Шрифт:
Глава 1
Сегодня выступлю в роли волшебника и попробую перенести читателей в детство. Может кто-то и вспомнит себя в эти прекрасные годы. Да много чего можно вспомнить. Поехали.
Солнышко только начало пробиваться в полутёмную комнату через зашторенные окна, когда я встал с постели, собираясь сходить на речку, дабы для удовольствия души половить плотву с окушками, искупаться ещё в прохладной с ночи воде. Спина по утрам ноет, возраст берёт своё – пенсия. Проходя через комнату, обратил внимание на яркую полоску света, которая сквозь щёлку между плотными шторами пересекала стул, стол, кресло и пропадала на противоположной от окна стене. Даже не пропадала, а делалась тонкой, тонкой, как нить и ещё ярче, чем на полу. Машинально переступил её. И тут замелькало, закрутило: лица, деревья, дома, водная гладь, всё как на экране старого чёрно-белого кино. Остановка. Прекратилась суета, мелькание
Жили мы на окраине большого города. Район назывался Коровники. Наименовали не зря. В давние времена основным занятием наших предков, на этом пригороде, было разведение крупного рогатого скота. Тогда и возникла в устье реки Которосли, на её правом берегу, Коровницкая слобода. Ушли в давность те времена, но нет-нет, да и попадутся на глаза старые развалины построек прошлых веков.
Наша улица начиналась с песчаного берега Волги и уходила далеко, «упираясь» в стальные горизонтали железной дороги. Совсем рядом, на центральной улице, стена к стене, располагались мукомольный завод и тюрьма. Мельницы завода целый рабочий день наполняли окрестности монотонным, тихо свистящим гулом, к которому с детства привыкали и уже не обращали внимание. К тюрьме иногда подъезжали спецмашины. Охрана с собаками перекрывала дорогу. Открывались мрачные, с облупившейся краской, ворота. Загорался прожектор в тёмной арке въезда, освещая вход в совершенно другой мир. Мир закона, строгости и искалеченных жизней.
На берегу около завода, пришвартованная толстыми, заржавевшими тросами к забитым в землю кусками рельсов, стояла старая, полузатопленная баржа, к которой прикреплён огромный транспортёр, соединяющий берег и склад зерна на заводе. К полузатопленному, стоящему на мели ржавому борту этой «старушки» швартовались современные баржи, доставлявшие в трюмах зерно россыпью или мешках. Когда шла разгрузка, то к монотонному гулу мельниц добавлялся грохот и визг роликов, по которым «летела» резиновая лента, наполненная зерном или мешками. Мы бегали под этим «металлическим монстром», расположенным высоко над дорогой, подставляли ладошки, наполняя их выпавшим через щёлки зерном, набивали карманы, дабы потом, сидя на берегу, жевать его, ощущая во рту вкус хлеба и почему-то парного молока. А наевшись, бросали друг в друга остаткам из карманов, бежали в речку и смывали с лица белёсый мучной налёт вокруг губ. Земля, рядом с этой конструкцией и часть берега, маленькими оазисами всегда зеленела от всходов проросших зёрен. Поднимаемая ветром «хлебная» пыль покрывала поверхность воды вдоль берега, делая её молочного цвета. Собирались стайки рыбёшек, выдавая своё присутствие множеством всплесков и кругов на водной глади, и чайки носились над водой, унося в клювах серебристые тельца речной добычи. Огромные стаи голубей и воробьёв с жадностью набрасывались на падавшие зёрна, набивая желудки «бесплатным обедом». Когда разгруженная баржа отходила от берега или заканчивалась рабочая смена завода, то наступала такая тишина, что звенело в ушах.
Перед выходными, с наступлением вечера, посиделки. Женщины собирались на скамейке возле нашего дома или ходили к соседним. Начинались долгие разговоры, прерываемые громким смехом, а иногда и небольшими перепалками. Интересно было обсудить за неделю накопленные новости, посплетничать. Мужики «кучковались» небольшими группами, разливали пиво из бидончиков, закусывали вяленой рыбой или попивали водочку, разложив скромную закуску прямо на брёвнах, которые были сложены в небольшие штабеля почти возле каждого двора. По Волге часто «перегоняли» огромные плоты из брёвен, часть которых «терялась» и мужики с баграми вылавливали их, складывали возле домов. Потом в выходной день по всей улице трещали бензопилы и слышались удары колунов. Шла заготовка дров. Зимы долгие, да и летом иногда топили большую печь. Уже вечером, мы, усталые от дневных «забот», стояли в жестяных корытах, и мама поливала нас тёплой водой из большой кружки, смывала остатки пыли и песка из волос, зелёные пятна от травы на коленях и с трудом оттирала мочалкой грязные ноги. Помытые проваливались в огромных пуховых подушках, которые в течение долгого летнего дня лежали для просушки под солнцем на улице, «впитывая» в себя дурманящий запах травы, листьев, свежести и солнечного тепла.
