История оборотня
Шрифт:
Один шанс из миллиона. Не густо. Но я, пережив боль, решил, что лучше умереть с раной в груди, чем в спине. Взрыв землю пальцами, я стал трансформироваться.
Диерс, скинув зверя с моей груди, отбросил его ещё дальше несколькими короткими очередями. То левый, то правый «Штейры» в его руках изрыгали огонь, пока один за одним не раздалось два сухих щелчка. Охотник стал перезаряжать оружие, и этой заминки хватило Герадо, чтобы молниеносным броском свалить его с ног. Инстинктивно выставив вперёд руки, Диерс спасся от неминуемой гибели тем, что засунул автомат в пасть монстра. Извернувшись, охотник достал пистолет и разрядил всю обойму зверю в живот, но Герадо мало волновали серебряные пули. Он с рыком выплюнул перекушенный надвое автомат и попытался добраться до лица вампира вновь, но могучие черные руки вцепились в густую шерсть на шее зверя и не пускали.
Я завершил трансформацию. Надсадно дыша, я разбежался и что есть силы прыгнул на Герадо. Диерс освободился, но вместо того,
...Рык... Вой... Визг... Рычание... Хрип... Всё смешалось в кошмарную какофонию. Мир перед глазами вертелся юлой и время от времени окрашивался в совершенно чуждые ему цвета и оттенки. Едва ли я мог с уверенностью сказать, с какой стороны находится небо, а где лежит земля, накрытая снегом. Иногда я чувствовал на зубах и языке противный вкус дохлой кошки, но чаще в самых разных частях тела ощущал ядерные вспышки боли. С каждой секундой становилось труднее дышать, всё большее количество мышц немело и отказывало подчиняться. После очередной ударной дозы боли в ухе я взвизгнул, врылся в землю, умудрился сцапать Герадо за заднюю лапу и со всего духу сжал челюсти. Чугунный прут переломился бы от такого давления, но кости демона устояли. Спасая свою ногу, он перекувырнулся через ногу и схватился зубами где-то в районе моей поясницы. Я вынужден был разжать челюсти, чтобы заорать и тем самым хоть немного сбавить жар от кипящего свинца невыносимой агонии. Клыки монстра скрежетали по костям таза и позвоночнику, отдирая толстый кусок плоти; мне казалось, что злые люди вытаскивают мой хребет, как вытаскивают хребет из селедки при готовке филе...
Снег плавился под нами. Вокруг стояло облако тумана. Вселенная сузилась до размеров газона, на котором и решится будущее всего мира...
Но вдруг во вселенную вторгся чужой, посторонний, но смутно знакомый звук. Я хотел повернуть голову и узнать, что явилось источником звука, но не смог — что-то мешало мне, что-то горячее и острое, поселившееся в шее. Лапы били по земле, я пытался поднять тело, но тщетно.
И вдруг в шее что-то хрустнуло. Новая, самая яркая вспышка боли взорвалась в глазах миллиардами искр, всеми цветами радужного спектра, и тут же я увидел проносящееся прямо над головой в каких-то сантиметрах грязное днище автомобиля. Затем застрекотал автомат, и голос Диерса рявкнул: «Быстрее в кузов!». Я с великим усилием повернул-таки голову вопреки изодранным в лапшу мышцам шеи. В трёх метрах — так близко! — ворчал выхлопной трубой чёрный «Шевроле» с правительственными номерами; дверь в багажный отсек была открыта.
Чернокожий истребитель нечисти крикнул ещё что-то, но я не слышал. Утопая в бездонном океане боли, я заставлял совё тело подниматься и супротив всех законов биологии, анатомии и физиологии ковылять к спасительному салону внедорожника. Наверное, я ковылял слишком медленно, и Диерс устал ждать. Включив заднюю скорость, охотник врезался в меня, и по инерции я ввалился внутрь автомобиля. Громко матерясь и не переставая стрелять, Диерс вышел, обогнул внедорожник и захлопнул заднюю дверь. Пока Герадо в конвульсиях от автоматных выстрелов бился где-то впереди, вампир вновь уселся на место водителя.
Колеса плюнули землёй, дизельный двигатель взревел тремя сотнями лошадей и чёрным монстром бросился на монстра пепельно-серого. Последовал глухой удар об решетку радиатора, но Диерс останавливаться не думал. Повернув руль до упора, он объезжал дом, спеша отыскать ворота. Герадо тряхнул головой после повторного столкновения с машиной и бросился вдогонку. Мощные длинные прыжки его сильного тела были грациозными; демон не мог не внушать благоговейный страх и уважение своим грозным видом первобытного зла, первобытного волка, первобытного зверя. Охотник скрипел зубами и выворачивал на дорогу; «Шевроле» скрипел покрышками, подчиняясь воле водителя. Через секунду машина уже стремительно набирала скорость и улетала прочь от депутатского особняка. Герадо не мог соперничать с ней в скорости и отстал.
К тому времени, как Джонатан Диерс покинул Рассветные холмы, спасая себя и меня от непобедимого чудовища, я давно пребывал в глубокой коме...
Эх, возможно, вы не до конца понимаете всего, что происходило в то время. Я и сам, честно-откровенно, вспоминая свои приключения, многое не могу понять до конца. Агрессивный Диерс до чрезвычайности раздражал меня, но не смотря на это его слова представлялись не лишенными смысла. Как бы мне ни хотелось избавиться от вампира, я сразу же после смерти Ирикона понял: без помощи Диерса не протяну и дня. Он самый сильный, самый непобедимый боец, которого когда-либо приходилось видеть. Сие не удивительно, ведь вампиру было больше трехсот лет; за такое время можно научиться чему угодно и дойти в этом до профессионализма. Более того, вампиры обладают определенной особенностью: убивая противника-вампира, они частично или полностью завладевают его знаниями и навыками, его силой, что упрощает аккумуляцию опыта.
