История Османской империи. Видение Османа
Шрифт:
Вечером следующего дня, спустя почти две недели после того, как султан Махмуд объявил о реформе корпуса янычар, они подняли мятеж. В ночь на 14 июня небольшие группы янычар стали собираться на плацу. Некоторые из них бродили по улицам Стамбула, стреляли из пистолетов, занимались поджогами и пытались найти своего главнокомандующего, который, как они считали, их продал. Ему удалось от них ускользнуть, но на рассвете многие сотни янычар, которые к тому времени собрались на плацу (один очевидец тех событий назвал их «попусту лающими дворнягами»), перевернули свои котлы, по традиции выказав этим свое неповиновение. И снова они шли по улицам города, занимаясь грабежами. Одна группа разграбила особняк великого визиря Селима Мехмед-паши, а его женщинам удалось спастись только благодаря тому, что они спрятались в подземной пещере в саду. Когда вспыхнул мятеж, султан находился в своем дворце в Бешикташе. Некоторые из его предшественников, имевших склонность прятаться при первых же признаках янычарского бунта, оставались гам, где они находились, но Махмуд сел в шлюпку и поплыл по Босфору на юг, к дворцу Топкапы. Поскольку мятеж янычар против реформ был неизбежен, а меры по обеспечению их успешного проведения потребовали
Мы не будем заниматься такого рода подготовкой. Наши старинные упражнения и подготовка к войне состоят в том, чтобы разбивать глиняные кувшины выстрелами из ружья и разрубать саблей войлочные циновки. Мы хотим [заполучить в свои руки] тех, кто несет ответственность за эти нововведения.
Из источников того времени известно, что во дворце вместе с государственными деятелями и чиновниками находились верные правительству войска численностью свыше 13 000 человек. Некоторые из этих источников называют цифру 23 000 и даже 60 000. Прибыв во дворец, султан выступил с воодушевляющей речью, а фетва шейх-уль-ислама подтверждала, что исламский закон разрешает подавить такой мятеж силой. Затем Махмуд отправился в сокровищницу и принес оттуда священное знамя Пророка. В подходящее время знамя было вынесено из дворца и повешено над кафедрой мечети султана Ахмеда, находившейся на Ипподроме. Оно проявило свои чудодейственные свойства, и, когда глашатаи ходили по городу, призывая всех правоверных мусульман собраться под его сенью, горожане без промедлений ответили на этот призыв. Государственные чиновники, собравшиеся в мечети, чтобы обсудить дальнейшие действия, решили не вступать с мятежниками в переговоры. Отряд верных правительству войск (артиллеристы и саперы) направился в казармы янычар, но забаррикадировавшиеся внутри янычары успели закрыть ворота. Имперские канониры открыли огонь, и вскоре казармы охватило пламя. Сумевшие выбежать из казарм янычары вступили в рукопашную схватку с ожидавшими их снаружи правительственными войсками. Остальные сгорели.
Махмуд не собирался истреблять янычар столь жестоким образом, но осторожность, с которой он готовился к проведению реформирования этого корпуса, и чувство реализма, которое требовало наличия плана на тот случай, если дела пойдут не так, как надо, стали причиной того, что, когда у него не оказалось иного выбора, он сумел проявить решимость и довести операцию до ее ужасного финала. И по словам одного турка, ставшего очевидцем этих событий, и по сведениям британского посла Стратфорда Каннинга, количество погибших составило приблизительно шесть тысяч человек. Помимо янычар, убитых во время штурма казарм (который, по сведениям другого турка, продолжался всего 21 минуту), в последующие дни были схвачены многие тысячи бунтовщиков. Дороги и порты были взяты под жесткий контроль, поэтому известия о «благоприятном инциденте», а именно такое название получил этот мятеж, и о новом указе, официально упразднявшем корпус янычар, распространились по стране только после того, как губернаторы провинций получили указания о том, как им действовать. Им было приказано конфисковать все снаряжение янычар, какое они смогут найти, а также вывести гарнизоны янычар из всех крепостей и заменить их теми войсками, которые находились в их собственном распоряжении. Слово «янычар» надлежало вычеркнуть из словаря, что было типичным для турок компромиссом. Люди, называвшие себя янычарами, многие годы были причиной беспорядков во всех провинциях империи, и теперь повсюду население воспользовалось возможностью им отомстить: были казнены командиры многих подразделений местных янычар, но многие рядовые, должно быть, вернулись к гражданской жизни, от которой они никогда полностью не отрекались. Хотя ополчение не приняло участия в янычарском мятеже, состоявшие из ополченцев гарнизоны босфорских крепостей (они показали свою ненадежность, когда подняли бунт против предпринятого султаном Селимом перехода к армии «нового порядка») были расформированы. Правительство воспользовалось возможностью очистить Стамбул от тех, кого оно считало нежелательными элементами, то есть от представителей низших слоев общества, живших в этом перенаселенном городе. Эти люди без особых уговоров принимали участие в любых массовых волнениях. В течение двух с половиной месяцев после ликвидации янычар 20 000 человек были высланы из Стамбула и направлены в свои родные провинции. Им было запрещено возвращаться в столицу.