Все времена года в ту пору, кажется, были прекрасней и закономерней. Весна, с её ручьями в канавках вдоль дорог, медленно переходила цветущими садами в жаркое лето, которое пролетало, почему-то быстро и наступала осень. Пасмурные дни, прохладный дождик. В ноябре по утрам с крыш свисали маленькие сосульки, на лужах появлялся тонкий ледок и выпадал первый снег, который ни когда не оставался в зиму, таял под последними, уже не такими тёплыми, лучами солнца. Осень своей пожухлой травой и опавшими листьями «проглатывала» свет от редких фонарей, раскачивающихся при ветре на деревянных столбах. Приходила матушка-зима. Морозная зима делала светлее вечера и ночи после коротких дней, своим снежным, искрящимся покровом отражая свет, освещая дорожки между домами. Внутренне все ждали Нового года. Наверно это был для детворы самый желанный праздник. Походы на Ёлку в дом Пионеров, подарки с шоколадными конфетами и мандаринами. Не забываемый запах хвои дома, от установленной в деревянной крестовине ёлки. Небольшие подарки от родителей – сестре куклу, мне катер на батарейках. С Нового года начиналась целая плеяда прекрасных праздников. Торжественно тихо готовились бабушки к Рождеству Христово, Крещению Господне, Масленице, Пасхе. Да какие бабушки? Им в ту пору было шестьдесят. Крепкие, энергичные и очень верующие. Это они сохранили, правда не для всех, веру в Бога. Родители одним днём отмечали День Советской армии и Военно-морского флота, Международный Женский день. И великий праздник, День Победы, правда без торжественного парада на Красной площади, который стали транслировать немного позже и все с замиранием сердца смотрели его по старенькому чёрно-белому телевизору. На мужской праздник, двадцать третье февраля, мне дарили игрушку, папе одеколон – «Шипр». На восьмое марта мы с отцом поздравляли букетиками мимозы, духами. Бабушке «Красная Москва», маме «Рижская сирень». Сестре – кукла или набор детской посуды. Душевно.
Ранней весной наступал день, когда с реки доносился грохот и треск. Это Волга начинает вскрываться. Если попадал этот день на выходной, то все, от детей до стариков, собирались на берегу. По законам природы ледоход наступал каждый год, и каждый раз это было завораживающее зрелище. Огромные льдины своей мощью перемалывают «закраинный» лёд, выворачивая его на берег грязными боками. Как огромная змея, шурша, лёд ползёт вниз по течению. Мутная вода с лёгкостью несёт всю эту многотонную массу ледяного «покрывала» реки. Ледоход проносил мимо нас всё, что скопилось за зиму на реке: ветки, коробки, доски, деревянные ящики, мусор. Когда основной лёд проходил, и отдельные льдины плыли вдоль берега, взрослые мужики, да и молодёжь, с баграми пытались на них кататься. Иногда это заканчивалось неудачами, и они мокрые бежали домой переодеться, чтобы снова отправиться в эти рискованные «путешествия». Ещё несколько недель потемневшие под лучами уже припекающего солнца куски льда на берегу «оплакивали» талыми каплями ушедшую зиму. Это было последнее напоминание о метелях, снегопадах и морозах. Речка словно «умывалась» от долгой зимней спячки, готовясь к новому летнему сезону. Когда она успокаивалась в своём бурном течении, мы вереницей проходили вдоль кромки берега и обязательно находили интересные вещи, вынесенные из прибрежной глубины. Попадались как старые, так и современные монеты, красивые стёклышки, камушки. Мне однажды посчастливилось найти проржавевшие и с такой же ржавой цепочкой карманные часы. Я показал их отцу. Он долго рассматривал остатки циферблата, механизма и сказал.
– Железные. Когда-то были красивыми, – вернул обратно мне.
Долго они лежали в ящике с игрушками.
Наверно только весной было столько интересных, традиционных праздников. Красивых и душевных.
Масленица. Блины, пироги, игры. По обледенелому столбу, раздевшись по пояс, хоть и было прохладно, забирались за призом – парой валенок или чем ни будь другим. Весело. Почему-то детская память запомнила название Масленица, это руки масляные от блинов, с пятнами от закапанной сгущёнкой или сметаной праздничной рубашки. Это детские представления, взрослые относились к празднику гораздо серьёзней. Вспоминаю, как заранее на берегу складывались в небольшую стопку старые покрышки от грузовых автомобилей и вечером, когда наступала темнота, их поджигали. Чёрный дым был виден даже на фоне ночного неба. В зависимости от погоды он поднимался высоко вверх или ветром разгонялся по всему пригороду. Отец держал меня за руку, а я прятался от жара за его ноги. Такие костры зажигали как на одном, так и на другом берегу. Их было не так много, но зарево было видно из всех окрестных деревень и даже с центра города. В чем заключался этот «обряд» не знаю. Может остались «корни» наших языческих традиций. С наступлением утра к остывшему, но ещё дымящему кострищу, приходили «мастеровые» люди и собирали мотки отожжённой проволоки, оставшейся от покрышек. Так, для всяких нужд. Пролетали недели. Погода ветром и дождями смывала золу и копоть с берегового песка, опять превращая его в уютный пляж.
Конец ознакомительного фрагмента.