Конечно, смерть Ирикона расстроила меня. Как ни крути, но старый оборотень дал мне новую жизнь, новую философию и новые ценности, так что не приходилось мучительно ломать голову над поисками смысла существования в новой ипостаси — Ирикон сумел дать простые и понятные ответы на многие сложные вопросы ещё до того, как они были обозначены. Что касается Ксио... Я старался не рассказывать вам ничего об этой девушке, ибо просто не хотел ворошить, теребить старые переживания, вспоминать прежние чувства. Пару раз упоминал о ней, не более того. Но всё-таки для полноты картины надо сказать: Катя мне сильно нравилась. Наши встречи были нерегулярны и проходили чаще в Замке, чем за его пределами, но всегда носили тёплый, более чем дружеский характер, иногда даже заканчиваясь постелью. Катя завоевала моё сердце искренностью, прямотой и какой-то детской простотой, подобную которой я замечал лишь в Насте. Нет, та девушка не была наивна, но общение с ней давалось непринуждённо, точно говоришь с самим собой. Наверное, она умела угадывать мысли, чувства и желания. В конце концов, если бы Диерс не вломился в мою жизнь двенадцатибальным ураганом, я мог предложить Кате, что называется, руку и сердце. Уверен, мои симпатии находили ответ в её душе.
О том, что Ксио — это дочь Ирикона, я не имел ни малейшего представления. Знание этого увеличило ужас и смятение, штормовавшие в душе, лишь на секунду. Ведь Ксио расстреляла моего единственного друга среди смертных, однажды уже пострадавшего от проделок нечисти. Но главное — Ксио похитила семью Вячеслава, добрую и красивую жену Светлану, одиннадцатилетнюю дочь Наталью и совсем маленького ещё сына Игоря. Тогда, в коридоре соседской квартиры я стоял над трупом Славы с запиской в руках и чувствовал, как где-то в мозгу произошло нечто неординарное, будто перегорел исправный доселе предохранитель или какой-то рубильник вдург занял другое положение. Все тёплые чувства к девушке испарились вмиг, пропало гнетущее ощущение вины перед оборотнями стаи за предательство. Всё-таки я не предавал; Ирикон самолично отпустил меня в Англию на встречу с маньяком Диерсом, и знать заранее, какую бучу решил поднять чёрный охотник, я не мог никак. Косвенно, конечно же, виновен, но это пустяки. Никакого раскаяния я больше не испытывал, ничего не хотел объяснять Кате; единственное желание завладело мной: вытащить из плена уцелевших Ахимовых.
И вот тут-то я обрадовался, что рядом есть Джонатан Диерс. Трехсот двадцатишестилетний негр был очень сложным человеком со скверным характером — экспансивным, вспыльчивым, эгоцентричным и в какой-то мере эксцентричным. Подозреваю, что сложно прожить три века с четвертью, быть свидетелем многих событий мирового масштаба, терять одного за другим родных и близких, наблюдать смену эпох, идти против собственной природы, принципов и желаний и притом остаться в здравом уме. Вне всяких сомнений, Диерс был немного свихнувшимся, но это не мешало ему также быть сверхпрофессиональным убийцей, машиной смерти, самой, чёрт возьми, смертью во плоти. Вспоминаю, как он фактически в одиночку взял штурмом Замок, убил около тридцати оборотней — всех, кто в то время там находился, и не перестаю поражаться его великолепию. Мои потуги стать хорошим бойцом, все эти тренировки не привели почти ни к чему, и рядом с негром-вампиром я сам себе казался жалким, никчёмным существом. Скажу честно, что перед Диерсом я испытывал даже страх. Невозможно, мне кажется, не опасаться за собственную жизнь рядом с двухметровым широкоплечим негром с весьма художественной татуировкой ровно в половину лица и кольцом в носу, безумной короткой и белой как снег стрижкой, горящими глазами и постоянно ухмыляющимся ртом. Всем своим видом Диерс, способный убить одним движением, внушал суеверный страх. Не смейтесь... Видели б вы того здоровяка, да ещё с автоматами в руках, да в окружении истекающих кровью трупов...
Джонатан Диерс, как я склонен полагать, после второго посещения Замка начал подозревать что-то неладное. В самом деле, если мы проникли в здание, когда Коготь Шивы находился где-то внутри, и не оставили в живых никого из находившихся там, как артефакт мог исчезнуть? Теперь-то я знаю, что его «исчезновение» напрямую связано с многоходовой комбинацией, но в ту пору всё ещё было неизвестно. В душу охотника закралось подозрение, что финальный аккорд текущей операции весьма далек от того, на который охотник рассчитывает. Следовательно, инструктировавшие его люди непременно не договорили чего-то либо дали информацию, оказавшуюся ложной. По лицу Диерса читалось, что он не в восторге от знакомства со мной, не верит в способность жалкого молодого перевёртыша Винтэра возглавить огромную демоническую силу — легион. Посему Диерс стремился как можно быстрее закончить все дела, закончить с тем или иным результатом. По правде говоря, я тоже не верил в собственные силы. Если бы сказали мне, что во главе оборотней планеты суждено стать Ирикону, я не колеблясь поверил бы в это — Иван Алексеевич умел вызывать у окружающих почтение и уважение к собственной персоне. Но задумка великих комбинаторов Актарсиса предполагала на сию должность меня, и Диерс всё больше склонялся к мысли, что его водят за нос, что он всего лишь разменная фигура. Это заставляло охотника сильно нервничать.