jost J. М. Neuere Geschichte der Israeliten. 1815–1845. В., 1846. Bd. 10.
67
Адам Мюллер (см.: Mueller A. Ausgewahlte Abhandlungen / J. Вaxa (Hrsg.) Jena, 1921. S. 215) в письме Меттерниху в 1815 г.
И уж тем более лучше всех других они осознавали, в какой степени их возможности зависели от их позиций и престижа внутри еврейских общин. Так что вряд ли они могли проводить какую-либо иную политику, кроме той, что «была направлена на достижение все большего влияния для себя и на удержание своих соплеменников-евреев в национальной изоляции с помощью утверждения, что такое отделение евреев является будто бы составной частью их религии. Для чего?.. Для того чтобы другие еще больше зависели от них и только к ним как unsere Leute могли обращаться власть имущие». [68] И действительно, когда в XX столетии эмансипация впервые стала для еврейских масс свершившимся
68
Paulus Н. Е. G. Die judische Nationalabsonderung nach Ursprung, Folgen und Besserungsmitteln. 1831.
Таким образом, установилась полная гармония между интересами могущественных евреев и интересами государства. Богатые евреи желали и добились контроля над своими соплеменниками-евреями, а также их сегрегации от нееврейского общества. Государство могло сочетать политику благоволения по отношению к богатым евреям с правовой дискриминацией еврейской интеллигенции, а также с усугубляющейся социальной сегрегацией, что находило обоснование в консервативной теории о христианской сущности государства.
В то время как антисемитизм дворянства не имел политических последствий и быстро угас в десятилетия существования Священного союза, либералы и радикальные интеллектуалы стали вдохновителями нового движения, появившегося сразу после Венского конгресса. Либеральная оппозиция полицейскому режиму Меттерниха на континенте и ожесточенные нападки на реакционное прусское правительство быстро привели к вспышкам антисемитизма и к появлению буквально потока антиеврейских памфлетов. Как раз в силу того, что либералы были гораздо менее искренни и непримиримы в своем противостоянии правительству, чем дворянин Марвиц десятилетием ранее, они нападали на евреев больше, чем на правительство. Борясь главным образом за равные возможности и выступая прежде всего против какого бы то ни было возрождения аристократических привилегий, затрудняющих для них доступ на государственную службу, они стали проводить в дискуссиях различие между отдельными евреями, «нашими братьями», и еврейством как группой. Этому различению отныне было суждено стать признаком левацкого антисемитизма. Хотя либералы и радикальные интеллектуалы не в полной мере понимали, почему и каким образом правительство, при всей своей вынужденной независимости от общества, сохраняло и защищало евреев как отдельную группу, они осознавали, что за всем этим существует какая-то политическая связь и что «еврейский вопрос» представляет собой нечто большее, чем проблема индивидуальных евреев и человеческой терпимости. Они создали новые националистические концепции, такие, как «государство внутри государства» и «нация внутри нации». Это было совершенно неверно в первом случае, поскольку у евреев не было собственных политических амбиций и они просто были единственной социальной группой, безусловно лояльной по отношению к государству, а во втором случае это было верно наполовину, поскольку евреи, рассматриваемые как социальное, а не как политическое образование, действительно составляли группу в рамках нации. [69]
69
Ясные и достоверные сведения о немецком антисемитизме в XIX в. см.: Gurian W. Аntisemitism in modern Germany // Essays on antisemitism / Ed. by K. S. Pinson. 1946.
