История города Заволжье
Шрифт:
Но рядом уже просеку прорубили и назвали: «Улица Полевая». Мой папа в своей бригаде плотников строил здесь первый барак.
Больше повезло тем, кто имел практику жизни близ Волги. Они выкапывали в крутом берегу реки землянки и, казалось, им всякая непогода нипочём.
– Ничего, – успокаивала меня и сестру мама, – первый барак папа уже заканчивает. Скоро из палаток туда переберемся!
Конечно, и тогда семьи начальствующего и технического состава жили не в бараках. Для них строили из сборных деревянных щитов так называемые «финские» домики.
А мы бегали по торфяным гарям из палаток, а потом из бараков, пока строился клуб, в кино на Десятый посёлок. Там изредка крутили кинофильмы: «Чапаев», «Свинарка и пастух», «Его зовут
Финский посёлок, названный так по обилию в нём «финских» домиков, разрастался вширь. К улице Полевой, состоящей из многих бараков (в настоящее время на этом месте – гаражи и какая-то база), перпендикулярно примыкала улица Клубная (теперь от неё осталось два домика). А почему Клубная, понятно: потому что другой конец улицы примыкал к недавно появившемуся в центре поселка клубу.
Тогда клуб казался нам дворцом. А вообще это было низкое приземистое деревянное здание барачного типа с входом с торца. Строили клуб в основном по вечерам женские комсомольские бригады после того, как они до потери сил нарабатывались на валке леса -прорубались всё новые и новые просеки. И когда клуб построили – это был настоящий праздник для всего «ГорьковГЭСстроя» (сейчас на его месте стоит какое-то убогое строение, тоже барак, только из кирпича, с рубленными собачьими будками по углам)».
Кроме финских домиков для начальствующего состава, палаток и землянок для вольных тружеников, были ещё многочисленные бараки женских и мужских колоний.
Павел Маленёв вспоминает: «И всё же я бы сказал, что кадровых рабочих на «ГорьковГЭСстрое» всё-таки оберегали как могли. Например, в особенно опасных и глубоких оползнях, иногда увлекающих за собой людей, на самых тяжёлых «дубинушках» работали «зеки» – заключённые, не политические, сплошь уголовники. Их пригоняли сюда из «зоны», где они тоже жили в бараках, примерно там, где в настоящее время находятся магазины на проспекте Дзержинского (поэтому старожилы до сих пор и называют по привычке этот район «зоной»).
У «зеков» была своя рабочая «поэзия». Когда они тянули, например, верёвками бетонную трубу диаметром метра в два-три, то делали это под нецензурную, длящуюся часами и неповторяющуюся «дубинушку» – прибаутку. Вот, запомнил самую мягкую: «Раз-два, взяли! Ещё взяли! Ещё на ход! Курва-пароход! Раз-два, с маху! Любим сваху!» Ну, и в таких случаях приписывают: «и т. д. и т. п.»
Кстати сказать, тогда повсеместно процветала уголовная романтика. Отчасти потому, что отбывшие свои сроки «зеки» оставались на стройке и оказывали на окружающих, особенно на нас, мальчишек, своё влияние. У некоторых пацанов был свой такой опекун, бывший «зек», который не позволял старшим мальчишкам обижать опекаемого. У меня был Толик – парень лет 30 с выколотым на груди большим орлом.
Пацаны, которые были постарше, чем наша группа, умели делать ножи-финки с наборными ручками из алюминия, бука и цветных вставок. Потом они все делали так, как и написано у поэта: приходили к баракам, в которых содержались заключенные, и «на хлеб меняли ножики». А происходило это следующим образом. Старшие подсылали к вышке с охранником мальчишек помладше. И те канючили: «Дядь, ну дядя! У меня тут братан сидит. Позовите его, а?!»
– А ну, брысь!
Внимание охранника переключалось на мальчишек. А в это время за колючую проволоку старшие пацаны бросали нож. Обратно летел кусок хлеба. Надо сказать, что «зэки» не обманывали, и хлеб всегда отдавали.
Была ещё одна мода: мы доставали у матерей из швейных подушечек две иголки, обматывали их ниткой, обмакивали в тушь и выкалывали между большим и указательным пальцем синие якоря. Мы были ещё не того возраста, чтобы понимать что к чему.
Как вы догадываетесь, в моих воспоминаниях пока охвачено 3-4 года, начиная с 1949-го, поскольку описываемые события, во-первых, характерны для всех этих лет, во-вторых, некоторые детали, относящиеся,
В датах эти события выглядят так:
– 7 мая 1949 года был открыт клуб, он же кинотеатр на Финском посёлке. Нынче на этом месте реет флаг партии ЛДПР, а вокруг запустение, ибо лидер партии В. В. Жириновский узнает об этом только из нашей книги, и возможно отремонтирует детскую площадку, а заодно и здание библиотеки. Если конечно успеет, ибо другой депутат ГД РФ А. Е. Хинштейн на каждом отремонтированном доме сразу же вешает свою «доску почёта», где указано, кому местные жители обязаны благополучием и процветанием. Конкуренция, понимаешь. Это, несомненно, хорошо, особенно между центристами «Единой России» и либералами ЛДПР.
– 9 октября сдана в эксплуатацию первая семилетняя школа № 6;
– 10 октября 1949 года – приказом начальника управления МВД Горьковской области создано Пестовское отделение милиции.
Картина была вполне обычной для нашей страны того времени. Всему миру было объявлено о комсомольских стройках века, чтобы завидовали. Самыми большими «комсомольцами» – строителями были ЗЭКи. Впрочем, как и раньше, ведь мы совершенно не помним строителей – крепостных крестьян, но помним, царя Петра Великого и прочих, которые их сгоняли массами и массами же «гробили» на строительстве дворцов.
Справедливости ради надо сказать, что созидающая польза была и от комсомольцев. Об этой пользе очень хорошо написал БОРИС СПОРОВ в книге «Семь Касьянов»: «На строительство ГЭС Василий приехал по направлению обкома комсомола, но тогда об этом никто не знал. Работал он рядовым слесарем-сборщиком в бригаде Сергея Багрова… Как воздух там были необходимы вот такие парни. Ведь стройка собирала людей не только разобщённых, но нередко и несовместимых и случайных. И особенно много побывавших в заключение, людей озлобленных, исстрадавшихся, людей без пристани. Здесь не было жесткого общепринятого паспортного режима, здесь можно было, как говорится, затеряться в массе и высвечиваться белой вороной, здесь, в конце концов, открывалась реальная перспектива обзавестись семьёй, получить квартиру, чтобы бросить прочный якорь. В те годы, как никогда позже, повсеместно вершилось страшное дело: отбыв наказание, освобождался из мест заключения человек с надеждой, что всё позади, возврата нет и что теперь – то уж точно он заживёт мирно и добропорядочно. Но – получал он по справке паспорт, а прописку – не получал. Ехал дальше – нет прописки, ещё дальше – тот же приём. Нередко ему говорили: ты устройся на работу – тогда пропишем. Находил работу, а в отделе кадров советовали: ты сначала пропишись, а тогда уж мы тебя оформим. Кончалась подобная «тяжба» обычно откровенным разговором в кабинете начальника милиции или другого уполномоченного лица – и говорило это лицо примерно следующее: