Исторический калейдоскоп
Шрифт:
В последние два-три десятилетия историки и филологи провели тотальную «ревизию» древнескандинавских памятников для того, чтобы выяснить, что же на самом деле говорят источники о берсерках. Выяснились любопытные вещи.
Слово «берсерк» (berserkr) и сложносоставной термин «берсеркганг» (berserksgangr), то есть «состояние, свойственное берсерку», обычно понимаемое как «буйство, ярость, бешенство, одержимость», встречаются только в древнеисландской литературе. В языки других народов, в том числе шведов, норвежцев, датчан и немцев оно попало не ранее XVI века в качестве заимствования из древнеисландского.
Стоит ли после этого удивляться, что происхождение и этимология слова berserkr – предмет нескончаемых споров? Первый его компонент – ber- обычно переводят двояко: либо как «медведь»,
Проблема, однако, в том, что в древнеисландском (и вообще в северогерманских языках) отсутствует корень ber– в значении «медведь», а в древнегерманском, где таковой имеется, нет слова «берсерк». «Безрубашечный» вариант тоже не безупречен, хотя бы ввиду того, что в древнеисландском хорошо известен этноним serkir – «сарацины» (единственное число – serkr). Саги знают топоним Serkland – Страна сарацинов, а в некоторых из них сарацины и берсерки соседствуют, как, например, в «Саге об Эгиле Одноруком и Асмунде Убийце Берсерков». Была выдвинута и альтернативная этимология, где древнеисландское berserkr считается заимствованием из персидского bezrek, bezerk, то есть «огромный», «великан» 15 .
15
См.: Елифёрова М. В. Берсерки: тайный воинский культ или явный научный миф? / На правах рукописи. URL:(дата обращения: 04.11.2016).
Современные «эпохе викингов» источники, к сожалению, мало проясняют дело: им в равной степени неизвестны ни голые торсы берсерков, ни медвежьи шкуры на их плечах. А в «Саге об Одде Стреле» берсерки одеты… в кольчуги.
Ключевое значение для вопроса о внешнем виде «воинов Одина» имеет драпа (хвалебная песнь) под условным названием «Морской бой при Хаврсфьорде». Авторство этого произведения традиционно приписывается норвежскому скальду Торбьёрну Хорнклови, жившему при дворе конунга Харальда Прекрасноволосого (ок. 852—933). По этой причине в более позднее время «Морской бой» был включён в «Песнь о Харальде» – биографическую поэму XII—XIII вв.
К данному источнику, так или иначе, восходят все попытки реконструкции внешности берсерков.
Берсерки здесь упомянуты дважды. Наиболее развёрнутое описание встречаем в 20-й строфе, где валькирия просит ворона рассказать о берсерках и слышит в ответ: «Волчьими шкурами звать / Тех, которые в бою / Несут окровавленные щиты, / Одерживают победы, / Когда на бой идут; / Вот чем они все заняты; / Храбрецам исключительным, / Думаю я, доверяться / Должен бы опытный, / Тем, которые рубят щиты».
Однако, как установлено, данный фрагмент является творчеством поэта XII—XIII веков, который таким образом сделал «поэтический комментарий» к 8-й строфе, посвящённой описанию морского сражения при Хаврсфьорде, где, в частности, говорится: «Рычали берсерки, / кончалась битва, / завывали волчьи шкуры, / потрясая железом».
Эти маловразумительные строки, в отличие от 20-й строфы, действительно принадлежат Торбьёрну Хорнклови или кому-то из скальдов IX века. Поэтический язык этого фрагмента так сжат и скуп на детали, что с трудом поддаётся пониманию. Строки о берсерках и «волчьих шкурах» связаны параллелизмом, поэтому не исключено, что речь идёт о синонимах. Из текста также отнюдь не следует, что «волчьи шкуры» – это боевое облачение. Возможно, мы имеем дело всего лишь с фигуральным выражением, стоящим в зависимости от «рычания» и «завывания».
И наконец, довольно-таки сумбурное описание битвы не позволяет с полной уверенностью решить, на чьей стороне сражались берсерки – Харальда или его врагов, хотя, по замечанию специалистов, грамматика все-таки склоняет ко второму варианту 16 .
