История и поэзия Отечественной войны 1812 года
Шрифт:
И сам Толстой, главный пропагандист частной жизни в романе, пытался не возражать, но поглотить это «бессмысленное, мужское, упрямое» начало. Ему нравится Кутузов потому, что он «никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи». И ему не нравится дворянское общество в целом потому, что после отъезда государя из Москвы «московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву» [65] .
65
Там
Ирония Толстого понятна и близка современному человеку. Но если поверить Толстому, так и самой отечественной войны не было. А Глинка показывает, что она была и что была она не выдумкой политических деятелей и поэтов, а насущной потребностью общества в целом. И в этом огромнейшее значение его сочинений: они позволяют нам понять отечественную войну как народное движение, не зависящее от государственных интересов.
Глинка, как мы помним, называл отечественную войну священной: «В течение священной отечественной войны»; Наполеон «воюет с народами и чувствует уже тяготу этой священной войны»; «Война 1812 года неоспоримо назваться может священною». Все эти примеры вызывают в памяти войну 1941–1945 гг., в первые дни которой появилась песня «Священная война» (музыка А.В. Александрова, стихи В.И. Лебедева-Кумача). Преемственность между войной 1812 года и войной, начавшейся в 1941 г., осознавалась современниками очень остро, и поэтому они называли первоначально войну 1812 года Первой Отечественной, а войну 1941 г. – Второй Отечественной, пока не остановились на понятии Великая Отечественная война, которое было применено в газете «Правда» от 23 и 24 июня 1941 г. как газетное клише [66] .
66
Полиевктов А. Первая Отечественная война («1812 год») в воспоминаниях и письмах современников // Труды Тбилисского гос. ун-та. 1942. Вып. XXIII.
Глинка, пропагандист войны 1812 года как войны отечественной, открывал большую историческую перспективу в будущее. И в этом огромное культурное значение его сочинений.
В настоящем издании мы собрали практически все сочинения Федора Глинки, посвященные войне 1812 года. Разумеется, большие прозаические произведения мы печатаем не полностью, но из каждого взяли только те страницы, которые посвящены этой войне.
Мы начинаем, вполне естественно, фрагментами из «Писем русского офицера» – первой и непосредственной реакцией Глинки на войну. Именно в этой книге Глинка впервые, может быть, вообще в русской культуре написал слова отечественная война и создал это понятие. Черновиков этой книги мы не знаем, дневниковые записи, разумеется, погибли, – но первые случаи употребления этого оборота мы видим в записях уже 1812 г.
Далее мы помещаем раздел стихотворений Глинки, посвященных войне 1812 года. Они никогда в такой полноте не были собраны ранее. Сначала – разные этапы войны: Смоленск, Бородино, Москва. Потом стихотворения, посвященные героям войны: М.А. Милорадовичу, донским казакам, знаменитым партизанам Сеславину, Давыдову, Фигнеру. Наконец – стихотворения о победоносном финале войны (освобождение Москвы, бегство Наполеона) и мемориальные произведения. Здесь термин отечественная война не встречается, но все составные части этого понятия находят высокое поэтическое отражение.
Следующий раздел составляют фрагменты из книги «Письма к другу», посвященные принципам построения истории войны 1812 года, важные именно в теоретическом отношении: какой должна быть история войны 1812 года. А «Очерки Бородинского сражения. Воспоминания о 1812 годе» – это мемориальное и одновременно исторически обоснованное описание битвы на Бородинском поле: Глинка дает образец такого повествования.
Два последних произведения в книге связаны с именем графа Милорадовича, адъютантом которого служил Глинка: «Подвиги графа Михаила Андреевича Милорадовича в Отечественную войну 1812 года c присовокуплением некоторых писем от разных особ» и «Вступление большой действующей армии на позицию при с. Тарутине. Отрывок из истории 1812 года». В отличие от всех других собранные в этой книге текстов, данные два сочинения никогда не перепечатывались и поэтому недоступны массовому читателю. Глинка был пристрастен к Милорадовичу, обожал его. Но и начальник весьма ценил своего подчиненного, который, видимо, и готовил для него весьма ценные в пропагандистском отношении документы и деловую переписку. Иногда кажется, что Милорадович говорит словами Глинки. Но это и не удивительно: Глинка писал эти слова для Милорадовича и влиял таким образом на формирование представлений о войне 1812 года как отечественной.
