История импрессионизма (Часть 2)
Шрифт:
В конце 1881 года Кайботт снова взялся за устройство выставки своих друзей. Он встретился с Руаром, который обещал убедить Дега расстаться с Рафаэлли. Но его попытки окончились неудачей, и Кайботт с горечью сообщал Писсарро: "Дега не хочет расстаться с Рафаэлли по той простой причине, что его об этом просят. И чем больше его будут просить, тем меньше шансов получить его согласие". 14 Обескураженный Писсарро сообщил эти новости Гогену, который ему ответил 14 декабря: "Вчера вечером Дега в гневе сказал мне, что скорее уйдет сам, чем откажется от Рафаэлли. Когда я хладнокровно изучаю ваше положение в течение тех десяти лет, что вы устраиваете выставки, я нахожу, что число импрессионистов увеличивается, что талант их растет, так же как их влияние. Но что касается Дега,
Гогену нелегко было прибегнуть к таким мерам, так как он был в высшей степени заинтересован в выставках группы. Для него эти выставки были единственной возможностью показать свою работу, которая мало-помалу начала поглощать большую часть его энергии. В связи с требованиями, предъявленными Гогеном и Кайботтом, Писсарро очутился в тяжелом положении. Нельзя было отрицать, что Гоген был прав и что после последовательных отказов со стороны Сезанна, Сислея, Ренуара, Моне, Кайботта, затем Гогена и, возможно, Гийомена, он и Берта Моризо окажутся единственными представителями импрессионизма в группе, наводненной адептами Дега. Писсарро должен был принять условия Кайботта и Гогена и отказать Дега, чтобы попытаться хоть в какой-то мере восстановить прежнюю группу. "Выскажете, что я, как всегда, стремителен и тороплю события, - ответил Гоген Писсарро, - но тем не менее вы должны признать, что все мои расчеты были правильны... Никто никогда не переубедит меня в том, что для Дега Рафаэлли служит лишь удобным предлогом отказаться от выставки; у этого человека дух противоречия, который все портит. Подумайте обо всем этом и, умоляю вас, давайте действовать". 16
Кайботт предложил устроить выставку без Дега, собрав Писсарро, Моне, Ренуара, Сезанна, Сислея, Берту Моризо, Гогена, а также пригласив мисс Кассат, если она согласится выставляться без Дега. Писсарро отправился приглашать Берту Моризо. Она была в Ницце, вместо нее его принял Мане и затем написал своей невестке: "У меня только что был этот ужасный Писсарро, он говорил со мной по поводу вашей следующей выставки; похоже, что господа эти придерживаются единого мнения. Гоген разыгрывает диктатора, Сислей, которого я тоже видел, хотел бы знать, что намерен делать Моне. Что касается Ренуара, то он еще не вернулся в Париж". 17 Тем временем Кайботт написал Моне, который работал в Дьеппе и, не обещая своего участия, ответил, что выставка должна быть хорошо организована либо ее вовсе не нужно устраивать. Ренуар сообщил, что болен и не может приехать; он, по-видимому, тоже не выражал желания участвовать в ней.
Расстроенный неудачей, Кайботт готов был отказаться от выставки. Очевидно, в этот момент Дюран-Рюэль взял дело в свои руки. Поскольку он снова был торговцем, продававшим исключительно картины импрессионистов, он был не только раздосадован их раздорами, но и действительно заинтересован в предполагаемой выставке. Только что он перенес страшный удар. За волной процветания в 1880 году последовал кризис 1882 года, сопровождавшийся рядом банкротств. Среди обанкротившихся оказался Федер, друг Дюран-Рюэля, а это обязывало торговца вернуть деньги, которые Федер ссудил ему.
Но Дюран-Рюэль решил, что это обстоятельство не должно нарушить его планов. Он сам написал теперь Моне и Ренуару, понуждая их присоединиться к остальным. Ренуар ответил, что он готов последовать за Дюран-Рюэлем, какое бы тот ни задумал предприятие, но отказывается иметь дело со своими коллегами. Он был зол из-за того, что выставка обсуждалась без него, что он не был приглашен участвовать в трех предыдущих выставках, а также потому, что подозревал, что сейчас его пригласили только для того, чтобы заполнить брешь. Он написал несколько раздраженных писем Дюран-Рюэлю, объясняя, что он снова выставляется в Салоне и отказывается участвовать в какой бы то ни было выставке так называемых "независимых".
