Исторические портреты
Шрифт:
Мы видели, что эта колонна, при которой находились государи, должна была пройти Пунтовиц и атаковать Кобельниц.
В 7 часов утра она начала движение и шла левым флангом, имея русских в голове. Впереди шел Новгородский полк, а за ним Смоленский, Апшеронский и Малороссийский гренадерский и 12 батарейных орудий полковника Кудрявцева. Колонна шла повзводно, без приказаний, без предосторожностей, без авангарда, без разъездов; даже ружья не были заряжены, и сделали это только в 300 шагах от противника.
Говорят, при ней не было кавалерии, но разве генерал Милорадович не имел при себе
Что делали молодые адъютанты императора, его ординарцы и бывшие при них казаки, если 40 000 противника сосредоточились в тысяче шагов от этой колонны и никто об этом не знал. Одного разведчика было достаточно, чтобы заметить расположение противника и спасти армию от поражения наголову, которое ее постигло. Слабая рекогносцировка, которую Кутузов приказал произвести генерального штаба майору Толю, была направлена на Кобельниц, по пути движения колонны, и ничего не было сделано на правом фланге.
Милорадович говорил в свое оправдание, что он не получил никаких донесений из колонны Пржибышевского (генерал-лейтенанта, командовавшего 3-й колонной. – А.Ш.), шедшей впереди него, и поэтому не предполагал французов так близко. Но разве это оправдание чего-нибудь стоит? Приказать произвести рекогносцировку дорог, где предположено идти и дать бой, и освещать свои фланги, есть долг не только генерала, но вообще каждого офицера, командующего отрядом…
Четвертая колонна, пройдя полверсты, очутилась вблизи неприятеля, о котором не подозревала (факт невероятный, но тем не менее действительный). Наконец генерал Кутузов сам приказал, так как об этом не подумал Милорадович, подполковнику Новгородского полка Манахтину скорее выдвинуться и занять Пунтовиц двумя баталионами того же полка. Было 8:30 утра, Манахтин, желая исполнить приказание, столкнулся со всеми французскими массами…
…Французские колонны, позади которых находился сам Наполеон, показались на всех высотах, двинулись в атаку, развернулись на бегу и атаковали русскую колонну. Она была раздавлена и рассеяна менее чем в полчаса: 1-й батальон Новгородского полка продержался некоторое время и был почти уничтожен. Его командир, генерал Репнинский, был ранен тремя пулями…
Французы, предводимые Сультом и Бернадотом, развивали достигнутые успехи с быстротою, не позволившею союзникам собраться. Русские были отброшены на Крженовец, австрийцы – на Аустиерадт, и сражение с самого начала было безвозвратно проиграно…
Если бы император имел в то время военный опыт, который приобрел с этих пор, он увидел бы, что один Милорадович был причиною подобной катастрофы, отнял бы у него после сражения командование и предал бы суду: нельзя было быть более виноватым, чем он. Но вышло наоборот: Милорадович попал в большую милость, чем когда-либо.
Милорадович был очень умен; он чувствовал свою ошибку и сделал все, что надо было, чтобы выказаться пред императором. Он был на великолепной скаковой английской лошади, скакал галопом по фронту, ездил взад и вперед под градом пуль
Император был убежден более, чем когда-либо, что Милорадович – герой…»
Можно оставить на совести Александра Луи Андро Ланжерона, графа, маркиза де ла Косс, барона Кони, большинство упреков, сказанных выше в адрес Милорадовича. У французского аристократа на русской службе с Михаилом Андреевичем отношения не сложились. Как известно, Ланжерон, дослужившийся в России до чина генерала от инфантерии, ревниво относился к успехам и отличиям своих соратников по службе, не говоря уже о «худородном» генерале, командовавшем колонной, на которую обрушился главный удар наполеоновской армии.
Можно лишь добавить еще то, что русские войска, составлявшие в сражении при Аустерлице часть союзной армии, действовали по плану, составленному австрийцами и написанному перед самой баталией, вечером, на немецком языке. Известно, что в то утро густой туман, окутавший поле битвы, сыграл с союзниками, двинувшимися в наступление, самую злую шутку. И что лично Милорадович в тот день блеснул бесстрашием, презрением к смерти, но – увы, изменить ход Аустерлицкого сражения он просто не мог.
И что сам Ланжерон, начальствовавший 2-й колонной, не блистал на том же поле брани. Винить же в общей неудаче перед потомками командира другой колонны, думается, не самое пристойное дело для мемуариста.
Следует вспомнить еще и то, что великий в мировой истории венценосный полководец Наполеон I Бонапарт считал викторию французского оружия при Аустерлице самой большой звездой в созвездии военных побед. Битву проиграли по большому счету не командир 4-й колонны и даже (что доказано исследователями) не главнокомандующий русской армией генерал от инфантерии М.И. Голенищев-Кутузов, фактически отстраненный от реальной власти. Дело было проиграно двумя союзными монархами России и Австрии, возжелавшими обрести большую славу и самолично сокрушить новоиспеченного императора Французской империи.
…После аустерлицких событий генерал-лейтенанту М.А. Милорадовичу уже вскоре довелось участвовать в Русско-турецкой войне 1806–1812 годов. Она стала заметной вехой в его полководческой биографии: на этой войне он, как военачальник, глава отдельного корпуса, впервые действовал вполне самостоятельно, принимая на бой ответственные решения.
К слову говоря, отправление Милорадовича на берега Дуная не осталось не замеченным в кругах генералитета русской армии. М.И. Голенищев-Кутузов писал ему в июне 1806 года, вспоминая события при Амштеттине и Кремсе:
«Вы уже оказали великие услуги Ваши отечеству в двух войнах, в которых Вы находились, и Ваши таланты заставляют от Вас надеяться еще больших».
Корпус генерал-лейтенанта М.А. Милорадовича вступил на театр войны, переправившись через Днестр. Оказавшись на территории Придунайских княжеств – Молдовы и Валахии, русские войска в декабре 1806 года нанесли поражение туркам близ города Бухареста, тогда валахской столицы. Бухарест «занимается стремительными действиями», не оставляя неприятелю никаких шансов на упреждение действий русских войск.