История государства Российского. Том IV
Шрифт:
После страшной грозы Батыевой отечество наше как бы отдохнуло в течение лет тридцати, будучи обязано внутренним устройством и тишиною умному правлению Ярослава Всеволодовича и Св. Александра. Некоторые частные грабежи Моголов, некоторые маловажные распри Князей и самая утрата государственной независимости уже казались легким злом в сравнении с общими бедствиями минувших лет, еще свежими в памяти народа. Войны внешние были довольно счастливы: победа Невская и Раковорская свидетельствовали, что Россияне еще умеют владеть мечом; а торговля, ободряемая даже грамотами Ханскими, доставляла и купцам и земледельцам способ платить дань без затруднения. В таком состоянии находилось Великое Княжение, когда Димитрий Александрович восшел на престол оного, к несчастию подданных и своему, к стыду века и крови Героя Невского.
Новогородцы тогда же признали Димитрия своим Князем, следуя, во-первых, древнему правилу, что Глава России есть и Глава Новагорода, а во-вторых, и для того, чтобы он покровительствовал их важную торговлю в земле Низовской и не мешал им иметь свободное общение с Заволочьем.
[1277—1280 гг.] Димитрий немедленно отправился в Новгород, а другие Князья — Борис Ростовский, Глеб Белозерский, Феодор Ярославский и Андрей Городецкий, сын Невского, брат Димитриев — повели войско в Орду, чтобы вместе с Ханом Мангу-Тимуром идти на Кавказских Ясов, или Алан, из коих многие не хотели повиноваться Татарам
Между тем Великий Князь Димитрий наказал данников Новагорода, Корелов, взяв их землю на щит , то есть разорив оную и пленив многих жителей за ослушание или явный бунт: в надежде, может быть, на помощь Магистра Ливонского или Короля Шведского, они хотели свергнуть иго, возложенное Новымгородом на их предков. Чтобы Немцы и Шведы не могли свободно приставать к нашим берегам Финского залива, Димитрий заложил каменную крепость в Копорье, где прежде находилась деревянная, в его же время срубленная. Сия крепость сделала раздор между Князем и народом: первый хотел присвоить оную лично себе и занять своею дружиною; а граждане не позволяли Князю владеть чем-нибудь в области Новогородской, особенно же местом укрепленным — и Димитрий, с досадою уехав в Владимир, начал готовиться к войне. Тщетно Посол, Архиепископ Климент, преемник Далматов, уговаривал его оставить гнев на людей, обыкших соблюдать древние права свои: Великий Князь пошел с войском в область Новогородскую, начал неприятельские действия разорением многих селений и стал на Шелоне. Там Архиепископ Климент вторичным молением и дарами склонил его к миру: Новогородцы согласились поручить Копорье дружине Княжеской, но с того времени невзлюбили Димитрия, ожидая случая отмстить ему за сие насилие, который скоро и представился.
[1281 г.] Димитрий, оставив своего чиновника в Новегороде, возвратился в Владимир быть посредником в ссоре Князей Ростовских. Борис Василькович еще в 1277 году скончался в Орде, где была с ним и супруга его, Мария. Глеб Белозерский; наследовав Ростов, через несколько месяцев умер. Сей меньший Васильков сын от юности своей пользовался отменною милостию Ханов и служил им на войнах усердно, чтобы тем лучше служить отечеству: ибо угнетаемые Моголами Россияне всегда находили заступника и спасителя в великодушном Глебе, вообще благотворительном, щедром, отце сирых и бедных. Но его кончине сыновья Борисовы, Димитрий и Константин, господствуя в Ростове, отняли у Глебова сына, Михаила, наследственную Белозерскую область и скоро поссорились между собою, так что Константин должен был прибегнуть к Великому Князю, а Димитрий Борисович начал собирать полки; но Великий Князь отвратил ненавистное кровопролитие: сам ездил в Ростов и посредством тамошнего Епископа, Игнатия, уговорил братьев жить согласно.