Именно эти неясности 8-й строфы, по-видимому, и побудили поэта, жившего триста лет спустя, добавить в текст поэмы 20-ю строфу, где берсерки выступают в качестве дружинников Харальда и отождествляются с «волчьими шкурами».
16
См.: Елифёрова М. В. Конструируя источник: казус Haraldskvaedi // III Международная конференция молодых исследователей «Текстология и историко- литературный процесс» / Сборник статей. М., 2015. С. 5–14. URL:(дата обращения: 04.11.2016).
Между тем в сагах мы не встретим больше ни одного реального исторического лица в окружении дружины из берсерков или «волчьих шкур».
Не лучше обстоит дело с принадлежностью берсерков к священному союзу «мужей Одина». Эти сведения почерпнуты из «Саги об Инглингах» – поздней христианской обработки языческой мифологии скандинавских народов (написана Снорри Стурлусоном в 1220–1230-х гг.). Здесь между прочим говорится: «Один умел делать так, что в битве его враги слепли или глохли, или их охватывал страх, или их мечи становились не острее, чем палки, а его люди шли в бой без доспехов и были, словно бешеные собаки и волки, кусали щиты и сравнивались силой с медведями и быками. Они убивали людей, и их было не взять ни огнём, ни железом. Это называется впасть в ярость берсерка».
По поводу этого отрывка можно сказать только то, что к началу XIII в. образ берсерка уже претерпел христианскую мифологизацию, неизвестную древним памятникам. Примечательно, что в древнескандинавской мифологии Один всегда действует в одиночку, без воинской свиты. Снорри же рисует его в виде азиатского правителя (обладающего сверхъестественными способностями), поэтому наличие у него отряда телохранителей предполагается само собой.
Дальнейший обзор древних источников выявляет следующую закономерность: все древнейшие памятники, упоминающие берсерков, являются поэтическими произведениями, и в 70—80 % случаев берсерки фигурируют в них как враги.
Особенно обескураживающе выглядит «блистательное отсутствие» берсерков в рунических надписях, – а ведь это тысячи текстов, оставленных самими скандинавами (преобладают в них шведские) и не подвергавшихся переделке. Большинство из них носит характер эпитафий с указанием на происхождение, а нередко и на социальное положение покойного. И более чем странно, что в этот своеобразный мартиролог не попал ни один из тех, кто якобы принадлежал к военной элите.
Необычный вид и поведение берсерков вряд ли могли остаться без внимания со стороны народов, подвергшихся скандинавской экспансии. Но никто из англо-саксонских, франкских, византийских, арабских хронистов не заметил в рядах викингов беснующихся воинов в звериных шкурах (хотя, например, нагота пиктов и скоттов отмечена в сочинении Гильды Премудрого «О погибели Британии», VI в.). «Сага о Гуннлауге Змеином Языке» утверждает, что берсерков хорошо знали в Англии – в одном эпизоде берсерка Торорма убивают на глазах у английского короля Этельреда II (979–1016). Между тем англо-саксонские хроники не знают ни этого эпизода, ни чего-либо похожего на слово berserkr.
Собственно исторические сведения о берсерках исчерпываются двумя свидетельствами. Согласно известию «Саги о Греттире», в 1012 г. норвежский ярл Эйрик Хаконарсон запретил поединки и объявил берсерков вне закона. Правда, достоверность этого сообщения не поддаётся проверке. Настораживает то, что о нем не знают средневековые авторы трудов по истории Норвегии IX—XII вв. – Снорри Стурлусон («Круг земной») и безымянный составитель «Красивой кожи».
Остаётся исландский судебник «Серый гусь» (XII—XIII вв.) с его знаменитым запретом на «оберсеркование» (berserksgangr) под страхом «малого изгнания» (трёхлетней высылки). Эта статья замыкает раздел о церковных наказаниях за приверженность языческим культам и обращение к бытовой магии – произнесению заклинаний, наведению порчи, изготовлению оберегов для людей и скота и т. д. Именно к этой категории преступлений отнесено и «введение себя в состояние берсерка». Отсюда видно, что в христианизированном исландском обществе угрозу «оберсеркования» связывали с языческими практиками.