В Пруссии, но не в Австрии или во Франции, такой радикальный антисемитизм был почти столь же кратковременным и так же обошелся без последствий, как и более ранний антисемитизм дворянства. Радикалы все более и более погружались в либерализм подымающихся в экономическом отношении средних классов, которые спустя 20 лет повсюду в Германии выступили за эмансипацию евреев и за реализацию политического равенства. Установилась, однако, определенная теоретическая и даже литературная традиция, влияние которой можно распознать в известных антиеврейских писаниях молодого Маркса, столь часто и несправедливо обвиняемого в антисемитизме. То обстоятельство, что еврей Карл Маркс мог писать в таком же ключе, как и эти антиеврейски настроенные радикалы, служит лишь доказательством того, сколь мало общего с полномасштабным антисемитизмом было у такого рода антисемитской аргументации. Маркса как еврея, как индивида эти аргументы против «еврейства» задевали столь же мало, как его аргументы против Германии задевали, скажем, Ницше. Позднее Маркс, правда, никогда не писал и не высказывался по поводу «еврейского вопроса», однако вряд ли это связано с каким-либо серьезным изменением воззрений. Исключительное сосредоточение внимания на классовой борьбе как явлении жизни общества, на проблемах капиталистического производства, в котором евреи не участвовали ни как покупатели, ни как продавцы рабочей силы, и полное невнимание с его стороны к политическим вопросам неизбежно служили препятствием на пути к дальнейшему исследованию структуры государства и тем самым — роли евреев. Сильное влияние марксизма на рабочее движение в Германии явилось одной из основных причин того, что в немецких революционных движениях было так мало признаков антиеврейских настроений. [70] Евреи действительно имели мало значения (или вообще не имели) с точки зрения социальных битв той эпохи.
70
Единственным сколько-нибудь значимым антисемитом левого толка в Германии был Е. Дюринг, который изобрел какое-то смутное натуралистическое объяснение "еврейской расы" в своей работе "Die Judenfrage als Frage der Rassenschadlichkeit fur Existenz, Sitte und Cultur der Volker mit einer weltgeschichtlichen Antwort" 1880 г.
Начало современного антисемитского движения повсюду приходится на последнюю треть XIX столетия. В Германии оно довольно неожиданно вновь началось среди дворянства, оппозиция которого государству была вызвана преобразованием после 1871 г. Прусской монархии в полноценное национальное государство. Бисмарк, действительный основатель Германской империи, поддерживал тесные отношения с евреями даже тогда, когда стал премьер-министром и когда его обвиняли в том, что он зависим от евреев и получает взятки от них. Его усилия и частичный успех в деле устранения остатков феодализма в сфере государственного управления с неизбежностью привели к конфликту с аристократией. В своих нападках на Бисмарка аристократы представляли его то невинной жертвой, то платным агентом Блейхредера. В действительности дело обстояло как раз наоборот, Блейхредер, несомненно, был высоко ценимым и хорошо оплачиваемым агентом Бисмарка. [71]
71
Об антисемитских нападках на Бисмарка см.: Wawrzinek K. Die Entstehung der deutschen Antisemitenperteien. 1873–1890 // Historische Studien. Heft 168. В., 1927.
Однако феодальная аристократия, хотя и достаточно еще могущественная, чтобы оказывать влияние на общественное мнение, не была все же сама по себе столь сильной или значимой, чтобы дать старт такому заметному антисемитскому движению, какое началось в 80-е годы. Выразитель мнения антисемитов, придворный капеллан Штекер, родители которого принадлежали к низшим средним классам, был гораздо менее одаренным защитником консервативных интересов, чем его предшественники, романтически настроенные интеллектуалы, сформулировавшие за 50 лет до этого основные положения консервативной идеологии. Более того, он убедился в выгодности антисемитской пропаганды не в силу практических соображений или посредством теоретических рассуждений, а случайно, когда обнаружил, что, используя таким образом свой значительный талант демагога, он может заполнять пустующие аудитории. Однако он не только не сумел понять подлинные причины своего успеха, но и не смог должным образом использовать его из-за своего положения придворного капеллана, служащего как императорской семье, так и правительству. Его исполненную энтузиазма аудиторию составляли исключительно представители низших средних классов — мелкие лавочники и торговцы, мастеровые и старомодные ремесленники. А антиеврейские настроения этих людей еще не были мотивированы, по крайней мере совершенно очевидно, что они не были целиком и полностью мотивированы конфликтом с государством.