Истоки знания
Шрифт:
— От твоей простоты мне теперь кошмары по ночам будут сниться, — пробурчал я.
— Ничего, привыкнешь. — Грустно улыбнулся старый.
— Ты скажи мне, что делать с такой вот социальной всепланетарной раковой опухолью?
— Тебе должно быть виднее, на то ты и Гор — с самым что ни на есть серьёзным тоном сказал седоголовый. Неужели не понятно, что с метастазами бороться бесполезно. В таких случаях вычисляется и уничтожается центр. Вся трудность в том, отрок, что центр С.Т. раскидан по всей планете. Мало этого, его члены всегда находятся в движении. И не потому, что они кого-то боятся, просто такова традиция. Но это не значит, что его нельзя никакими судьбами вычислить. Просто нужны
Оказывается, их надо лелеять и воспитывать. Поэтому у нас после Сталина тюрьмы и лагеря превратились в своеобразные дома отдыха. Некоторых арестантов оттуда палкой не выгнать.
— Что же тогда делать? — остановил я разговорившегося «знахаря». — Неужели защита С.Т. неуязвима?
— Уязвима и ещё как, — посмотрел он на меня долгим испытывающим взглядом. — И ты знаешь это не хуже меня. Подумай и вспомни то, что в тебе заложено от рождения.
Глава 26
НЕСКОЛЬКО СЛОВ О COCO ДЖУГАШВИЛИ
— Всё, хватит. Скоро полдень. Через 5-6 часов тебе ехать в Кондинское, а ты еще не ложился. Сейчас же иди в кровать. Через четыре часа я тебя разбужу, — вставая со своего места, сказал старый. — Мне же до твоего отъезда надо и тебя подготовить в дорогу, и кое-что успеть сделать.
Я, безоговорочно повинуясь словам хранителя, встал со своего насиженного места и поплелся в спальню, но, удивительное дело, спать почему-то не хотелось. Я лег на кровать и несколько минут лежал с открытыми глазами.
— Что я должен припомнить? — вертелось в голове. — На что намекнул «знахарь»? Все-таки старый немного не в себе. Он явно меня переоценивает, но мне его все равно не разочаровать. Значит, надо дать себе установку что-то припомнить. Но что? Вот в чем вопрос, размышлял я и вскоре все же заснул. Я проснулся уже далеко за полдень. Хозяин меня не разбудил. Когда он вошел, я уже одевался.
— Молодец, проспал ровно 4 часа, как и положено мужчине, и с биологическими часами у тебя всё в порядке. Проснулся без посторонней помощи. Иди, умывайся и давай к столу, нас ждет прощальный ужин.
Выбежав во двор, я быстро умылся из стоящей с водою бочки и пошел в гостиную. Стол был уже накрыт. В центре его красовался гвоздь программы — знаменитое сибирское «хе» — особо приготовленное брюхо щуки. Рядом с «хе» стоял как всегда салат, какая-то зелень и нарезанный тонкими ломтиками жареный карась! Выходит, что старый, пока я спал, успел проверить сети и приготовить попавшего в них карася-монстра. — Ну и ну! Когда же он спит этот
— Высплюсь после твоего отъезда, — отвечая на мой вопрос, сказал седоголовый. — Давай-ка, садись и бери свою кружку, будем пить сбитень за благополучный твой отъезд и за будущие наши встречи.
Я пододвинул поближе свою кружку и стал наблюдать, как он с торжественным видом наливает в нее свой ароматный сбитень.
— Ну что? За все? За то, что встретились, за то, что поняли друг друга и за твой отъезд! — поднял свою кружку со сбитнем старый. Я не заставил себя ждать и наш маленький пир начался. «Хе» из вяленых брюшек щуки я ел первый раз в жизни. Фактически мясо было почти сырым, но со специями и уксусом оно имело специфический вкус, от которого кружилась голова.
— Надо же, как вкусно! — не выдержал я. — И осетрины не надо! То, что ты приготовил из щуки, гораздо ее вкуснее!
— Так оно и есть. Юра, — улыбнулся «знахарь». — Я, например, больше люблю щуку, чем стерлядь. Она универсальна. Котлеты из нее — объедение, пельмени не хуже мясных, уха из жирных щучьих потрохов — царская. И вот «хе». Ты его сам оценил. А почему говорят: «Рыбы нет, есть только щука!» — Это хантейское выражение, — засмеялся старый. — У хантов щука рыбой не считается. Она обитает в воде, но сродни зверям. Отсюда и пошло это выражение. К тому же, ханты ценят щуку больше всех остальных рыб. Особо любят ее икру. Ты когда-нибудь ел щучью икру?
— Признаться, нет, — сказал я.
— Еще попробуешь. По мне весенняя икра щуки нисколько не хуже черной! Ну, хватит о еде, — внезапно посерьезнел он. — Давай поговорим об отъезде. Вот в углу стоит твой рюкзак. В него я положил нужные тебе книги и десятилитровую флягу меда. И ложка твоя в нем, и нож. Лодку же свою оставишь в Кондинском у местного участкового. Его там все знают. Он наш парень. И умный, и начитанный, и самое главное, справедливый. Живёт по законам совести. С ним можешь говорить напрямую. Он всё поймёт. Это не «держиморда». Запомни его имя: Белых Сергей Борисович. Кстати, у него точно такая же собака как и мои. У меня брал щенка. И вообще, если у кого увидишь чёрных с белыми масками и подпалом лаек, то знай, это всё мои хорошие знакомые или люди, которые меня знают. Если что, можешь к ним смело обращаться. Не подведут, думаю, что всегда помогут. Но лучше имей дело с Сергеем. Ему бы не в милиции работать, а в вузе преподавателем. Всё при нём: и знание, и кругозор, и умница. И что мне больше всего нравится, искренне любит свой народ…
Слушая старого, я понял, что седоголовый всё за меня решил и всё обдумал. Он отлично знает, что я скоро снова к нему приеду, и рассказал к кому можно смело обратиться…
— Впрочем, если хочешь, можешь на лодке уехать до Ханты-Мансийска. Мотор у тебя новый и это не так далеко как кажется. В наши края за ягодой из Ханты-Мансийска на лодках много людей приезжает. Заправиться можно в Кондинском да и по дороге. Если выберешь второй вариант, то лодку с мотором оставишь у Сидельникова Павла Егоровича. Он живёт прямо на берегу в Самарово. Он тоже из наших. И тоже умница и по-настоящему русский.
— Нет. до Ханты-Мансийска я сейчас ннкак, — прервал я хранителя. — Мне в заповедник лететь. У меня туда командировка. Вертолёт, скорее всего, будет завтра.
— Но про Синельникова ты тоже не забывай. Мало ли что.
Седоголовый на несколько минут замолчал, а потом спросил:
— Чай-то пить будем? Он у меня тоже сегодня особый, в нём чага и травы: иван-чай, душица и левзея.
— Конечно, будем! — отозвался я. — От твоего чая до утра глаз не сомкнёшь!
— Ты, оказывается, знаешь свойства корня марала — левзеи? — удивился «знахарь».