История обыкновенного безумия
Шрифт:
– Все нормально, – сказал я. – Лечу следующим рейсом.
И тут мне почудилось, что, опоздав на следующий рейс, я опоздаю навечно. И буду вечно ходить к тому типу. С каждым разом все хуже: он будет все больше злиться, а я – все глубже раскаиваться. Такое вполне могло бы случиться. Исчезли бы Белфорд с приятелем. Пришли бы другие. Был бы учрежден небольшой фонд помощи мне…
– Мамуля, а что с папой случилось?
– Он умер за столиком в баре сиэтлского аэро порта, когда пытался не опоздать
Можете не верить, но на второй рейс я все-таки не опоздал. Не успел я сесть, как самолет тронулся с места.
Я не мог ничего понять. Почему это оказалось так трудно? Так или иначе, я был на борту. Я откупорил бутылку. Меня засекла стюардесса. Строго запрещено.
– Вы знаете, сэр, что вас могут высадить? Командир только что объявил, что мы летим на высоте 50 000 футов.
– Мамуля, а что с папой случилось?
– Он был поэтом.
– А что такое поэт, мамуля?
– Он говорил, что не знает. Ну ладно, иди мыть руки, обед на столе.
– Не знает?
– Вот именно, не знает. Ну ладно, я же сказала, иди мыть руки…
Грандиозная дзэнская свадьба
Я сидел сзади, в компании румынского хлеба, ливерной колбасы, пива, прохладительных напитков; с зеленым галстуком на шее – первым галстуком за десять лет, с тех пор как умер отец. Ныне же мне предстояло стать шафером на дзэн-буддистской свадьбе. Холлис вела машину со скоростью 85 миль в час, а четырехфутовая борода Роя, развеваясь, лезла мне прямо в лицо. Это была моя «Комета» шестьдесят второго года, только сесть за руль я не мог: отсутствие страховки, два попадания за езду в пьяном виде и неминуемое новое опьянение. Холлис и Рой три года прожили вместе, не заключая брака, причем Рой жил у Холлис на содержании. Я сидел сзади и посасывал пивко. Рой по порядку описывал мне всех членов Холлисовой семьи. Рою лучше всех давалась интеллектуальная чушь. Или трепотня языком. Стены их квартиры были увешаны фотографиями уставившихся в объектив жующих парней.
Был там и снимок дрочащего Роя в преддверии оргазма. Этот снимок Рой сделал сам. То есть перехитрил камеру. Без посторонней помощи. Бечевка. Провод. Некое приспособление. Рой утверждал, что для получения безупречного снимка ему пришлось дрочить шесть раз подряд. Работенка на целый день. И вот она возникла: эта млечная капелька – произведение искусства. Холлис свернула с автострады. Ехать предстояло недолго. Кое-кто из богатеев имеет подъездные аллеи в милю длиной. С этой дело обстояло попроще – четверть мили. Мы вышли из машины. Тропический сад. Четыре или пять собак. Черные мохнатые зверюги, бестолковые и слюнявые. До двери мы так и не добрались – там, на веранде, со стаканом в руке, глядя на нас свысока, стоял он, богатей. И Рой вскричал:
– Харви, сволочь ты этакая, как я рад тебя видеть!
Харви едва заметно улыбнулся:
– Я тоже рад тебя видеть, Рой.
Одна из черных мохнатых зверюг вцепилась мне в левую ногу.
– Убери своего пса, Харви, сволочь ты этакая, рад тебя видеть! – завопил я.
– Аристотель, немедленно ПРЕКРАТИ!
Аристотель убрался восвояси, как раз вовремя.
Потом.
Мы поднимались и спускались по лестнице, перетаскивая в дом салями, соленых венгерских зубаток, креветок. Хвосты омаров. Глазированные булочки. Рубленые голубиные жопки.
Наконец мы перетащили все. Я сел и схватился за пиво. В галстуке был я один. Кроме того, только я один купил свадебный подарок. Я спрятал его между стеной и ногой, изжеванной Аристотелем.
– Чарльз Буковски… Я встал.
– Ах, Чарльз Буковски!
– Угу. Потом:
– Это Марта.
– Привет, Марта.
– А это Элси.
– Привет, Элси.
– А правда, – спросила она, – что, когда вы напьетесь, вы ломаете мебель, бьете окна и распускаете руки?
– Угу.
– Для этого вы староваты.
– Слушайте, Элси, перестаньте молоть чепуху…
– А это Тина.
– Привет, Тина.
Я сел.
Имена! Я полтора года прожил со своей первой женой. Как-то вечером пришли гости. Я сказал жене: «Это Луи, полудурок, это Мари, Королева Скоростного Отсоса, а это Ник, недоумок». Потом я повернулся к ней и сказал: «Это моя жена… моя жена… это…» Наконец мне пришлось взглянуть на нее и спросить: «А ТЕБЯ-ТО КАК ЗВАТЬ, ЧЕРТ ПОДЕРИ?!»
«Барбара».
«Это Барбара», – сообщил я им…
Дзэн-учитель еще не прибыл. Я сидел и посасывал пивко.
Потом появились новые люди. Они все поднимались и поднимались по лестнице. Все Холлисово семейство. Рой, похоже, семьи не имел. Бедняга Рой. В жизни ни дня не работал. Я взял себе еще пива.
А они все поднимались в дом: бывшие арестанты, шулера, инвалиды, мастера всевозможных темных делишек. Родные и близкие. Целыми толпами. Без свадебных подарков. Без галстуков.
Я забился в свой угол.
Один малый был совсем заебанный. Ему потребовалось двадцать пять минут, чтобы подняться по лестнице. У него были специальные костыли, очень мощные с виду штуковины с круглыми ободками для рук. Там и сям особые зажимы. Резина и алюминий. Деревяшек малыш не признавал. Я напряг воображение: разбавленная водой наркота или денежный долг. Его продырявили пулями, когда он сидел в старом парикмахерском кресле, с горячим и влажным полотенцем на лице. Но смертельных ран ему нанести не сумели.
Были там и другие. Кто-то преподавал в Лос-Анджелесском университете. Кто-то еще плавал в дерьме среди китайских рыболовных суденышек с заходом в порт Сан-Педро.
Я был представлен величайшим убийцам и жуликам нашего века.
Что до меня, то я временно не работал.
Потом подошел Харви.
– Буковски, хотите немного виски с водой?
– Конечно, Харви, конечно.
Мы направились на кухню.
– А галстук зачем?
– У меня на брюках сломана молния. А трусы слишком тесные. Конец галстука прикрывает вонючие волосы прямо над хуем.
– По-моему, вы лучший из современных мастеров короткого рассказа. С вами никто не сравнится.