Исторические портреты. 1762-1917. Екатерина II — Николай II
Шрифт:
За неделю до того, 7 ноября 1894 г., в Петропавловском соборе состоялось погребение Александра III. В России началась эпоха последнего царствования. Вскоре после восшествия на трон Николай II заявил: «Да поможет мне Господь служить горячо любимой родине так же, как служил ей мой покойный отец, и вести ее по указанному им светлому и лучезарному пути». Он целиком разделял точку зрения ревностного охранителя незыблемых основ исторической власти князя В. М. Мещерского, в 1914 г. написавшего царю: «Как в себе ни зажигай конституционализма, ему в России мешает сама Россия, ибо с первым днем конституции начнется конец единодержавия, а конец самодержавия есть конец России». Русские консерваторы, убежденные сторонники неограниченной («исконной») монархии, не имели для страны никаких рецептов, использование которых
В отличие от традиционных консерваторов, неизменно искавших ориентиры для будущего лишь в прошлом, Николай II со временем все больше и больше убеждался, что такой подход в государственных делах неприемлем. Улучшения и изменения необходимы, в том последний царь никогда не сомневался. Однако всегда считал, что любые новшества надо вводить постепенно при непременном сохранении в неприкосновенности главного элемента русской государственности — самодержавного института. Он деятельно поддерживал в 90-е годы XIX в. курс министра финансов С. Ю. Витте, нацеленный на индустриальную модернизацию страны. Эта политика — форсированного развития промышленности — приносила свои плоды, и к началу XX в. Россия из страны аграрной превращалась в аграрно-индустриальную (удельный вес промышленного сектора в совокупном национальном доходе приблизился к 50%). Но по иронии русской судьбы все последующие лавры преобразователя достались амбициозному министру финансов, хотя без поддержки монарха никаких результатов Сергею Витте достичь бы не удалось, а его служебная карьера завершилась бы очень скоро.
Схожая ситуация сложилась и в начале XX в., когда власть приступила к обширной, жизненно важной программе переустройства землевладения и землепользования на принципах частной собственности, в соответствии с законами рыночной экономики. Реализатором ее был премьер-министр и министр внутренних дел Петр Аркадьевич Столыпин, по имени которого она и была названа «столыпинской». Почти пять лет, начиная с конца 1906 г., «сильный премьер» олицетворял курс, имевший целью глубокую социальную реорганизацию, создание обширного слоя мелких «крепких» хозяев, справедливо видя в этом исходное условие общей политической стабилизации в стране. С исторической точки зрения очевидно, что это была последняя попытка удержать Россию на эволюционном пути развития.
А со всех сторон улюлюкали, отовсюду неслись крики недовольных, постоянно звучали голоса возмущения «методами», «приемами», «целями». Негодовали все левые круги, прекрасно осознавая, что претворение в жизнь столыпинской программы неизбежно сведет на нет все их попытки разжечь революционный пожар. Возмущались правые, укоряя премьера в либеральном уклоне, считая, что политика кабинета ведет к подрыву «исконных основ и начал». «Праведным гневом» горели сердца русских либералов, убежденных «раз и навсегда», что власть архаична, реакционна и не способна превратить Россию «в современное государство». Лишь немногие понимали, что столыпинские реформы — действительно единственный спасительный шанс, что, невзирая на сложности, препятствия, противоречия, в обозримой перспективе именно такой путь — единственно возможный и верный. Но политические «потребности момента» превалировали над здравым смыслом и стратегически значимой целью. В числе немногочисленных сторонников премьера был и император, для которого обустройство крестьянства было давним желанием и мечтой. Он об этом неоднократно писал и говорил. Когда же началась революция 1905— 1907 гг., то окончательно убедился, что надо форсировать государственную деятельность по улучшению положения крестьянства.
Принимая в Царском Селе 18 января 1906 г. депутацию курского крестьянства, царь говорил: «Всякое право собственности неприкосновенно; то, что принадлежит помещику, принадлежит ему, то, что принадлежит крестьянину, при надлежит ему. Земля, находящаяся во владении помещиков, принадлежит им на том же неотъемлемом праве, как и ваша земля принадлежит вам. Иначе не может быть, и тут спора быть
В подходе царя к аграрному — важнейшему вопросу русской жизни, можно выделить два основных момента. Во-первых, реформы нельзя проводить в период смуты; необходим общественный порядок и спокойствие. Во-вторых, ни в коем случае нельзя подыгрывать низшим инстинктам и признавать в какой-то форме принцип насильственного перераспределения земли, к чему призывали радикалы всех мастей и в сторону чего склонялись либералы и их главная политическая организация — конституционно-демократическая партия («кадеты»). Он был согласен со Столыпиным, что задача состоит не в том, чтобы у одних отнять, а другим дать. Таким путем решить проблему крестьянского малоземелья было нельзя.
Требовалось без ущемления имущественного интереса других создать финансовые и административные рычаги для обустройства крестьян, для подъема агрокультуры, развития современных способов хозяйствования. Тогда и потом много говорили о том, что нежелание царя покуситься на латифундии диктовалось тем, что он защищал лишь «интересы помещиков». Но царь стоял на страже основополагающего государственного принципа, что в условиях России, где в народной среде были очень сильны уравнительно-общинные настроения, являлось залогом постепенного реформирования, а не разрушения. Николай II относился к числу немногочисленных сторонников первого министра. Если бы не поддержка монархом Петра Столыпина, то главе кабинета не только бы не удалось осуществлять намеченное, идя против течения, но и самого бы его просто не было бы на втором по важности посту в империи.
«Сильный премьер» находился на своем посту более пяти лет, и почти все это время вокруг его персоны циркулировали слухи и предположения самого нелицеприятного свойства. О нем судили и рядили все кому не лень; его обвиняли во всевозможных грехах и провинностях — от скудоумия до казнокрадства. Причем об этом шушукались не только в гостиных, в кругу «своих», оскорбительные намеки и ярлыки сыпались с трибуны Государственной Думы и со страниц столичных газет. И чуть ли не каждую неделю предрекали «падение кабинета». Так как «падения» все никак не происходило, то сочиняли всякие другие небылицы. Очень распространенной была, например, такая: царь с трудом выносит первого министра, но боится его и не решается отправить в отставку.
Когда же 1 сентября 1911 г. в результате халатности, безответственности и головотяпства некоторых чинов полиции в Киевском театре на Петра Столыпина было совершено покушение и он вскоре скончался, то тут же началась настоящая вакханалия версий и предположений. Тот факт, что террорист некоторое время являлся платным информатором полиции, разогревал воображение. Говорили и писали невесть что. Некоторые в пылу разоблачительного угара намекали даже на возможность причастности к убийству самых высокопоставленных лиц. Потом уже, когда пала монархия, ретивые разоблачители царизма договорились до того, что тот роковой выстрел якобы прозвучал с молчаливого благословения самого царя! Ни одного факта, ни одного документа в пользу подобного утверждения никогда не было приведено, так как их просто не существовало.
Николая II трудно причислить к разряду убежденных реформаторов, но его и несправедливо относить (как это часто делается) к числу политических ретроградов, стремившихся не допустить никаких нововведений. Он обладал одним очень ценным качеством для политика: умел принимать новые реальности даже в тех случаях, когда они не соответствовали его собственным представлениям. Во имя высших интересов он находил мужество переступить через собственное «я», хотя это давалось с большим трудом. Так было в 1905 г., когда он пошел на издание Манифеста 17 октября, так было в период учреждения и существования Государственной Думы, так было и 2 марта 1917 г., когда во имя блага России он перечеркнул собственную судьбу и жизнь.