История Икс
Шрифт:
«Американская корова».
Будь они неладны! Уже готовлюсь побежать напролом, крича во все горло, просто пробиться сквозь их компанию. Вот что я должна сделать. Бежать и пробивать путь к главной пристани Испанского квартала, где в резиновых сапогах стоят торговцы рыбой и выливают на мощенную темным булыжником дорогу серебристую чешую и рыбью кровь — блестки на красных волнах.
Один из наркоманов достает нож. Длинный и кровожадный, он сверкает на жарком южном солнце, что все ниже сползает по полоске неба над трущобами.
Паренек улыбается.
И тогда я понимаю, что все намного хуже простого ограбления.
5
Вот
Один из худощавых парней, со свежей и некачественной татуировкой на шее, похожей на лишай, делает шаг вперед. Хочет загнать меня в угол. Будто я очередная крыса в неаполитанском переулке.
Нож — продолговатый и твердый, как фаллос. В отчаянии смотрю на небо, откуда нет спасения, затем на безжалостную темноту переулка за спинами подростков. Нет. Надежды нет ни там ни здесь — игде. Я сама по себе.
А вдруг получится вымолить спасение, прибегнув к тем итальянским словам, которые я знаю? Обращаюсь к лидеру шайки, пристально глядя на него.
— Per l’amore del cielo — во имя любви Господней, я умоляю тебя — ti prego di tutto cuore.
Из горла паренька вырывается омерзительное кудахтанье, слабо напоминающее смех.
— Ах, belleza, belleza! [18] — Он поворачивается к своим улыбающимся приятелям, затем снова смотрит на меня. — Чертовски секси. Si? Девчонка секси.
18
Здесь: красотка, красотка! (ит.)
Может, он ничего больше не знает по-английски.
«Чертовски секси».
Во мне вспыхивает страх. И ярость. Мерзавец всего в паре метров, в паре секунд от моего тела, которое он собирается облапать. Я уперлась спиной в старую сырую стену. Такую темную, обособленную и холодную, будто ее никогда не касалось солнце. Его лучи вряд ли проникали так глубоко в трущобы, как и в сердца этих парней. Еще один подросток похотливо улыбается и говорит:
— Divertiamoci…
Что переводится примерно как «поиграем». Я понимаю, что на самом деле они затеяли. Грязные ладони касаются моей руки, тянут за платье в попытке его сорвать. Под веселые возгласы легкая ткань падает с одного плеча, обнажая бюстгальтер. Вторая ладонь пытается нащупать грудь, бретельку бесцеремонно поддевают ножом.
Я кричу ругательства в их адрес и прикрываюсь. Снова ругаюсь.
Мальчишки лишь смеются в ответ. Они окружили меня со всех сторон, такое ощущение, что их не меньше десяти. Их руки повсюду: хватают меня за волосы, лапают за ноги, пытаются разжать кулаки на груди.
— Прекратите!
Я отбрыкиваюсь и размахиваю руками. Мне плевать, что их больше, а я зажата в угол. К черту их! Не позволю прикоснуться ко мне! Не позволю «поиграть» со мной!
Отчаянно, извиваясь, как змея, пытаюсь вырваться. Но их просто слишком много: четверо долговязых и ухмыляющихся итальянских подростков. Возможно, с одним подонком я еще справилась бы — ударить коленом в пах, потом повалить на землю. Но с четверыми? Слишком много. Я тону под грузом их рук, они тянут за подол платья, лапают мои бедра…
— Нет, прекратите! Стойте! Умоляю! Пожалуйста!
Они смеются, их смех эхом разносится по пустому переулку, отражаясь от разбитых окон и крошащейся стены. Мой
Реакция молниеносная. Парни замирают на месте. Убирают руки. Главарь подозрительно щурится на меня, будто пытается проверить, лгу я или нет. Другой качает головой:
— Guappo [19] .
Остальные кивают — бледные, страшные лица в темном переулке.
— Я знаю его! — снова кричу я. — Роскаррик! E un buon amico! [20]
Но это не срабатывает. Я не убедила их. Либо они считают, что я вру, либо им плевать. Может, имя Роскаррик ничего для них не значит. Ухмылки превращаются в оскал. Парни опять надвигаются на меня — с новым интересом. Вновь зажимают рот грязной ладонью, водят рукой по телу, я почти сдаюсь. Вот, думаю я, именно так это и происходит, вот как чувствуешь себя при изнасиловании. Мой рассудок затуманивается, я закрываю глаза и тону в океане боли и унижения…
19
Бандит, громила (ит.).
20
И он хороший друг! (ит.)
— Lasciala sola.
Что?
Это новый голос: «Отпустите ее».
— Coniglio!
«Трус».
Кто это?
Я вижу, как на одного из подростков обрушивается кулак. Паренька отбрасывает в сторону, будто его выдернуло некое божество или великан. Подросток в буквальном смысле отрывается от земли и падает на землю. Главарь шайки оборачивается и с ужасом кричит, но кулак настигает и его, от ударов шея с татуировками вертится из стороны в сторону. Повсюду, словно красные чернила, кровь.
В сумраке переулка вижу суровое, но красивое лицо. Кто это? Не Роскаррик, никто из знакомых мне мужчин. Но он вмешался: хорошо одетый, в компании молодых товарищей. Они ввязались в драку с подростками. Один наркоман со стоном повалился на грязные булыжники, другие еще пытаются дать отпор. Я прижимаю к себе порванную одежду и ищу взглядом, куда мне убежать. Все это омерзительно. Драка в самом разгаре. Кого-нибудь обязательно порежут.
Но затем раздается другой голос — очень мужественный, более взрослый и надменный, все стихают.
— Cazzo! Porco demonio! [21]
Вот это точно Роскаррик, ошибок быть не может. Он мчится к нам — сверкают белые зубы, лицо потемнело от злости. В его пронзительно-голубых глазах непередаваемая ярость.
Реакция подростков шокирует. При виде Марка их буйный оборонительный настрой тут же испаряется. Они переглядываются, затем в отчаянии, как перепуганные малыши, смотрят на Марка. Роскаррик подходит к главарю шайки и со всей силы бьет его кулаком по лицу. Раз, но крепко.
21
Вот дерьмо! Чертова свинья! (ит.)