История большевиков в документах царской охранки
Шрифт:
Стоя во главе «отзовистов», левого крыла группы большевиков, и сплотив возле себя известных Д-ту Пол. Лядова, Алексинского, Марата, Богданова, Максима Горького и Менжинского, Красин в настоящее время ведет энергичную отзовистскую кампанию и из вышеупомянутых денег самовольно удержал 140 000 р., которые и будут использованы на пропаганду «отзовизма», включая и самостоятельную типографию для той же цели.
Правое крыло большевиков во главе с Лениным, протестуя против нарушения партийной программы и захвата Красиным партийных денег, организует за границей в самом непродолжительном времени съезд большевиков-неотзовистов.
На означенный съезд поедут: от Петербурга – Мешковский, Самары – Рыков, Одессы – Орловский, Тамбова – Линдов и от Киева – Свидерский.
[Дело МОО № 745–1908 г.]
[О том же рассказывает и сообщение Д-та Пол. Нач-у Моск. Ох. Отд. от 24 июня 1909 г.]
По имеющимся в Департаменте Полиции данным, в настоящее время за границей истинным руководителем социал-демократической партии является не Центральный Комитет, а тайный Большевистский Центр, причем члены последнего – Богданов, Марат и «Никитич» перешли к критике политики Большевистского Центра, склонились к отзовизму
Кроме того, они агитируют против Большевистского Центра и письмами через некоего «Станислава» (Москва) в русских комитетах. На днях должны состояться в Париже заседания Большевистского Центра, куда в качестве представителя от московского района прибыл Шулятиков («Донат») – маленького роста, лохматый, с рыжеватой бороденкой, алкоголик с ярко-красным носом. На двух состоявшихся собраниях единомышленников Ленина, на которых отсутствовали Богданов, Марат и «Никитич» (Красин), было постановлено выработать резолюцию, которую и предложить Большевистскому Центру для принятия. Резолюция будет такого содержания, чтобы заставить сторонников Богданова либо совершенно отколоться, или вполне подчиниться большинству.
[Дело МОО № 1905–1908 гг.]
[По имевшимся у Нач. Моск. Охр. Отд. агентурным сведениям, многое из сообщенного ему Департаментом оказывалось неверным, о чем он и счел нужным поставить в известность Департамент.]
Директору Д-та П. 7 июля 1909 г.
Имею честь донести Вашему Превосходительству, что, по имеющимся во вверенном мне Отделении агентурным сведениям, у Богданова, Марата и «Никитича» (Красина) идут, отчасти на почве философского и тактического разногласия, а главным образом на личной почве, трения с Лениным и главным образом с «Виктором» (вероятно, Лозинским). Последний, вопреки положительному отношению 3-х названных лиц к Большевистскому Центру, хочет вызвать раскол и обвиняет их в отзовизме и ультиматизме, а равно и в похищении денег.
Никакой агитации против Большевистского Центра указанные три лица не ведут; школа открывается не на похищенные в Тифлисе деньги, а на деньги, пожертвованные Горьким и другими лицами, которые дали пожертвования исключительно на это дело. Школа открывается Горьким, Луначарским, Алексинским, Богдановым и находящимся ныне в Москве Михаилом Вилоновым. Марат и «Никитич» участия в открытии школы не принимают.
Похищенные в Тифлисе деньги не передаются в Большевистский Центр из недоверия к «Виктору»; они будут переданы этому центру на съезде.
Письма в Москву шли действительно через «Станислава Вольского», арестованного в Москве. В этих письмах Богданов и бывший тогда за границею Михаил Вилонов хотели добиться утверждения школы местными организациями помимо центра.
Отзовистская кампания поднята Лениным и «Виктором», первый взял на себя теоретическую часть, а «Виктор», ради личных корыстных целей, практическую, путем разных интриг.
«Станислав» – сторонник отзовизма, но он, как и другие представители отзовистского течения, всеми силами старается избежать раскола в Большевистском Центре.
Заседание Большевистского Центра совместно с представителями от областей состоялось в мае месяце, и представитель от Московской области Шулятиков (в организации «Донат», а в наблюдении «Гнедой») вернулся уже давно. На этом совещании разбирались различные вопросы.
[Один из учеников школы на Капри был служивший в Охр. Отделении Андр. Серг. Романов (охранная кличка «Пелагея»), в агентурной записке от 8 марта 1910 г. рассказавший историю этой школы. Вот эта «записка».]
