Исторические портреты. 1762-1917. Екатерина II — Николай II
Шрифт:
Инициатор очередного «дворцового переворота» против Николая в пользу Константина Милорадович, как известно, был убит на Сенатской площади во время восстания 14 декабря 1825 г. Каховским в момент переговоров с восставшими, на которые его послал Николай.
Заканчивая свой труд об Александре I, H. К. Шильдер писал: «Если бы фантастические догадки и нерадивые предания могли быть основаны на положительных данных и перенесены на реальную почву, то установленная этим путем действительность оставила бы за собою самые смелые поэтические вымыслы; во всяком случае, подобная жизнь могла бы послужить канвою для неподражаемой драмы с потрясающим эпилогом, основным мотивом которой служило бы искупление. В этом новом образе, созданном народным творчеством,
Н. К. Шильдер, как и некоторые другие историки, не избежал искуса допустить, что Александр I, возможно, закончил свою жизнь вовсе не так, как об этом было принято считать и в официальной правительственной среде на всем протяжении XIX в., и в официальной историографии. Слова, написанные Н. К. Шильдером, показывают, что дело здесь не просто в некоем кокетстве, пустом досужем разглагольствовании или погоне за сенсацией. Все творчество маститого историка показывает, что он был весьма далек от подобного рода мотивов. Трудно отказаться от мысли, что эта запись принадлежит человеку, которого тревожило что-то нераскрытое и серьезное в истории жизни и смерти Александра I. Это «что-то», думаю, тревожит любого исследователя, соприкасающегося с биографией Александра I.
Считается, что личность Александра I «не дает никакого базиса для самой постановки этого вопроса», как писал в свое время Н. Кноринг. И этот автор, как до него и другие историки — великий князь Николай Михайлович, Мельгунов, Кизеветтер, Кудряшов, считал, что Александр был натурой цельной, волевой, а главное — властолюбивой, и не в его характере было отказываться от престола, за который он с таким умом, упорством, хитростью и изяществом боролся практически всю свою жизнь. Считается, что все эти его разговоры о тягости короны, об усталости от ее бремени, о желании уйти в частную жизнь не более чем обычная для него поза, политический камуфляж.
Именно здесь и заключается основа для отрицательного ответа на вопрос о его возможном уходе от власти.
Конечно, такой подход к личности Александра I более предпочтителен, нежели странные рассуждения о его пассивности, вялости, бесхарактерности, умении плыть по течению. Умный и хитрый человек, в страшное свое время и в страшном, жестоком окружении, он сумел обмануть не только своих приближенных, но и последующих историков.
Однако даже те, кто более реально и прозорливо оценивают характер и деятельность Александра I, все же обходят одну из важнейших доминант его жизни — вопрос об убийстве отца и о связанных с ним ужасных мучениях совести, и о паническом страхе за свою собственную судьбу, которые преследовали его в течение всей жизни. Угрызения совести, постоянный страх, восстание Семеновского полка, заговор в армии, планы цареубийства, наконец, донесение Шервуда об обширном тайном заговорщическом обществе в России, ставшее известным Александру 11 ноября 1825 г., — все это стоит в одном ряду.
Только в этой связи мы и должны, видимо, понимать его многократные заявления о желании отречься от престола: с одной стороны, это была определенная моральная отдушина, которая успокаивала, создавала иллюзию искупления тяжкого греха, с другой — эти разговоры были своеобразным громоотводом; они обманывали общественное мнение, успокаивали его, дезориентировали недовольных — если сам государь желает отречься от престола, то зачем и усилия тратить на то, чтобы убрать его от власти.
Но существует еще и третий аспект: постоянное, из года в год, повторение одной и той же мысли, причем не пустяковой, а такой, которая, претворись она в жизнь, могла бы во многом изменить судьбу страны и судьбу самого Александра; мысль эта действительно мучила императора, постоянно выплескивалась наружу, вводя в недоумение и страх близких к нему людей. Поэтому в этом главном пункте трудно согласиться с противниками легенды. Ведь все, собственно, зависело от того, в какой степени были серьезными его намерения сбросить с себя бремя власти. Сегодня меру этой степени никто уже определить точно не сможет, как никто достаточно авторитетно не сможет и отрицать серьезность подобного рода намерений, учитывая всю историю восхождения на престол Александра и его последующей жизни.
Против легенды, кажется, совершенно определенно говорят такие объективные факты, как болезнь императора в Таганроге, акт о его смерти, протокол о вскрытии тела, многократные, во многом повторяющие друг друга дневниковые записи о ходе болезни Александра и его последних минутах, отчеты о препровождении тела из Таганрога в Петербург, похоронах в Петропавловском соборе и так далее.
Против отождествления Александра I со старцем Федором Кузьмичом свидетельствует также анализ их почерков, сделанный по указанию биографа Александра I великого князя Николая Михайловича в начале XX века.
Непохожесть на смертном одре внешнего облика умершего Александра еще современники объясняли плохими условиями бальзамирования в Таганроге, тряской в пути, действием жары, стоявшей в ту пору на юге.
Исследователи обращали внимание и на то, что Федор Кузьмич в своих разговорах, беседах часто употреблял южнорусские и малороссийские слова вроде «панок», что было совершенно несвойственно Александру I.
Все это весьма важные аргументы, направленные против существования легенды. Однако они не снимают всех существующих вопросов.
И вновь я должен обратиться к событиям, произошедшим в Таганроге, и к тому, что представлял собой старец Федор Кузьмич, скончавшийся в возрасте около 87 лет на лесной заимке близ Томска 20 января 1864 г. Кстати, вычитая 87 лет от года рождения Федора Кузьмича, мы получаем год рождения Александра I — 1777 год.
Как известно, император заболел 4 ноября 1825 г. в Мариуполе, возвращаясь из поездки по Крыму. Но впервые он почувствовал себя плохо гораздо раньше, еще в Бахчисарае, где его лихорадило.
Прибыв 5 ноября в Таганрог, он слег в постель. В этот же день сопровождавший его постоянно во всех поездках генерал-адъютант Петр Михайлович Волконский, его близкий друг и поверенный, в своем поденном журнале начал вести записи о ходе болезни.
Удивительно, что в тот же день открыли свои дневниковые записи о ходе болезни и времяпрепровождении Александра еще две особы: его супруга, императрица Елизавета Алексеевна, и лейб-медик баронет Виллие, бывший личным врачом Александра I. Эти же дни были описаны также и доктором Тарасовым, пользовавшим больного вместе с лейб-медиком Стофрегеном, личным врачом императрицы.
Дневниковые записи Волконского и Виллие кончаются 19 ноября 1825 г., в день смерти Александра I. Дневник Елизаветы Алексеевны обрывается на 11 ноября.
Сам по себе факт начала дневниковых записей 5 ноября тремя близкими к императору людьми, записей, которые, по существу, отразили течение смертельной болезни, — поразителен. Ведь ни 4-го, ни 5 ноября, когда все трое корреспондентов взялись за перо, нельзя было и предположить, что болезнь, едва лишь покачнувшая всегда отменное здоровье Александра, примет столь трагический оборот. Это загадка, которую исследователи перед собой даже не поставили, а ведь она психологически может открыть многое. Даже безусловный противник легенды об уходе Александра I от власти великий князь Николай Михайлович писал в одной из своих статей: «Исчезновение императора может быть допустимо „на практике при безусловной охране тайны соучастников такой драмы“. Что касается замены тела императора, на чем, кстати, настаивал убежденный сторонник легенды В. В. Барятинский в своей книге „Царственный мистик“, то подобную версию Николай Михайлович называет просто „баснословной сказкой“.