История об отрицательной гравитации

Стоктон Фрэнк Ричард

– Дорогая, – сказал я, – мне кажется, что нам это изобретение принесет больше вреда, чем пользы. Я выброшу его из головы, и пусть мир останется таким, каким был прежде. И все же, – с сожалением добавил я, – я ожидал, что его использование принесет нам много пользы.

– Послушай, – откликнулась жена, – может быть, лучше поступить так: используй сколько угодно свое изобретение, для собственного удовольствия и удовлетворения, но мир… мир пусть подождет. Он долго ждал, что ему стоит подождать еще немного? Когда мы умрем, изобретение перейдет к Герберту. Когда он станет достаточно взрослым, то сам решит, будет ли лучшим пользоваться им единолично или передать всему миру даром. В какой-то мере мы бы обманули его, если бы сами сделали последнее, но было бы неправильно, в его возрасте, взвалить на его плечи

такую тяжелую ответственность. И если бы это произошло, мы ничем не смогли бы ему помочь.

Я последовал совету жены. Я тщательно описал свое изобретение, надлежащим образом упаковал и передал моим адвокатам, чтобы они отдали мои бумаги сыну после моей смерти. Если он умрет первым, я предприму иные меры. Еще я решил получить от изобретения все, что только возможно хорошего, никому ничего о нем не рассказывая. Даже Герберту, который в настоящий момент находился вдали от дома, я не собирался ни словом обмолвиться о своем аппарате.

Первое, что я сделал – купил прочный кожаный рюкзак, внутри которого поместил свой аппарат, выведя винт таким образом, чтобы им можно было управлять снаружи. Лямки прочно прижимали рюкзак к моим плечам, моя жена осторожно поворачивала винт, пока аппарат не стал действовать и удерживать меня. Когда я почувствовал себя уверенно, а вес мой уменьшился до тридцати или сорока фунтов, я был готов отправиться на прогулку.

Рюкзак не удерживал меня над землей, но он позволил мне перемещаться очень плавно. Ходьба не доставляла никакого труда; это был восторг, экстаз. Имея силу взрослого человека и вес ребенка, я мог передвигаться, не уставая. В первый день я прошел с полдюжины миль очень быстрым темпом и вернулся, не почувствовав и тени усталости. Подобные прогулки стали самой большой радостью в моей жизни. Когда никто не видел, я без труда перепрыгивал через забор, иногда придерживаясь за него, а иногда и нет. Я перепрыгивал через ямы, камни и ручьи. Я чувствовал себя Меркурием.

Я принялся изготавливать другой аппарат, чтобы моя жена могла сопровождать меня во время прогулок; но, когда я закончил его, она наотрез отказалась им пользоваться.

– Я не могу носить рюкзак, – сказала она, – вряд ли можно придумать хороший способ, как мне его к себе приспособить. К тому же, всем известно, что я никудышный ходок, и прогулки с тобой ничего, кроме пересудов, не вызовут.

Я иногда использовал этот второй аппарат, но всегда с одной и той же целью. Фундамент стен моего сарая требовал ремонта; во двор была доставлена повозка строительного камня, запряженная двумя лошадьми, и здесь оставлена. Вечером, когда возницы ушли, я взял оба своих аппарата, и прикрепил их, прочными цепями, по одному с каждой стороны груженой повозки. Затем, аккуратно поворачивая винты, я добился того, что вес повозки сильно уменьшился. У нас был старый осел, прежде принадлежавший Герберту, которого мы иногда запрягаем в маленькую тележку, чтобы съездить на станцию. Я пошел в сарай и запряг этого работягу в повозку. Он очень смешно смотрелся – маленький, посреди длинных шестов и с огромной повозкой позади. Когда все было готово, я повел его; к моему великому удовольствию, он тронул с места повозку, которую прежде тащили две лошади, так же легко, как свою маленькую тележку. Я вывел его на дорогу, по которой он передвигался без малейших затруднений. Он был весьма упрямый ослик, и иногда останавливался, поскольку ему не нравилось, как он был запряжен; но прикосновение стрекала заставляло его двигаться дальше, а вскоре я развернул его, и мы вернулись обратно во двор. Это подтвердило возможность успешного применения моего изобретения для производства самых тяжелых работ; довольный, я отвел осла в конюшню и пошел в дом.

