История Энн Ширли. Книга 2
Шрифт:
— Ты сама не знаешь, Фил, какая ты красивая! — искренне восхитилась Энн.
— Отлично знаю — для чего же существуют зеркала и мужчины? Я просто хотела тебя спросить, все ли у меня на месте, не съехала ли набок юбка и так далее. И не надо ли переколоть розу пониже? Мне кажется, я закрепила ее слишком высоко и она как-то перекашивает лицо. Но мне не нравится, когда цветок щекочет ухо.
— Все у тебя замечательно, а лучше всего выглядит твоя ямочка на щеке.
— Какая ты милочка, Энн, — в тебе нет ни капли зависти.
— А с чего это ей
— Да, это правда, — согласилась Фил.
— Мой нос всегда был для меня большим утешением, — призналась Энн.
— А мне еще нравится эта твоя прелестная кудряшка, которая, кажется, вот-вот упадет на лоб, но никогда не падает. Что же касается моего носа, то он меня страшно беспокоит. Я уверена, что к сорока годам он станет как у всех Бирнов. Как я, по-твоему, буду выглядеть в сорок лет, Энн?
— Будешь солидной пожилой матроной, — поддразнила ее Энн.
— Ничего подобного, — возразила Фил, усаживаясь на диван в ожидании своего кавалера. — Джозеф, пестрая ты тварь, и не думай прыгать мне на колени. Я не хочу идти на танцы усыпанная кошачьей шерстью. Ничего подобного, Энн, на пожилую матрону я не буду похожа. Но замуж я, конечно, выйду.
— За Алека или за Алонсо? — спросила Энн.
— Да, наверное, за одного из них, — вздохнула Фил. — Если только сумею, наконец, решить, за которого.
— Неужели так трудно решить? — спросила тетя Джемсина.
— Меня вечно бросает из стороны в сторону, тетя Джимси.
— Пора уж тебе становиться солидней, Филиппа.
— Конечно, лучше быть солидной, но тогда жизнь делается намного скучнее. А если бы вы знали Алека и Алонсо, то поняли бы, почему так трудно сделать выбор. Они оба такие душки.
— Тогда поищи такого, который лучше их обоих, — посоветовала тетя Джемсина. — Вот ходит же к тебе этот четверокурсник — Уилл Лесли. У него такие большие добрые глаза.
— Чересчур большие и чересчур добрые — как у коровы.
— Есть еще Джордж Паркер.
— А этот выглядит так, будто его только что накрахмалили и выгладили.
— А Марр Холуорти — у него какие недостатки?
— У него нет недостатков, но он беден. Мне надо выйти замуж за богатого человека, тетя Джимси. Это главное требование, ну и, конечно, приятная внешность. Если бы Джильберт Блайт был богат, за него бы я вышла.
— Неужели? — довольно свирепо осведомилась Энн.
— Ах, нам эта мысль не по вкусу, хотя сами мы в Джильберте совершенно не нуждаемся, — насмешливо пропела Фил. — Ладно, не будем говорить о неприятном. Конечно, рано или поздно придется выйти замуж, но я буду тянуть с этим как можно дольше.
— Главное — не выйти замуж за человека, которого не любишь, — изрекла тетя Джемсина.
— «Ах, верные вышли из моды сердца, любившие преданно и до конца!» —
Когда Фил ушла, тетя Джемсина серьезно посмотрела на Энн:
— У этой девушки прелестная внешность и доброе сердце, но тебе не кажется иногда, Энн, что у нее не все дома?
— Нет, голова у нее в порядке, — ответила Энн, пряча улыбку. — Это у нее такая манера разговаривать.
Тетя Джемсина покачала головой:
— Дай-то Бог, Энн, дай-то Бог. Она мне очень нравится, но я не способна ее понять. Фил не похожа ни на одну девушку, каких мне приходилось встречать в жизни, и ни на одну девушку, какой я была сама.
— А сколькими девушками вы были, тетя Джимси?
— Ну, по крайней мере, полудюжиной.
Глава восемнадцатая ПРИЗНАНИЕ ДЖИЛЬБЕРТА
— Какой сегодня был скучный день — хоть бы что-нибудь случилось интересного! — Фил сладко зевнула, сгоняя с дивана двух негодующих котов и укладываясь на их место.
Энн подняла голову от «Записок Пиквикского клуба». Сдав весенние экзамены, она решила для души перечитать Диккенса.
— Да, для нас это скучный день, — задумчиво сказала она, — но, наверное, для кого-то и счастливый. Кому-то объяснились в любви; кто-то написал замечательное стихотворение; у кого-то родился ребенок, которому предстоит стать знаменитым. А кто-то, может быть, потерпел разочарование в любви.
— И зачем надо было испортить такую прекрасную мысль, добавив последнюю фразу, моя милая? — проворчала Фил. — Я не люблю думать о разочарованиях и разбитых сердцах — и вообще о неприятностях.
— Уж не думаешь ли ты, Фил, что тебе всю жизнь удастся отмахиваться от жизненных неприятностей?
— Бог мой, конечно, не думаю. Мало у меня сейчас, что ли, неприятностей? Надеюсь, ты не считаешь, что дилемма Алека и Алонсо — это что-то приятное? Мне от них житья нет.
— Ты никогда ни о чем не говоришь серьезно, Фил.
— А зачем? Вокруг и так чересчур много серьезных людей и без меня. Миру нужны и такие, как я, Энн, — должен же его кто-то забавлять. В нем было бы просто невозможно жить, если бы все выглядели серьезными интеллектуалами, поглощенными своими важными проблемами. Моя миссия в жизни — «пленять и очаровывать». Ну признайся, Энн, разве жизнь в Домике Патти не становилась живее и веселее, потому что я не давала вам киснуть?
— Да, это правда, — кивнула Энн.
— И все вы меня любите, даже тетя Джемсина, которая считает меня полоумной. Так зачем же мне меняться? Ой, как хочется спать! Я вчера до часу ночи читала жуткую историю про привидения, и когда я ее закончила, то не решилась вылезти из постели, чтобы потушить свет. Если бы, на мое счастье, ко мне не зашла Стелла, огонь горел бы до утра. Я была уверена, что если встану, чтобы потушить свет, то в темноте меня схватят холодные пальцы. Кстати, Энн, тетя Джемсина решила, что будет делать летом?