Вначале он согласился с предложением создать группу, в которую бы входили только Моне, Сислей, Берта Моризо, Писсарро и Дега, но высказывал недоверие к Гогену и Писсарро, сделав несколько нелестных замечаний в адрес последнего и обвинив его в конце концов в политических и революционных тенденциях, с которыми он не желал иметь ничего общего. Однако он уполномочивал Дюран-Рюэля выставлять его картины, владельцем которых тот является, при условии, что они будут числиться предоставленными Дюран-Рюэлем, а не им самим. 18
Ответ Моне был примерно таким же. Он отказался присоединиться к художникам, не принадлежащим к группе подлинных импрессионистов. Но под давлением Дюран-Рюэля тоже почувствовал себя неловко и не смог отказаться от приглашения человека, который так много сделал для него и его товарищей. Поскольку Писсарро ходатайствовал, чтобы вместе со старожилами допустили к участию в выставке трех его друзей - Гийомена, Гогена и Виньона, Моне уточнял, что ничего не имеет против этих трех человек, но чувствует себя обязанным Кайботту. Однако он готов принять участие в выставке и даже расстаться с Кайботтом, если Писсарро также откажется от своих протеже. 19 В связи с этим Писсарро обратился прямо к Моне: "Признаюсь, что я больше ничего не понимаю. Вот уже две или три недели, как я вместе с нашим другом Кайботтом стремлюсь достигнуть взаимопонимания, чтобы восстановить единство нашей группы. Письмо, которое вы написали Дюран-Рюэлю, видимо, основано на недоразумении, так как вы прекрасно понимаете, что мы никогда не исключали Кайботта из нашей группы. Со вчерашнего дня я с волнением ожидаю вашего ответа, чтобы отправиться к нему и приняться за работу. Все это, в конечном счете, давно согласовано с Кайботтом, который остается с нами. Он ставит только одно условие: чтобы участвовали вы. У нас времени в обрез; ответьте мне немедленно: с нами вы или нет. Вот вам список участников:
1. Моне,
2. Ренуар,
3. Сислей,
4. Писсарро,
5. Кайботт,
6. Госпожа Моризо (если это возможно),
7. Гийомен,
8. Виньон,
9. Гоген,
10. Сезанн (если это возможно).
Таким образом, в этом году нас восемь. Кайботт согласен с этим списком, который включает людей, защищающих с большим или меньшим талантом одни и те же идеи. Мы не можем от всех требовать равного таланта и силы, но то, что никто из нас не является неуместным, - уже великое дело.
Как для Дюран-Рюэля, так и для нас выставка необходима. Что касается меня, то я был бы в отчаянии, если бы мы не удовлетворили его желание. Мы ему стольким обязаны, что не можем отказать в этом. Сислей держится того же мнения и вообще мы с ним в полном согласии... Ренуар в Эстаке и очень болен; трудно рассчитывать, что он заинтересуется нашими проектами, но мы все-таки ожидаем от него весточки. Сезанн мне написал, что у него ничего нет! Госпожа Моризо путешествует; не будучи уверена в вашем участии, она воздерживается! Итак, я жду вашего ответа..." 20
Моне ответил, что может участвовать только в том случае, если Ренуар тоже согласится.
В новом письме Дюран-Рюэлю Ренуар наконец давал согласие выставляться с другими, еще раз объясняя свою позицию: "Я надеюсь, что Кайботт будет выставляться, и я также надеюсь, что эти господа бросят свое нелепое название "независимые". Я бы хотел, чтобы вы сказали этим господам, что я не собираюсь отказываться от участия в Салоне. Я это делаю не ради удовольствия, а, как уже говорил вам, это уничтожит налет революционности, который пугает меня... Это моя маленькая слабость, надеюсь, мне простят ее. Раз уж я выставляюсь с Гийоменом, я могу с тем же успехом выставляться с Каролюсом Дюраном ... Делакруа был прав, когда говорил, что художнику следует любой ценой получать все возможные почести..." 21