Весной минувшего 1909 г. среди пребывающих за границей партийных интеллигентов возникла мысль об организации особой школы для подготовки опытных и серьезных профессионалов из рабочей среды; главным основанием для организации подобной школы являлось, с одной стороны, желание дать возможность принять активное участие в наиболее ответственной деятельности самих рабочих, а с другой – отсутствие должного числа опытных интеллигентных руководителей. Лицами, проектировавшими организацию этой школы, оказались: Горький, который взял на себя обязанности по изысканию необходимых для осуществления проекта средств, Богданов (он же Максимов), Луначарский, Алексинский и Лядов, позднее к ним присоединились Покровский и Вольский. Задачей устроителей школы, что было и одобрено резолюциями поместных партийных организаций, являлось желание дать партии необходимое количество опытных работников, не вводя последних в период обучения в дебри фракционных, идейных и иных течений, в текущий период волнующих умы членов партии; словом, предполагалась школа строго партийная, без каких-либо фракционных оттенков и направлений. Собранные на школу средства были скудны и рассчитаны таким образом, что хватить их могло лишь при том условии, если время обучения будет ограничено максимум четырьмя месяцами; комплект учащихся, сообразно материальным и техническим условиям, также ограничивался возможностью пригласить на первый раз в школу не более 12–15 чел. слушателей; предпочтение в праве первыми прислать в школу своих представителей отдано было партийным организациям Центр. промышл. района, каковой считается наиболее серьезным и особенно важным в партии.
Хотя при открытии школы и предполагалось, что школа должна носить характер исключительно общепартийный, а не фракционный, однако на деле в школе произошел раскол: вышеназванный Богданов (он же Максимов), а за ним и остальные учредители школы, включительно до Горького, в конце концов не выполнили своей задачи и придали школе фракционный оттенок, усвоив себе и сообщив обучающимся в школе особый и несогласный с центром партии взгляд на оценку текущего момента; они оказались левее б-ков, настаивают, в частности, на необходимости спешной военно-технической работы в рядах армии и были названы позднее группой «Вперед». К взгляду Богданова и его единомышленников не согласились присоединиться не выходившие из директив партии и следовавшие общему партийному течению пять учеников: «Староверов», «Василий», «Аля-Алексинский», «Пахом» и «Фома»; все они были исключены из школы. Эту пятерку центр пригласил в Париж, где ими был прослушан ряд лекций, читанных «Лениным», «Григорием», «Иннокентьевым», «Каменевым» и «Лозовским». Из Парнаса пятерка направилась в Россию, перешла при помощи бундиста «Григория» нелегально границу и приступила в пределах Империи к партийной работе. Остальные ученики школы по окончании в ней лекций также побывали в Париже, прослушали там ряд таких же лекций и возвратились в Россию; из них лишь часть приступила к работе, а остальные лишь собираются сделать это [11] .
11
Кроме названных Романовым пяти учеников ц. ДП от 10.Х.1909 г. называет еще четырех учеников из Москвы: от Рогожского района – мещанина гор. Кадома Тамбовск. губ. Ивана Григорьевича Баташева, от Замоскворецкого района – крест. Московской губ. Михаила Иванова Лобанова, от Лефортовского района – мещанина Петровской слободы Богородского у., Московск. губ. Михаила Косарева и от Бутырского района – крест. Вятской губ. и уезда, Кетинской вол., д. Сырдева Ивана Иосифова Бабинцева.
[«Агент. Записка» № 38 за 1910 г.]
[Кроме этих документов в архиве дел б. М. Ох. Отд. имеется еще копия письма от 17 ноября 1909 г. в Цент. Ком. РСДРП пяти исключенных из школы учеников, подробно излагающих историю своего исключения. Приводим это письмо, опустив из него начало, заключающее в себе сведения об организации школы и ее задачах, уже известные из приведенных выше документов.]
Более двух месяцев мы работали в школе и в течение этого времени, а особенно на 3-м месяце, убедились, что намеченные комитетом школы и нашими организациями лекторы отказываются читать лекции, одни по недостатку времени, другие – считая, что школа фракционная. Последнее заявление, между прочим, сделал и тов. Рязанов.
Видные вожди б-ков и м-ков, как Ленин и Мартов, не могли читать лекции потому, что школа находилась далеко от их работы и от центра партийной жизни. Мы не будем здесь разбирать, почему инициаторы школы, взявшие на себя ответственность за организацию той части дела, которая приходилась на заграницу, поставили школу в такое положение, которое объективно не позволило партийным теоретикам и практикам принять в ней участие, – такой разбор должны сделать наши организации. Мы же лишь констатируем факт, что из всех лекторов здесь читают только Богданов, Луначарский, Горький, Алексинский и «историк» Лядов (последний, между прочим, не выставлялся ни в одном из списков лекторов, предложенных организациями). В начале открытия школа выпустила листок, под которым мы все подписались, заявлявший о том, что школа преследует чисто партийные цели и не связывает себя ни с одним фракционным течением. В конце 3-го месяца ясно обнаружилось, что в школе организовалась фракция, специально работающая над платформой, правда не на лекциях в школе, а в свободное от занятий время. Обойти молчанием этот факт в своих отчетах мы, рабочие, не могли и в последних письмах сообщали в Расш. Ред. «Пролетария» и в пославшие нас организации все, что знали. На последнем собрании 30–31 октября совет школы предъявил нам ультиматум, во-первых, чтобы мы назвали ложными те выводы, которые сделаны из наших писем ред. «Пролетария», во-вторых, чтобы мы признали, что отчеты школы составляются объективно, и, в-третьих, чтобы мы заявили, что платформа разрабатывается по инициативе слушателей. Свой ультиматум Сов. школы подкрепил угрозой нашего исключения из школы, т. е. мы исключаемся в том случае, если не подпишемся под предъявленными заявлениями. На это мы ответили следующим: 1) При посылке писем в Расш. Ред. «Пролетария», а также в местные организации мы руководствовались директивами пославших нас организаций, ясно и определенно заявивших, во-первых, требование иметь от нас отчеты, возможно полнее освещающие школьные работы, во-вторых, обязавших нас считать идейным руководителем БЦ и, в-третьих, точно указавших нам, что мы посылаемся в партийную школу за получением теоретической подготовки; 2) если теперь, после выпуска отдельного оттиска № 50 «Пр.», Сов. школы считает нас виновниками тех выводов, которые сделал из наших писем «Пр.», и ставит на основании этого своего мнения вопрос о необходимости вышибить нас из школы, то мы, с своей стороны, должны заявить следующее: 1) Целью нашего коллективного письма было лишь желание выяснить БЦ и пославшим нас организациям, что группа слушателей (7) и лекторы школы стали на путь отступлений от прямых задач школы, намеченных ею раньше, в период ее организации; фактами, обосновывающими это наше мнение, мы считаем, с одной стороны, все время проводимую систематическую борьбу против идейного руководителя большевистских организаций России – БЦ, которая выразилась в ряде нападок и прямых клевет, подрывающих престиж руководящей организации, а с другой – работу группы слушателей и состава лекторов над платформой. Все, вместе взятое, мешает, по-нашему, спокойному ходу дел, препятствует школьным теоретическим работам, ради которых мы только и посланы сюда. 2) Ответственность за выводы ред. «Прол.» из наших писем мы взять на себя не можем. Мы отвечаем перед партией только за свои сообщения – не больше, а во всех своих сообщениях мы никогда не заявляли организациям, а также БЦ о фракционном направлении лекций. Наоборот, мы признавали и признаем полезным и необходимым для нас все знания, которые получаются из лекций и лекторов школы. 3) Мы, как личности, после нанесенных нам на Совете оскорблений, не могли бы продолжать работы в школе, но как члены организаций, обязанные подчиняться их директивам, мы остаемся в школе и слушаем лекции впредь до получения извещений от организаций о их решении и дальнейшем поведении. Приняв это, подписанное нами, заявление, Сов. школы постановил исключить нас из школы. Последнее постановление Совета школы мы решили обжаловать в ЦК, и ввиду этого решения мы теперь спрашиваем вас, товарищи, какое преступление мы сделали для того, чтобы Совет школы имел право наложить на нас позорное клеймо исключенных из партийной школы, из учреждения, специально предназначенного, по директивам наших организаций, давать теоретические знания? Где те проступки, за которые мы могли бы быть лишены возможности учиться в пропагандистской школе? Неужели мы виноваты в том, что правдиво давали отчеты о своих действиях в жизни школы?