Истории с приставкой «ГЕО»
Шрифт:
Несуразица началась сразу. Стоим с Толиком в накопителе, в стороне от всех, мирно беседуем. Смотрю, народ двинулся в сторону автобуса, который должен везти к самолёту, Толик задергался, занервничал.
– Не суетись, – говорю со знанием дела. – Пускай все пройдут, чего давиться, мы же всё знаем, не первый раз летим.
Зашли в автобус, не спеша, последними. Подвезли к трапу. Я снова ненавязчиво отвожу Толика в сторону – мол, не спеши, пусть все зайдут, мы потом, мест на всех хватит.
Последними, оживленно беседуя, не спеша поднялись по трапу, протянули билеты улыбчивой стюардессе.
– А как? А мы? А куда? – оторопь и непонимание.
Та только плечами пожала, безразлично осматривая поверх наших голов пустынное лётное поле.
И побежали мы с Толиком, одинокие, по бесконечному, овеваемому всеми ветрами летному полю к каким-то игрушечным самолетикам, видневшимся вдалеке, и сумки, груженные вещами, били нас по ногам.
Дуракам везёт! Откуда ни возьмись, вырулил автобус. Мы заполошно замахали руками. Он притормозил. И вот оно чудо – везет этот автобус пассажиров Бакинского рейса.
Думаете, на этом всё закончилось? Куда там…
При подлёте к Баку как-то активизировались стюардессы, лица посерьезнели, забегали по салону. А тут и радио заговорило: «В Баку объявлено штормовое предупреждение, садиться будем на запасной аэродром.» Через десять минут всё поменялось и объявили, что садиться будем все-таки в Баку.
Короче говоря, первый заход не удался. Борт просто сдуло боковым ветром с полосы. Со второго раза, прицелившись получше, приземлиться получилось. Пилот дал приличного «козла», все радостно захлопали и облегченно прилипли к иллюминаторам.
О солнце говорить не приходилось – мела метель. Видимость нулевая. Шквальный ветер. Снежинки неслись параллельно земле. Как выяснилось позже, наш борт был последним, который совершил посадку в этот день.
Город был завален снегом по самое некуда. Для южного города такое количество снега – катастрофа. Метель резвилась. Троллейбусы, облепленные снегом, встали. Движение на дорогах практически остановилось. В воздухе метались снежные заряды, по тротуарам из-под снега хлестали потоки воды. Люди передвигались в снежной мути, согнувшись в три погибели.
Кое-как добрались до гостиницы – современная высотка в центре города, окна – огромные стеклянные соты.
Мы же белые люди, из Москвы – номер заказан заранее.
Номер оказался на последнем этаже. И всё бы ничего, да вот окно разбито и на полу приютился такой небольшо-о-й сугробик. А за окном висит белый снежный занавес, и ветер гуляет по комнате.
Наше возмущение было беспредельно! Как так: москвичи, Академия Наук, прогноз землетрясений, а тут такое!
Пылая праведным негодованием, я отправился к директору.
Лощеный красавец с тонкими черными усиками на загорелом лице внимательно выслушал мои возмущенные и оттого довольно сбивчивые претензии.
– Нэ хочэшь – нэ жыви! – потеряв всякий интерес ко мне, отвернулся в сторону окна.
Я оторопел.
– А как же?..
– Что нэ понятно? Я же ясно говорю: «Нэ хочешь – нэ живи».
Пришлось, что-то невнятно бурча, ретироваться.
Разбитое окно мы заткнули подушкой, но теплее не стало – в гостинице не топили.
Нас спас «Агдам» – был в те времена такой портвейн. Кипятильником мы грели его в кружках практически до кипения и пили мелкими глотками, как чай. Надевали на себя всю одежду, вплоть до верхней: я – куртку, Толик – черное демисезонное пальто. Забирались под одеяла.
Особенно уморительно выглядел Толик, который спасаясь от холода, умудрялся ложиться в постель не только в пальто, но еще и в черной фетровой шляпе.
Всего два дня, потом в Баку вернулось тепло.
***
Обычно Вадим не брал женщин в поля, но Людка была, во-первых, отличницей, преданно смотрящей начальству в рот, а во-вторых, что совсем немаловажно, физически выносливой и крепкой.
Грешно говорить, но, по-моему, создатель, намаявшись со скрупулёзной работой по деланию человеков, отбросил в сердцах резец и взял в руки топор. Людка получилась коренастой и мужеподобной. Некрасиво вылепленное лицо с глубоко посаженными глазами. Ко всему прочему, присутствовали зачатки бакенбард, которые она стыдливо скрывала распущенными волосами.
Характер был хороший, да вот не повезло с внешностью.
И жил в ней синдром отличника – всегда и во всём быть первой – то ли из-за внешности, то ли ещё по какой причине, не знаю… Вадим это прекрасно видел и пройти мимо ну никак не мог.
В маршрут обычно забрасывали трех, максимум четырех человек. Вадим прикинул, что самые раздолбаи, менее всех поддающиеся дисциплине, – это мы с Бараном. Вот и решил сыграть – посмотреть, как сложатся взаимоотношения в отряде, если главной над нами поставить Людку. Сказано – сделано. Людка счастлива. Нам с Бараном, в общем-то, всё равно, хотя… баба в начальниках, как-то это не так.
Людка деятельность развила бурную – карту изучает, советуется с Вадимом, где створы ставить, нас гоняет, указывает какие продукты закупать. Одним словом, начальник. Мы с Бараном терпим, а куда денешься? У Вадима особо не посвоевольничаешь.
Каждой маршрутной группе полагалось иметь ружье. Были у Вадима несколько старых раздолбанных одностволок, которые он раздавал старшим в группе.
Людка вцепилась в ружье, как фея в волшебную палочку.
Собрались, загрузились в вертолет, выбросились на реку. Поплыли двумя лодками. На первой – я и Баран, следом – Людка с картой на коленях и ружьем поверх барахла, вдруг утка над водой пойдет.
Вечером у костра, Людка еще раз строго пробубнила нам, что подъем завтра в шесть утра, быстро завтракаем, делаем створ, плывем дальше, через пять километров делаем еще створ, опять плывем… Мы понуро выслушали.
Утро порушило её планы. Бодро откинув полог палатки, она радостно прокричала:
– Уже шесть, подъём мальчики!
– Срыгни с раздачи! – не открывая глаз, зло в ответ рявкнул Баран.
– Дурак! – истерично выкрикнула Людка, и её сдуло.
Выползли мы из палатки около десяти. Людка обиженно сидела у костра. Не спеша позавтракали, сделали створ и поплыли.