В то самое время собственный его меньший брат, Андрей Александрович, Князь Городца Волжского, действуя по совету злодея, Семена Тониглиевича, и других недостойных Бояр, вздумал овладеть Великим Княжением, вопреки государственному уставу или древнему обыкновению, по коему старший в роде заступал место отца. Лестию и дарами задобрив Хана, Андрей получил от него грамоту и войско, подступил к Мурому и велел всем Удельным Князьям явиться к нему в стан с их дружинами. Никто не смел ослушаться: Феодор Ярославский, Михаил Иванович Стародубский (внук Всеволода III) и даже Константин Ростовский, облагодетельствованный Димитрием, соединились с Андреем. Изумленный сею внезапною грозою, Великий Князь искал спасения в бегстве; а Татары, пользуясь случаем, напомнили России время Батыево. Муром, окрестности Владимира, Суздаля, Юрьева, Ростова, Твери, до самого Торжка, были разорены ими: они жгли и грабили домы, монастыри, церкви, не оставляя ни икон, ни сосудов, ни книг, украшенных богатым переплетом; гнали людей толпами в плен или убивали. Юные Монахини, жены Священников были жертвою гнусного насилия. Спасая жизнь и вольность, земледельцы гибли в степях от жестоких морозов. Переславль, Удельный город Димитриев, хотел обороняться и был ужасным образом за то наказан: не осталось жителя (по словам летописи), который не оплакал бы смерти отца или сына, брата или друга. Сие несчастие случилось декабря 19 [1281 г.]: в Рождество Христово церкви стояли пусты; вместо священного пения раздавался в городе один плач и стон. Андрей, злобный сын отца столь великого и любезного России, праздновал один с Татарами и, совершив дело свое, отпустил их с благодарностию к Хану.
[1282 r.] Димитрий Александрович бежал к Новугороду и думал заключиться в Копорье. Новогородцы многочисленными полками встретили его на озере Ильмене. «Стой, Князь! — говорили они: мы помним твои обиды. Иди, куда хочешь». Они взяли дочерей и Бояр Димитриевых в залог, дав слово освободить их, когда дружина Княжеская добровольно выступит из Копорья, где находился тогда и славный Довмонт Псковский, зять Великого Князя. Доброхотствуя тестю, он с горстию воинов вломился в Ладогу, взял там казну его, даже много чужого, и возвратился в Копорье; но пользы не было: ибо Новогородцы немедленно осадили сию крепость и, принудив Довмонта выйти оттуда со всеми людьми Княжескими, срыли оную до основания. Внутренно, может быть, гнушаясь злодеянием Андрея Александровича, но жертвуя совестию особенным их выгодам, Новогородцы призвали его и возвели на престол Св. Софии.