Читатель легко заметит в книге повторы одних и тех же тем. Это вполне естественно: Глинка любил отдельные примеры и постоянно возвращался к ним. Но если из книги в книгу
М.В. Строганов
Письма русского офицера
Предуведомление
В 1817 году, когда мне довелось быть председателем известного в то время литературного общества и, в чине полковника гвардии, членом Общества военных людей и редактором «Военного журнала», – посетили меня в один вечер (в квартире моей в доме Гвардейского штаба) Жуковский, Батюшков, Гнедич и Крылов. Василий Андреевич (Жуковский) первый завел разговор о моих «Письмах русского офицера», заслуживших тогда особенное внимание всех слоев общества.
«Ваших писем, – говорил Жуковский, – нет возможности достать в лавках: все-де разошлись. При таком требовании публики необходимо новое издание. Тут, кстати, вы можете пересмотреть, дополнить, а иное (что схвачено второпях, на походе) и совсем, пожалуй, переписать. Теперь ведь уже уяснилось многое, что прежде казалось загадочным и темным».
Гнедич и Батюшков более или менее разделяли мнение Жуковского, и разговор продолжался. Крылов молчал и вслушивался, а наконец заговорил. «Нет! – сказал он, – не изменяйте ничего: как что есть, так тому и быть. Не дозволяйте себе ни притачиваний нового к старому, ни подделок, ни вставок: всякая вставка, как бы хитро ее ни спрятали, будет выглядывать новою заплатою на старом кафтане. Оставьте нетронутым все, что написалось у вас где случилось, как пришлось… Оставьте в покое ваши походные строки, вылившиеся у бивачных огней и засыпанные, может быть, пеплом тех незабвенных биваков. Представьте историку изыскивать, дополнять и распространяться о том, чего вы, как фронтовой офицер, не могли ни знать, ни ведать! И поверьте, что позднейшим читателям и любопытно, и приятно будет найти у вас не сухое официальное изложение, а именно более или менее удачный отпечаток того, что и как виделось, мыслилось и чувствовалось в тот приснопамятный XII-й год, когда вся Россия, вздрогнув, встала на ноги и с умилительным самоотвержением готова была на всякое пожертвование». <…>
И. Лучанинов. Благословение ополченца 1812 года. 1812
I. Описание Отечественной войны 1812 года до изгнания неприятеля из России и переход за границу в 1813 году
Мая 10, 1812. Село Сутоки. Природа в полном цвете!.. Зеленеющие поля обещают самую богатую жатву. Все наслаждается жизнью. Не знаю, отчего сердце мое отказывается участвовать в общей радости творения. Оно не смеет развернуться, подобно листьям и цветам. Непонятное чувство, похожее на то, которое смущает нас перед сильною грозою, сжимает его. Предчувствие какого-то отдаленного несчастья меня пугает… Но, может быть, это мечты!.. «Недаром, – говорят простолюдины, – прошлого года так долго ходила в небесах невиданная звезда; недаром горели города, села, леса, и во многих местах земля выгорала: не к добру это все! Быть великой войне!» Эти добрые люди имеют свои замечания. В самом деле, мы живем в чудесном веке: природа и люди испытывают превратности необычайные. Теперь в «Ведомостях» только и пишут о страшных наводнениях, о трясении земли в разных странах, о дивных явлениях на небе. Мы читаем в Степенных книгах, что перед великим нашествием татар на Россию солнце и луна изменяли вид свой и небо чудесными знамениями как бы предуведомляло землю о грядущем горе… Нельзя не согласиться с знаменитым Махиавелем, что мыслящие умы так же легко предузнают различные приключения в судьбе царств и народов по известным обстоятельствам, как мореплаватели затмение светил и прочее по своим исчислениям.
Известно, до какой степени маркиз Куева де Бедмар, описанный Сент-Реалем, силен был в науке предузнавать!.. К чему, в самом деле, такое притечение войск к границам? К чему сам государь, оставя удовольствия столицы, поспешил туда разделять труды воинской жизни? – К чему, как не к войне!.. Но война эта должна быть необыкновенна, ужасна!.. Наполеон, разгромив большую часть Европы, стоит, как туча, и хмурится над Неманом. Он подобен бурной реке, надменной тысячью поглощенных источников; грудь русская есть плотина, удерживающая стремление, – прорвется – и наводнение будет неслыханно! – О, друг мой! Ужели бедствия нашествий повторятся в дни наши?.. Ужели покорение? Нет! Русские не выдадут земли своей! Если недостанет воинов, то всяк из нас будет одной рукой водить соху, а другой сражаться за Отечество!