История моей жизни
Шрифт:
Незадолго до обеда баркас возвращается к берегу, имея на борту самого капитана Петерса. Он первый сходит на землю с большой толстой сигарой во рту. Он мне нравится. Хороший рост, широкие плечи, могучая грудь говорят о недюжинной силе этого человека.
Крупная темноволосая голова крепко сидит на полнокровной шее.
Хорошо запоминается чисто выбритое энергичное лице, освещенное большими лучистыми глазами, похожими на глаза Мильды.
У Омельченко в руках большая раскрытая шкатулка, наполненная сигарами. Тарас Васильевич приказывает
— Зачем бери… Сам покупал Рига… Это не контрабанд…
— Знаем мы тебя… На каждой штуке берлинская марка… Нас не обманешь… — говорит Тарас Васильевич.
Эти здоровые большие люди стоят друг против друга, и на их лицах играют мягкая ласковость и добродушие.
Капитан смеется всеми своими крепкими и непорочными зубами, заранее уверенный, что сигары ему вернут.
— Хорошо, пропущу без пошлины, но ты должен за это взять у меня бесплатного пассажира…
— Какой пассажир? — спрашивает Петере, не переставая улыбаться.
Тарас Васильевич указывает на меня. Капитан протягивает мне руку и выражает свое полное согласие.
— А ви знайт, когда ми пошель на Рига? — спрашивает Петере.
— Скажи — тогда узнаю.
— Через цвей-дрей таге, — отвечает капитан, показывая на пальцах число дней.
— Ну что ж, — говорит Тарас Васильевич, обернувшись ко мне, у нас…
Вместо слов благодарности я отвешиваю низкий поклон гаямистру и Петерсу.
Сижу и жду погоды. Петере говорит, что пака не подует попутный ветер, он с якоря не снимется. А я изнываю в тоске. Все, что можно было, я рассказал, со всеми солдатами ознакомился вдосталь, и теперь чувствую себя здесь лишним человеком.
А море едва колышется и опит в теплой истоме.
Но вот наступает желанный день. Слегка дохнувший с вечера легкий ветер к утру крепчает, расправляет невидимые крылья, шумит в лесу и будит море.
На рассвете шлюпка Петерса несет меня к паруснику. Гремит тяжелая цепь якоря, а спустя немного взлетают паруса, наш корабль медленно поворачивается носом к солнцу, и я ощущаю скользящее движение нашего судна.
Ветер крепчает. Огромными пузырями вздуваются паруса. Наш корабль ускоряет ход. Начинается качка. Берer исчезает, и мы-в водной пустыне, среди вздымающихся валов и необъятного простора голубого неба,
С непривычки кружится голова. Пьянею от свежего воздуха и качки. Мне хочется лечь. А Петере и его два Младших брата работают, возятся с парусами, направляя их в нужную сторону.
Чувствуется необычайная любовь этих людей к морю. В каждом их движении, в их коротких словах проглядывают живая, крепкая энергия и радость, а у меня все сильнее кружится голова, и я уже не в состоянии держаться на ногах.
В тихий рассветный час мы входим в Рижскую гавань. Предо мною обнаженный лес высоких мачт.
С помощью парового буксира мы втискиваемся в строй судов и приготовляемся к разгрузке. Наш корабль нагружен березовыми дровами. В продолжение нескольких дней десять поденщиков, в том числе и я, разгружают нашу парусную баржу.
Работа тяжелая. Приходится на тачке по зыбкой доске, положенной между нашим судном и берегом, двигаться с большой опаской. Малейшее неправильное движение — и я могу сковыркнуться в воду.
Мои и без того ветхие брюки окончательно приходят в негодность, а босые ноги обрастают несмывающейся корой.
Недалеко от нас живет большой город, и мне страшно подумать о том дне, когда уйдет без меня наш корабль, а я, оборванный и бесприютный, окажусь в незнакомом и чуждом мне месте.
Но Петере оказывается очень добрым и справедливым человеком.
Мой труд он оплачивает наличными деньгами, и я по его совету отправляюсь на местный базар, расположенный недалеко от пристани, где приобретаю летнюю пару из чортовой кожи, парусиновые башмаки, смену белья и фуражку. От пяти рублей, полученных за работу, у меня еше остается двугривенный на махорку.
Прихожу одетый, умытый и остриженный. Весь этот день гуляю по узеньким полутемным улицам старинного города, застроенного высокими каменными домами.
К вечеру, вернувшись на корабль, я живу новой мечтой: мне хочется попасть в Петербург. Вот там я достигну высшей цели. Буду работать и учиться. Надо стать образованным во что бы то ни стало.
Отдам все свои силы, весь свой разум и молодое сердце, лишь бы научиться писать и получить право на жизнь.
Вот эти желания, вот эти заветные мысли я подробно и со слезами в голосе изливаю перед капитаном Петерсом.
Он сейчас особенно добр и ласков. Сидит в каюте, пьет коньяк, закусывает засахаренной клюквой и смачно затягивается сигарой.
— Это непольшое дэло… Я могу сказайть один капитан — мой снакомий… Он сафра идет на Петерзбург… Он тебя бери… Карашо?
Доброта этого человека меня приводит в смущение.
Не знаю, как и чем отблагодарить его за такое неожиданно хорошее отношение ко мне.
11. петербург
Сегодня на нашем корабле пир. Капитан Петере празднует день своего рождения. В маленькой капитанской каюте тесно, жарко и накурено. В гостях: капитан Рейдис, собственник двухмачтового парусника и старый друг Петерса, два штурмана и один пожилой моряк колоссального роста по имени Отто Кравер.
Пьют коньяк, ром и еще какую-то смесь темно-зеленого цвета. Компания находится в том состоянии опьянения, когда люди, не слушая друг друга, говорят повышенными голосами и пробуют петь, но громоздкие звуки, взметнувшись вверх, тут же обрываются и скатываются наземь.
Я исполняю роль посыльного. Когда чего-нибудь не хватает, Петере подзывает меня, дает деньги и коротко роняет: «коньяк» или «ром». И я охотно и быстро исполняю поручение. Мне уже известно, что с завтрашнего дня я буду работать по нагрузке алебастром корабля Рейдиса, после чего отправимся по Рижскому и Финскому заливам в Петербург.