Исторические портреты. 1613 — 1762. Михаил Федорович — Петр III

Сахаров Андрей Николаевич

С немалой опаской императрица проходила мимо «восковой персоны» Петра Великого. Ее сразу после смерти царя сделал по точным меркам с покойного скульптор К.Б. Растрелли. И теперь, одетая в подлинный костюм Петра, с настоящими волосами на голове и с лицом — гипсовой маской, эта кукла возбуждала в царице страх и беспокойство — дядя-император никогда не был к Анне особенно добр. Для Анны, как и для многих современников, наука имела преимущественно прикладное, развлекательное значение. Сама императрица, хотя и смотрела в телескоп и каталась внутри Готторпского глобуса, вряд ли разделяла гелиоцентрическую концепцию мироздания Коперника. Наука наукой, а по поводу пойманной колдуньи Агафьи Дмитриевой императрица подписала особый указ: собрать комиссию

и проверить — сможет ли колдунья, как она утверждает, превратиться в козу или собаку. При Анне сжигали живьем на кострах людей, заподозренных в колдовстве, принявших иудаизм или мусульманство.

По— своему любила императрица и литературу. Ей явно мало было одних сказок и былин, которые рассказывали и пели длинными вечерами специально привезенные во дворец сказочники. Анна приблизила ко двору поэта В.К. Тредиаковского и слушала его переводы классики. Судьба его была замечательна и трагична. Он был первым русским выпускником Сорбонны и еще долго потом с грустью вспоминал «милый берег Сенской». Обладая ярким интеллектом, образованностью, он писал стихи, переводил своих западных современников и древних поэтов, был крупнейшим теоретиком стиха. Но при дворе Анны его знания и талант были не нужны -этого никто даже не понимал. В Тредиаковском видели лишь версификатора, который может сочинить надпись на триумфальной арке, написать оду или гимн к официальному празднику. Писал он также, по заданию царицы, непристойные стихи.

Аннинская эпоха жестоко и несправедливо обошлась с одним из первых русских поэтов нового времени. Слабый и беззащитный, он не сумел занять достойное место в жизни, стал сварливым неудачником, нудным жалобщиком, его болезненно терзали критики, над ним потешалась публика, ни во что не ставили придворные и лакеи. Прошло немного времени — и новые, более броские, талантливые поэты Александр Сумароков и Михаил Ломоносов безжалостно отобрали у Тредиаковского пальму поэтического первенства.

Науки и искусства были приятны императрице, но доклады начальника Тайной канцелярии Ушакова все же были для нее интересней. В конце 30-х годов Анна отрывалась даже от охоты, чтобы их послушать. Дело в том, что наступило время, когда злопамятная Анна решила посчитаться со своими главными обидчиками — верховниками 1730 года. Первый удар был нанесен главе Верховного тайного совета тех времен князю Д.М. Голицыну. В 1736 году его, старого и больного человека, привлекли к суду, приговорили к смертной казни. Императрица помиловала старика и назначила ему вечное заточение в Шлиссельбургской крепости, где он протянул только до весны 1737 года.

В 1738 году наступила очередь других обидчиков Анны — князей Долгоруких. Выше уже говорилось о том, что Долгорукие — фаворит Петра II Иван Долгорукий, его отец князь Алексей с детьми сразу же после прихода Анны к власти были сосланы в дальнюю от Москвы пензенскую деревню. По дороге обоз Долгоруких нагнал гвардейский офицер и по личному распоряжению императрицы отобрал у всех Долгоруких ордена, награды, драгоценности. Не успели сосланные разместиться в назначенном им для ссылки селе, как пришло новое несчастье. Вот как описывает это жена Ивана княгиня Наталья Борисовна: «Взглянула я в окно, вижу пыль великую по дороге, видно издалека, что очень много едут и очень скоро бегут". Это, по новому указу Анны, прибыл отряд солдат, чтобы арестовать Долгоруких и везти их в Сибирь…

Здесь нельзя не рассказать о княгине Наталье Борисовне — женщине замечательной и яркой. Незадолго до смерти Петра II, осенью 1729 года, к ней, пятнадцатилетней дочери покойного фельдмаршала Б.П. Шереметева, посватался фаворит Петра II Иван Долгорукий. О нем по столице ходила дурная слава развратника, пьяницы, гуляки. Но это не остановило юную графиню. Она сразу без памяти влюбилась в князя Ивана — ловкого, знатного красавца в мундире майора Преображенского полка. Она завороженно слушала его сладкие речи и сразу же, не раздумывая, дала согласие стать его женой. Накануне

Рождества 1729 года во дворце Шереметевых состоялся торжественный обряд обручения Ивана и Натальи в присутствии царя, двора, многочисленных родственников. Наталья была счастлива, пребывала в голубых мечтаниях о будущей безоблачной жизни. Дело быстро шло к свадьбе, которую решили сыграть в январе 1730 года. Но помешала смерть Петра II.