Между тем, сведав, что полки Ханские оставили Россию, Димитрий возвратился в Переславль, где жители изъявляли к нему усердие, и начал собирать войско. Андрей, видя опасность, спешил в Орду. Новогородцы также не могли быть спокойны: имея недостаток в съестных припасах и боясь, чтобы Димитрий не занял хлебного Торжка, вверили защиту сего для них важного места надежному Боярину, Семену Михайловичу; велели ему доставить оттуда весь излишний хлеб водою в Новгород и соединились с друзьями Андреевыми, меньшим его братом, Даниилом Московским, и Святославом Тверским. Они хотели изгнать Великого Князя; встретив же его готового к битве, в пяти верстах от Дмитрова, остановились и заключили мир на всей воле своей , то есть Димитрий отказался от Новагорода и дал слово никогда не мстить его жителям. Но Андрей нашел гораздо усерднейших помощников в Моголах: сии варвары, всегда алчные к злодействам и добыче, не отказались и вторично услужить ему разорением великого княжения; напали со всех сторон на Суздальские области и
Таким образом Князья Российские в самом источнике насилий искали способа защитить себя от оных и жертвовали последними остатками народной гордости выгодам собственного, личного властолюбия. Димитрий не обманулся в надежде: убежденный его справедливостию или желая единственно доказать свое могущество, Ногай возвратил ему престол и власть не мечом и не кровопролитием, но одною повелительною грамотою. Андрей не дерзнул быть ослушником, ибо сам новый Хан, Тудан-Мангу, боялся Ногая. Братья примирились, хотя и не искренно; меньший отказался от Великого Княжения и даже не мог защитить своих друзей от мести Димитриевой. Мы упоминали о Вельможе Семене Тониглиевиче, главном советнике Андреевом, коему Летописцы дают имя коварного мятежника: Великий Князь послал двух Бояр умертвить его в Костроме, где он жил спокойно, надеясь на заключенный между братьями мир. Бояре, тайно схватив сего Вельможу, напрасно хотели сведать, не имеет ли Андрей новых опасных замыслов: Семен ответствовал: «Я ничего не знаю. Братья ссорятся, братья мирятся; а мое дело верно служить Государю». Запираясь в том, чтобы Андрей по его совету призывал Моголов, и слыша угрозы, он равнодушно сказал: «И так Великий Князь не боится вероломства? клялся быть другом Андреевым и грозит казнию его Боярам!» Тогда исполнители Димитриева повеления убили сего человека жестокого, но смелого и решительного: свойства, без коих злодеи не могли бы так часто успевать в своих намерениях.
[1283—1284 гг.] Андрей молчал и, не смея ни в чем спорить с Димитрием, уступил ему Новгород, хотя, будучи в Торжке, незадолго до сего времени дал клятву Новогородским чиновникам жить или умереть с ними. Он ходил даже вместе с Великим Князем и с Татарами смирять Новогородцев, не хотевших повиноваться его брату. Чтобы не раздражить Моголов и спасти свою область от разорения, они согласились наконец зависеть от Димитрия, уступив ему Волок.
Увидим, что Андрей, стараясь доказывать Великому Князю свое раскаяние и миролюбие, действовал как лицемер; но прежде описания его новых злодейств изобразим тогдашние бедствия области Курской, где господствовали Олег и Святослав, потомки древних Владетелей Черниговских: первый в Рыльске и Ворголе, а второй в Липецке. Баскаком сего княжения был Ахмат Хивинец: взяв на откуп дань Татарскую, он угнетал народ, не исключая ни Бояр, ни Князей, и завел близ Рыльска две слободы, куда стекались негодяи всякого рода, чтобы, снискав его покровительство, грабить окрестные селения. Олег с согласия Святослава пожаловался на то Хану Телебуге, который, дав ему отряд Моголов, велел разорить слободы Ахматовы: Князья же, исполняя в точности приказ его, вывели оттуда своих беглых людей, а других оковали цепями. Ахмат находился тогда у Ногая и, слыша, что сделалось в области Курской, описал ему Олега и Святослава разбойниками, тайными его неприятелями. Сие обвинение имело некоторую тень истины: ибо легкомысленный Святослав, еще прежде Олегова возвращения из Орды, тревожил Баскаковы селения ночными нападениями, похожими на разбой. «Чтобы увериться в справедливости моих слов, — говорил Ахмат Ногаю, — пошли