История Древнего мира. От истоков Цивилизации до падения Рима

Бауэр Сьюзен Уайс

Новая Персидская империя

Но просто приведение армии в форму не могло разрешить римские трудности. Аврелиан осознал это, когда построил стену вокруг города. Триста лет Рим не имел стен; его горожане хвастали, что город защищен мощью армий Рима.¹⁰ Теперь на эту защиту полагаться больше было нельзя. Лояльность армий, на которую опиралась власть императора, тоже стала слишком переменчивой. Аврелиан протянул только пять лет –

до того как преторианская гвардия убила его прямо посередине дороги.¹¹

Сенат отдал власть в руки императора, император опирался на силу армии, а Рим имел слишком много армий на слишком многих фронтах, чтобы поддерживалась хоть какая-то стабильность. За девять лет после Аврелиана шесть человек получали титул императора, и все они были убиты.

Некоторым исключением был четвертый – император Кар. Его люди сообщили, что в него ударила молния, когда он находился в лагере на берегах Тигра.¹² Это было вполне правдоподобно. С другой стороны, когда Кара «ударила молния», командир его телохранителей Диоклетиан был в лагере. Сын Кара Нумериан, который стал императором после него, таинственно умер, передвигаясь с армией. У него болели глаза и он ехал в крытых носилках, чтобы защититься от прямых солнечных лучей; никто не заметил, когда он умер в этих носилках. «О его смерти… солдатам, сопровождавшим его, сообщил запах мертвого тела, – говорит Евтропий, – их резанул запах и, открыв занавески носилок, они нашли, что он мертв – через несколько дней после того, как это случилось».¹³

Удивительно, что «сопровождавшие его солдаты» не заметили, что Нумериан безвылазно находится за занавесками уже несколько дней подряд. Впрочем, вскоре убийца был выявлен: когда армия собралась, чтобы выбрать наметить нового лидера, Диоклетиан возмущенно выкрикнул, что знает, кто убил Нумериана: это его собственный тесть, командир преторианской гвардии. Переполненный праведным гневом, он выхватил свой меч и убил человека «на виду у всей армии», что освободило остальных от необходимости расследования обвинения.¹⁴

Затем другой сын Кара был объявлен императором друзьями своего отца. Амбиции Диоклетиана стали очевидны. Он двинул своих сторонников против войск нового императора и убил своего противника в сражении.

Это поставило Диоклетиана во главе Римской империи. Лактанций называет этого человека не иначе как «автором зла и устроителем несчастий».¹⁵ Как и его предшественники, Диоклетиан дурно поступал с христианами – он сразу же выпустил эдикт об их преследовании. Лактанций обвиняет его в коррупции, жестокости, завышении налогов, похищениях и еще во множестве иных преступлений, и в финале объявляет, что он почти разрушил Рим:

«Этот человек, частично из-за своей алчности, частично из-за робости консулов уничтожил Римскую империю. Потому что он выбрал еще троих, чтобы те делили правление с ним; и таким образом империя была поделена, армии увеличились, и каждый из четырех принцепсов старался создать гораздо большие вооруженные силы, чем создавал любой другой император в прошлом».¹⁶ Но в действительности, это разделение империи спасло ее.

Диоклетиан, без сомнения, был амбициозным человеком – но его амбиции были более сложными, чем приписывает ему Лактанций. Он не хватал что-то просто для того, чтобы это иметь. Он хотел разрешить проблему империи, и он нашел решение, отдав большую часть своей власти.

Через год после провозглашения императором Диоклетиан выбрал себе правую руку – такого же армейского офицера по имени Максимиан, которого хорошо знал. Он дал Максимиану имперский титул Августа и предложил ему быть со-императором: впервые с горестных дней Каракаллы и Геты, когда два императора разделили этот титул.

Диоклетиан пришел к заключению, что самая большая проблема империи – ее размеры. Никто не в состоянии удерживать руку на всех регионах без автократической тирании, а подобная тирания рано или поздно ведет к смерти. В любом случае даже самый автократический император не может оставаться любимцем всех войск, разбросанных от Галлии до Евфрата. Легионы доверяют человеку, который находится ближе остальных к ним; Диоклетиан отдал половину империи принцепсу, который мог оставаться рядом.

Мощь армии продолжала беспокоить Диоклетиана. В 291 году он совершил дальнейший шаг, направленный на то, чтобы оградить армию от вовлечения ее в борьбу за власть. Он назначил двух младших «императоров» – двух чиновников, которым был дан титул Цезарей (обычное имя, которое император давалсвоему преемнику). Эти два Цезаря, Констанций и Галерий, были также связаны с императорами личным образом: Галерий женился на дочери Диоклетиана, а Констанций – на дочери Максимиана. («Оба вынуждены были развестись с женами, которых имели прежде», – замечает Евтропий.¹⁷ За стабильность пришлось платить.)

В 305 году Диоклетиан сделал такое, чего еще не пытался сделать ни один император. Он ушел на покой, отрекшись в пользу одного из Цезарей – и настаивал, чтобы Максимиан сделал то же самое. Он старел и слабел, и вместо того, чтобы цепляться за власть до последнего вздоха, предпочел проследить за ее передачей следующему поколению. Максимиан подчинился, хоть и с огромной неохотой, и они провели церемонию отречения в один и тот же день, на противоположных концах империи: оба приняли участие в параде победы и затем, в его конце, церемониально сняли свои имперские мантии и надели гражданские одежды.¹⁸

Диоклетиан сделал еще одну попытку усовершенствовать сомнительный образ римлянина. Вместо повиновения императору от римлян теперь требовалось подчиняться идее имперской власти. Эта смена декораций была много большим, чем просто публичный обряд. Диоклетиан попытался продемонстрировать, что император олицетворяет собой сам Рим, но само это олицетворение является большим, чем просто личность человека, который выполняет эту задачу.

И это сработало. Констанций стал императором Галлии, Италии и Африки; Галерий стал править на Востоке; а оба Цезаря были избраны их младшими коллегами. Но в 306 году Констанций умер, всего через год после своего восшествия, после чего армия вернула институт наследования. Войска не поддержали тонкое диоклетианово определение имперской власти, к тому же Констанций был чрезвычайно популярен в армии на Западе. Теперь войска потребовали, чтобы молодой Константин, его сын от предыдущего брака, унаследовал его власть.

Иррациональное желание, чтобы сын царя унаследовал его власть вне зависимости от черт его характера, существовало в человеческой расе с давних дней Этана в Шумере. И оно все еще оставалось сильным три тысячи лет спустя.

Произошло именно то, чего Диоклетиан надеялся избежать – старые традиции столкнулись с новым институтом. Восточный император Галерий настаивал, чтобы младший коллега Констанция, Север, стал императором Запада, как и планировалось ранее. Но стремление к власти, существовавшее как минимум со времен Гильгамеша, победило. Максимиан, который на самом деле вовсе не стремился уходить в отставку, снова забросил в кольцо свою шляпу. Он пошел войной на несчастного Севера – и с помощью Константина, который был соперником Севера в управлении западом, и разбил его.