Родственники невесты стали советовать Наташе расторгнуть помолвку, вернуть жениху кольцо. Но неожиданно они встретили отпор со стороны этой хрупкой девушки, еще почти ребенка — она сочла невозможным для себя изменить слову и бросить любимого человека в беде. Тяжелая жизнь в Березове продолжалась восемь лет. В 1738 году на И.А. Долгорукого донес местный чиновник Тишин. Он сообщал в Петербург о предосудительных разговорах ссыльных, об их достаточно свободном поведении и дружбе с местными жителями. Этого было достаточно, чтобы Анна приказала вывезти Ивана, его братьев и дядьев в Шлиссельбург. Начались пытки, князь Иван рассказал о составлении фальшивого завещания Петра II и других событиях 1730 года. Если бы не показания дрогнувшего на дыбе Ивана, дело Долгоруких не закончилось бы таким кровавым исходом. Восьмого ноября 1739 года Иван, его дядья Сергей и Иван Долгорукие, а также В.Л. Долгорукий были казнены в Новгороде по приговору суда. Остальные родственники были сосланы на Тихий океан, а женщины — пострижены в сибирские монастыри. Лишь через много месяцев с ужасом узнала княгиня Наталья о мученической гибели своего мужа.

Не менее драматично сложилась судьба и другой узницы по делу Долгоруких — несчастной невесты Петра II Е.А. Долгорукой, сосланной вместе с семьей в Березов. В декабре 1740 года архимандрит Алексеевского монастыря в Томске Лаврентий получил указ постричь присланную под конвоем неизвестную никому «девку Катерину», держать ее в соседнем женском монастыре под крепким караулом, не допуская никаких ее контактов с внешним миром. Этой «девкой Катериной» была княжна Долгорукая, которой исполнилось двадцать восемь лет.

Предыдущие десять лет она провела в Березове. Родным с ней было нелегко жить — обиженная на свою судьбу, она вымещала свое раздражение на ближайших родственниках, особенно на отце — инициаторе брака Екатерины с Петром II. Все долгие годы убогой жизни в ссылке Екатерина была в отчаянии. У нее не было того, что согревало жизнь в Березове княгине Наталье Долгорукой, — любви, семьи, детей. Однажды она с ужасом обнаружила, что ее расположения добивается местный пьяница — канцелярист Тишин. Когда она отвергла этого кавалера, а брат Иван крепко вздул нахала, Тишин отомстил всем Долгоруким — он написал на них донос. И вот, после казни родственников, Екатерина оказалась в Томске. Ее насильно постригли. Освобождение пришло через год — в конце 1741 года, когда бывшая невеста Петра II вернулась в Петербург.

Казнь Долгоруких в 1739 году произвела тяжелое впечатление на русское общество. Всем было ясно, что кровавая расправа с одним из знатнейших русских родов была вызвана не реальной опасностью, которая грозила императрице от сибирских ссыльных, а ее злопамятностью, жаждой мести за все унижения, которым она, курляндская герцогиня, вдова, подвергалась со стороны Долгоруких и им подобных. Мстительность и подозрительность были неотъемлемыми чертами характера императрицы и проявились еще задолго до кровавого дела Долгоруких.

Не успели утихнуть разговоры о казни Долгоруких, как началось новое политическое дело уже в самом Петербурге, которое не на шутку обеспокоило подданных Анны. Началось оно зимой 1740 года, когда, накануне знаменитого праздника Ледяного дома, произошел неприятный инцидент, имевший серьезные последствия для одного из его участников. Кабинет-министр Анны А.П. Волынский зверски избил в приемной Бирона поэта Тредиаковского, который пришел жаловаться герцогу на самоуправство Волынского. Эта история стала последней каплей, переполнившей чашу терпения фаворита императрицы.