Наша поездка в Европу случилась спустя несколько месяцев после этого, и, в основном, по причине нашего сына Герберта. Он, бедняга, оказался в затруднительном положении, и мы отправились к нему. Он обручился, с нашего согласия, с одной молодой леди из нашего города, дочерью джентльмена, которого мы уважали. Герберт был еще слишком молод для брака, но мы считали, что ему не найти лучшей жены; кроме того, нас полностью устраивало, что стороны договорились на некоторое время отложить его заключение. Нам казалось, что, женившись на Джанет Гилберт, Герберт в самом начале своей карьеры обретет самый важный элемент дальнейшей счастливой жизни. И вдруг, без какой-либо причины, какая показалась бы нам разумной, мистер Гилберт, единственный здравствующий родитель Джанет, разорвал помолвку; вскоре после этого он и его дочь покинули город и уехали на Запад.

Этот удар едва не разбил сердце бедного Герберта. Он отказался от своих профессиональных исследований и вернулся домой; какое-то время мы думали, что он серьезно болен. Мы взяли его с собой в Европу, и после континентального турне оставили, по его собственному желанию, в Геттингене, где, как он полагал, он сможет возобновить прерванную работу. Потом мы отправились в маленький городок в Италии, где и застает нас начало моей истории. Моя жена сильно устала морально и физически, переживая за сына, и я решил, что ей необходимо как можно чаще бывать на свежем воздухе и наслаждаться безмятежными прекрасными видами. С собой я прихватил оба своих аппарата. Один из них по-прежнему находился в моем рюкзаке, а другой я закрепил внутри огромного дорожного сундука. Поскольку на континенте я обязан был платить за каждый фунт багажа, это избавило меня от затрат. Все, что было тяжелого, я упаковал в этот сундук – книги, газеты, бронзу, железо, и мрамор, – собранные нами сувениры, а также тысячу мелочей, которые, как правило, сильно утяжеляют багаж путешественника. Я подобрал воздействие отрицательной гравитации таким образом, чтобы сундук без труда мог перенести обычный швейцар. Я мог бы совсем лишить его веса, но, конечно, не стал этого делать. Впрочем, легкость моего багажа вызывала некоторые сомнения, и мне пришлось услышать не совсем лестные замечания о людях, путешествующих с пустыми сундуками; но они только позабавили меня.

Желая, чтобы моя жена также могла пользоваться преимуществами отрицательной гравитации, совершая прогулки, я вытащил аппарат из сундука и закрепил его внутри корзины, которую она могла носить под мышкой. Это ей очень понравилось. Когда одна рука уставала, она перемещала корзину под другую, и, таким образом, держась за меня свободной рукой, могла передвигаться легко и плавно, благодаря рюкзаку у меня за спиной. Она не возражала против длинных прогулок, поскольку никто не знал, что она не ходок на дальние расстояния; при этом она всегда клала в корзину вино или прохладительные напитки, просто исходя из той мысли, что носить с собой пустую корзину до чрезвычайности глупо.

В гостинице, где мы остановились, были еще англоязычные путешественники, но, как выяснилось, они предпочитали езду пешим походам, поэтому никто из них ни разу не предложил нам совместную прогулку, чему, признаться, мы были очень рады. Впрочем, был там и один бывалый путешественник. Англичанин, член альпийского клуба, носивший бриджи и серые шерстяные гетры до колен. Однажды вечером этот джентльмен заговорил со мной и еще несколькими постояльцами о восхождении на Маттерхорн, и я воспользовался случаем, чтобы в довольно сильных выражениях изложить мой взгляд на подобные подвиги. Я заявил, что они бесполезны, безрассудны, а в том случае, если у совершающего восхождение есть люди, которым он дорог – то просто безнравственны.

– Даже если погода позволяет наблюдать прекрасные виды, – сказал я, – это ничто, по сравнению с огромным риском для жизни. При определенных обстоятельствах, – добавил я (имея в виду свою идею сделать некий костюм с моим аппаратом отрицательной гравитации и удобно расположенным винтом, который позволит носящему его перемещаться с минимальным риском), – такие подъемы могут быть вполне безопасными и допустимыми, но обычно они не вызывают одобрения у разумных людей.

Член альпийского клуба смерил взглядом мою худощавую фигуру и в особенности тощие ноги.

– Вам легко рассуждать таким образом, – сказал он, – поскольку, как легко заметить, вы совершенно не приспособлены для подобного рода вещей.

– В разговорах, – ответил я, – я никогда не перехожу на личности, но, поскольку вы себе это позволили, то все, чем я могу вам ответить, это пригласить вас прогуляться со мной завтра на вершину горы к северу от города.

– Я согласен, – сказал он, – в любое время, которое вам будет удобно.

Выходя из комнаты, я услышал его смех.

На следующий день, около двух часов, член альпийского клуба и я отправились в горы.