сокольников в Олегову землю ловить лебедей и вели ему к тебе приехать: увидишь, что он не послушается». Олег не считал себя виновным, ибо исполнил только волю Хана; но, боясь клеветы Ахматовой, не захотел ехать к Ногаю, который, будучи раздражен его ослушанием, послал войско наказать мнимого неприятеля. Мог ли Князь двух или трех ничтожных городков думать о сопротивлении? Олег бежал к Хану Телебуге, Святослав в леса Воронежские, а Моголы, разорив Курское владение, схватили 13 Бояр, также несколько странников и предали их скованных в жертву злобному Баскаку. Он злодейски умертвил первых, освободил странников и, подарив им окровавленные одежды казненных Бояр, сказал: «Ходите из земли в землю и грамогласно объявляйте: так будет всякому, кто дерзнет оскорбить Баскака! » Разоренные Ахматовы слободы вновь наполнились жителями, скотом и другими плодами всеместного грабежа в Курской области: люди бежали в пустыни, несмотря на жестокость зимы; города и села опустели так, что слуги Баскаковы, возя повсюду головы и руки убитых Бояр, видели, что некого было стращать сими знаками его ужасной мести. Однако ж Ахмат боялся ушедших Князей и сам поехал к Ногаю, оставив вместо себя двух братьев для охранения слобод. Что он предвидел, то и случилось. Бродяги, жители Баскаковых деревень, скоро должны были все разбежаться: ибо Святослав возвратился, стерег их на дорогах и несколько человек умертвил, не заботясь о следствиях. Тогда же приехал из Орды и родственник его, Олег, собрать, успокоить народ и с Христианскими обрядами воздать честь погребения убитым Боярам, коих искаженные трупы еще висели на деревах. Желая отвратить новую беду от земли Курской, сей Князь торжественно объявил Святослава преступником, говоря ему: «Мы были правы, а теперь стали виновны. Дело твое есть вторичный разбой, всего более ненавистный Татарам и в самом нашем отечестве нетерпимый. Надлежало требовать суда от Хана: ты же не хотел ехать к нему, укрываясь в темноте лесов как злодей. Моя совесть чиста. Иди, оправдайся перед Царем». Но Святослав не слушал ни упреков, ни советов его, ответствуя гордо: «Я волен в своих делах; наказал врагов моих и прав». Тогда Олег поехал с жалобою к Телебуге и, ревностно исполняя волю его, умертвил Святослава! Достойное замечания, что Летописцы сего времени нимало ни винят убийцы, осуждая безрассудность убитого: столь рабство изменяет понятия людей о чести и справедливости! Святослав казался злодеем, ибо, отражая насилие насилием, подвергал Россиян гневу сильного тирана; а жестокий Олег, вонзив меч в сердце единокровного Князя, не заслужил их укоризны, ибо тем спасал себя и подданных от мести Татарской… Но себя не спас: брат Святослава, Александр, убил его вместе с двумя сыновьями и нашел способ умилостивить Моголов. Сии завоеватели требовали единственно повиновения и даров, оставляя нашим Князьям право резать друг друга и, вступаясь иногда с великою ревностию за утесненного, готовы были тогда же взять сторону противную.
[1285 г.] Мы видели, что Ногай защитил Димитрия: увидим его и защитником Андрея. Сей Князь городецкий, жив два года спокойно, призвал к себе какого-то Царевича из Орды и начал явно готовиться к важным неприятельским действиям. Великий Князь предупредил их: соединился с Удельными Владетелями, выгнал Царевича и пленил Бояр Андреевых. Сие действие могло оскорбить Хана и казалось дерзостию: Ростовцы поступили еще смелее. С неудовольствием смотря на множество Татар, привлекаемых к ним корыстолюбием и хотевших быть во всем господами, они положили на вече изгнать сих беспокойных гостей и [в 1289 г.] разграбили их имение. Владетель Ростовский, Димитрий Борисович, сват Великого Князя, немедленно послал в Орду брата своего Константина, чтобы оправдать народ или себя, и Хан на сей раз не вступился за обиженных Татар: чему были причиною или дары Княжеские, или тогдашние внутренние неустройства в Орде. Ногай более и более стеснял власть Ханскую: наконец [в 1291 г.] умертвил Телебугу и возвел на престол его брата, именем Тохту. К несчастию, Россия не могла еще воспользоваться сими междоусобиями ее тиранов, согласных в желании угнетать оную.