История Будущего
Шрифт:
— Вставлю ее в рамку. Пусть внуки видят, как легко иногда делать деньги. Энтенса тем временем переводил взгляд с Джонса на Харримана и обратно.
— Отлично, — сказал Харриман. — Джентльмены! Мастер Джонс определил стоимость доли одного человека в стоимости спутника нашей планеты. Народу у нас около трех миллиардов; стало быть. Луна оценивается в тридцать миллиардов долларов. Он вынул пачку денег.
— Есть еще идиоты? Покупаю каждый предложенный пай по десятке!
— Даю двадцать! — воскликнул Энтенса. Харриман грустно посмотрел на него:
— Не
— Джентльмены! Прошу вас заключать подобные сделки после собрания. Кто поддерживает предложение мистера Харримана? Гастон Джонс сказал:
— По процедуре я обязан довести предложение мистера Харримана до голосования. Прошу поднять руки. Возражений не последовало. Провели голосование. Одиннадцать против трех. Харриман, Энтенса и Стронг — за, остальные против. Но не успел кто-то предложить разойтись, как Харриман вскочил:
— Я так и думал. Но раз уж Компания более не заинтересована в космических полетах, не будете ли вы любезны продать мне кое-что из патентов, технологий, оборудования, словом, всего, что находится во владении Компании, связано с космосом и не имеет отношения к производству энергии на Земле? Короткий наш медовый месяц со спутником оставил кое-какие запасы, и я хочу задействовать их. Ничего формального: только решение, что политика Компании направлена на всяческое мне содействие, разумеется, не в ущерб своим интересам. Ну как, джентльмены? Это избавит вас от хлопот со мной. Джонс снова принялся изучать свою сигару.
— Не вижу причин для отказа, джентльмены… Говорю это вам как лицо незаинтересованное.
— Да, Делос, это можно, — согласился Диксон. — Только продавать не будем, мы все дадим вам в долг. Значит, если вам удастся сорвать банк. Компания сохранит свой интерес. Есть возражения? Возражений не было. Решение внесли в протокол как стратегию Компании, и собрание было закрыто. Харриман чуть задержался, чтобы посекретничать с Энтенсой и назначить ему встречу. Гастон Джонс, разговаривавший в дверях с Диксоном, помахал компаньону Харримана Стронгу.
— Джордж, можно личный вопрос?
— Давайте. Только ответа не гарантирую.
— Я всегда считал вас человеком здравомыслящим. Скажите, почему вы поддерживаете Харримана? Он же не в своем уме! Ответил Стронг не совсем уверенно:
— Я бы должен вас одернуть, он ведь — мой друг… Однако не могу. И все же, черт побери, всякий раз, как у Делоса появлялась дикая идея, она вскоре становилась реальностью! Я терпеть не могу поддерживать его: это заставляет меня нервничать… Но его предчувствиям научился доверять — больше, чем чьим-либо точнейшим финансовым отчетам. Джонс поднял бровь:
— У него что, дар Мидаса?
— Можно сказать, да.
— Что ж, не будем забывать, чем Мидас кончил. До свидания, джентльмены. Харриман наконец отпустил Энтенсу, и Стронг присоединился к нему. Диксон проводил их задумчивым взглядом.
2
Дом Харримана построен был еще в те времена, когда всякий, кто мог, старался поселиться где-нибудь на периферии, да вдобавок — закопаться поглубже в землю. Поэтому над поверхностью виден был лишь коттедж-купол с мощным слоем брони под облицовкой, вокруг которого раскинулся искуснейше спланированный парк. Под землю же дом уходил на несколько этажей и защищен был вполне надежно — разве что бомба упадет прямо на крышу. В случае чего дом мог обеспечить жильцов и воздухом в течение целой тысячи часов.
Когда настали «смутные времена», хозяева были вынуждены снести обычную ограду вокруг парка и выстроить взамен новую — с виду точно такую же, однако способную остановить даже танковую атаку. Ворота тоже не давали поводов для тревоги: новое оборудование охраняло их куда надежнее хорошо вышколенных сторожевых псов. Вдобавок «крепость» Харримана была снабжена почти всеми мыслимыми удобствами. Дорого, конечно, но тут Харриман не жался — Шарлотте дом очень нравился и являлся предметом постоянных ее забот и попечения.
В самом начале их супружеской жизни она безропотно сносила все неудобства тесной квартирки над бакалейным магазином; если теперь ей нравится играть с домом «в замок», что на это можно возразить? Но сейчас Харриман, считай, с нуля начинал новое дело. Несколько тысяч, ежемесячно уходящих на содержание и налоги, могли ощутимо повлиять на ход событий и направить их либо к госпоже Удаче, либо — к судебному исполнителю. Вечером, после ужина, Харриман решился поговорить с супругой. Как только подали кофе и портвейн, он обратился к Шарлотте:
— Дорогая! А почему б тебе не поехать во Флориду? Отдохнешь пару месяцев…
— Во Флориду?! — Жена изумленно уставилась на него. — Делос, ты с ума сошел! Флорида в это время года невыносима!
— Или в Швейцарию… Да выбирай сама местечко по вкусу и устрой себе настоящий отдых!
— Ох, Делос. Ты снова что-то затеял. Хариман подавил вздох. «Что-то затеять» для любого мужа было непростительным, даже названия не имеющим грехом. «Что-то затеявший» муж немедля подвергался беспощадному осуждению и суровому наказанию. Он на минуту представил себе, что стряслось бы, если б мужчины всегда и во всем обязаны были подчиняться женщинам — их логике и принципам — точь-в-точь сопливые школяры под присмотром строгого учителя…
— Возможно. Слушай, а этот дом… Он не напоминает тебе известного белого слона? Работать не заставишь — все же священное животное; однако жрет не меньше обычного серого работяги.
— И что?
— Давай его продадим. И землю, она теперь в цене. А со временем построим вместо этого бомбоубежища что-нибудь современное. Как ты считаешь? Это Шарлотту заинтересовало.
— Да, я уже думала… Делос, я представляю себе… Словом, совсем небольшое шале где-нибудь в горах. Ничего показного, не больше двух… нет, трех слуг. Но, пока мы не построимся, этот дом продавать не следует — иначе где же нам жить?