Исторические очерки Дона
Шрифт:
В конце декабря генерал-адъютанту Мищенко было поручено идти в набег в тыл японцам, к станции Инкоо, которую разорить и сжечь. В набег были назначены 19-й, 24-й и 26-й Донские казачьи полки — 18 сотен; 21 сотня уральцев и забайкальцев, 11 сотен кавказских горцев, 18 эскадронов Черниговского, Нежинского и Приморского драгунских полков, 4 сотни пограничной стражи, полусотня конных разведчиков стрелков, 4 конные охотничьи команды, 12 орудий забайкальских казачьих батарей, 6 конных орудий 20-й конной батареи и 4 пеших орудия.
Грозная сила из 76 эскадронов и сотен и 22 орудий, около восьми тысяч всадников, тронулась 27-го декабря четырьмя колоннами — генерала
За три дня прошли 110 верст, и 30 декабря конница подошла к железнодорожной станции Инкоо.
Для овладения станцией была назначена колонна полковника Харанова. В нее вошли кавказские всадники, драгуны и две сотни Донцов при батарее. Штурм станции предполагался ночью со стороны реки Ляо-хэ. Русская артиллерия зажгла склады продовольствия на станции. При свете пылающей соломы эскадроны и сотни на льду разворачивались для пешего боя. Кавказские всадники и казаки, не подготовленные и не обученные ночному бою, попав под жестокий огонь японской артиллерии и стрелков на льду, где не было укрытия, где нельзя было окопаться, скользили, падали, сбивались в кучи. Наконец, с 900 шагов, с криком ура, предводимые Харановым, цепи бросились на берег. Здесь наткнулись они на волчьи ямы и проволочные заграждения, которыми были окружены станционные постройки. Не имея ножниц для резки проволоки, люди растерялись и залегли подле проволок, открыв беспорядочный огонь по станции. Начались большие потери. Раненые отползали назад, тяжело раненых и убитых выносили. Цепи редели. В это время сзади, у деревни Лиусигоу, трубач подал сигнал «сбор». Огорченные и озлобленные неудачей казаки брели назад, провожаемые дикими криками «банзай» японцев. Противник, потрясенный ночною атакой, не преследовал. В этом деле было убито 4 офицера и 57 казаков и драгун; ранено — 20 офицеров и 171 казак и драгун, и без вести пропали 26 казаков.
Японская пехота спешила отрезать генералу Мищенко путь отхода. Отряд лишь с большими затруднениями отошел к своим, и к новому, 1905-му, году ушел за линию сторожевого охранения.
В зимнем сражении у Сандепу, в январе, Донцы находились в отряде генерала Мищенко на фланге 2-й армии генерала Гриппенберга. Их работа заключалась в охранении и разведке. В случайных боях у деревень Локонто, Ланцгоу и Уцзяганза отличились 26-го Донского казачьего полка есаул Чекалов и сотник Миронов.
15-го января спешенные Донцы дрались у деревни Сюерпу.
В ночь на 16-ое января пришло приказание генерала Куропаткина об общем отступлении. Русские армии отходили на новые позиции к Харбину.
К весне заговорили в армии о мире. Вдруг стали поговаривать о невозможности воевать, о внутренних в России беспорядках, в армии появились смутьяны. Начался самовольный уход солдат с позиций. Кое-где в тылу произошли солдатские бунты.
Осень и часть зимы 1905-го года Донцы 4-й казачьей дивизии провели в Харбине, охраняя покой и порядок. В это жуткое, смутное время донские сотни 4-й дивизии явились одною из немногих стойких надежных частей, которых не совратило гнилое и лживое учение революционеров.
Глава LXIV
Все темные силы, все ненавидящее Россию и Русских еврейство пришло в движение. Тысячи молодых людей, руководимых жидами, снабжаемых средствами из-за границы, устремились навстречу возвращающейся в Россию армии; поехали по деревням, поехали по городам в полки дальних гарнизонов с целью разложить армию и поднять крестьянские бунты. Вся сила лжи была пущена, чтобы валить Россию.
Учебные заведения — университеты, гимназии, школы — прекратили занятия — забастовали. Повсюду шли «митинги», как тогда называли — «массовки». Над толпами реяли красные флаги мятежа с надписями: «Долой самодержавие», «Долой царя», «Да здравствует свобода». Остановились железные дороги — забастовали. Прекратили работу почта и телеграф. В городах не работали водопровод и электрические станции. Вся Россия была во власти толпы и темных слухов.
В Лифляндской губернии латыши провозгласили самостоятельную, независимую от России, «Латышскую республику».
В Одессе объявилась «Южно-Русская еврейская республика».
В Сибири бунтовали ссыльные. Войска были ненадежны. Произошли беспорядки во флоте и в пехотных полках.
Под давлением этих тяжелых событий Государь Николай II 17-го октября 1905-го года издал манифест, которым расширялись права общества и объявлялись «свободы»… Для помощи правительству в делах управления была созвана Государственная Дума.
События эти мало затронули донских казаков. Холодно и равнодушно отнеслись жители станиц и хуторов к выборам в Думу своих депутатов.
Кто же попал в эту первую Думу, которую громко называли «Российским парламентом», от Донского войска?
От городов Ростова-на-Дону и Нахичевани — врач А. П. Хартахай — не казак; от Донской области — товарищ прокурора Таганрогского Окружного суда М. П. Араканцев; преподаватель гимназии В. А. Харламов; священник о. Клавдий Афанасьев; почетный мировой судья, крупный землевладелец И. Н. Ефремов; преподаватель гимназии и писатель Ф. Д. Крюков; представитель от крестьян С. В. Кулаков — не казак; член окружного по крестьянским делам присутствия есаул А. М. Скасырский, землевладелец; рядовое казачество было представлено четырьмя урядниками: М. И. Куликовым, М. С. Савостьяновым. И. М. Васильевым и Е. Я. Куркиным, людьми, затертыми другими членами и ставшими без голоса.
Знали эти представители Донского казачьего войска своих доверителей — казаков? Служили они в полках, испытали всю тяготу казачьей службы и всю ее славу и доблесть? Думали они о том, что иному донскому казаку его невесомое — слава его казачьего имени, уважение к нему, как воину, дороже видимого и земного, того, о чем только и хлопотали эти представители войска, сразу ставшие в ряды «левых» депутатов Думы и в оппозицию, то есть противодействие правительству, которому призваны они были помогать и кому в эти годы лишениями, кровью и жертвами помогали строевые казаки?
В эти дни Государь призвал на защиту России все полки второй очереди Донского войска, 30 отдельных сотен и три полка третьей очереди. Почти все войско Донское поднялось на защиту России и ее Государя.
Им, этим сынам Тихого Дона, знамена их и царские грамоты, судьбы донские были дороги. Господам донским депутатам они были безразличны.
Россия была объята жестокой смутой. Пускай для Донцов Россия была жестокой и несправедливой, пускай она часто обижала их — она была их матерью. И рядовой казак понял, что нужно бросить все свое, личное, и идти спасать Россию.