Махмуд быстро приступил к созданию новой армии. Первоначально корпус «Победоносных солдат Мухаммеда» должен был состоять из 12 000 пехотинцев и приблизительно 1550 кавалеристов, расквартированных в Стамбуле, и дополнительных подразделений в провинциях. Подробные положения определяли условия их службы (они служили как минимум двенадцать лет и раз в год имели право уходить в отпуск) и их форму европейского образца.
В назначенные сроки государственное казначейство выделит каждому майору толстую куртку с шитьем золоченой нитью, пару брюк из темно-красного тонкого сукна со швом, плотно облегающих ногу до верхней части голени, и просторный халат, а также стеганый головной убор наподобие калпака, украшенный золоченой нитью, и лахорский платок [т. е. платок из тонкой шерсти]. При необходимости это будет заменено при выплате жалованья. Шестого мая каждого года каждому адъютант-майору будет выделена короткая толстая куртка и короткий просторный халат, а также стеганый головной убор наподобие колпака, украшенный золоченой нитью, и багдадский платок [т. е. вероятно, платок из шелка или хлопка] с цветочным узором, а капитанам, лейтенантам и знаменосцам, а также сержантам — вышеупомянутую одежду, за исключением платка; а каждому рядовому солдату и писарям — длинную толстую куртку из смеси тонкого сукна и шелка-сырца. Форма рядового также будет состоять из простого стеганого головного убора наподобие колпака и плаща для строевой подготовки из прочной грубой шерсти, а также короткого просторного халата и брюк из домотканной шерсти, обтягивающих ногу до верхней части голени, а также кальсоны и легкие полусапожки.
Согласно традиции, корпус янычар состоял из христиан, обращенных в ислам, и нет сомнений в том, что новообращенные продолжали в него вступать даже после того, как его основу стали составлять люди, которые с рождения были мусульманами. Согласно своду законов корпуса «Победоносных солдат Мухаммеда» в его состав не должны были входить никакие новообращенные. Среди погибших в Стамбуле янычар были и немусульмане, о чем говорила татуировка в виде креста на их предплечьях. Султан утверждал, что это шпионы-христиане, которые выдавали себя за мусульман.
Казармы янычар в Стамбуле были снесены, а подразделения новой армии были расквартированы за чертой города, в Левент-Чифтлиги, Ускюдаре и Дауд-паше, где Селим III построил казармы для своей армии «нового порядка».
Для поддержания новой армии открывались военно-инженерные и военно-морские школы, была создана медицинская школа и другие подобные учреждения. В отличие от своих предшественников, Махмуд привлек к созданию своей новой армии лишь горстку иностранных советников (тогда у турок было мало друзей в Европе, и, когда султан обратился за помощью к хитрому губернатору Египта, Мехмеду Али-паше, тот заявил, что его офицеры-инструкторы еще не готовы к решению такой задачи), поскольку его иноземные инструкторы «в Египте привыкали к высоким окладам и дорогой форме, а их присутствие в Стамбуле только вредило османской армии».
Одним из этой горстки привлеченных иностранцев был сеньор Калоссо, бывший офицер пьемонтской кавалерии, который жил в Стамбуле уже несколько лет и научил султана Махмуда ездить верхом по-европейски. Вот что написал в 1828 году шотландский путешественник Чарльз Макфарлейн, посетивший Стамбул:
Отличие от турецкого стиля верховой езды настолько велико, насколько любому, кто к нему привык, не составляет никакого труда управляться с огромными, похожими на колыбели седлами и короткими, почти неподвижными стременами, которые заставляют поднимать колени к самому животу. На самом деле это затруднение является настолько значительным, что лишь немногие из регулярной имперской гвардии смогли удержаться в седлах с длинными стременами… Махмуд, бесспорно, был лучшим кавалеристом а lа Europe'en в своей армии; и этот приобретенный навык наряду с другими умениями, которые он быстро усвоил, как командование и маневрирование кавалерийским эскадроном, стал предметом его гордости.
Не прошло и месяца со времени ликвидации корпуса янычар, как правительство нанесло удар по Бекташи, ордену дервишей, который был наиболее тесным образом связан с янычарами. Основатель этого ордена, давший ему свое имя, являлся праведником-покровителем этого корпуса, который часто называли «корпусом Бекташи». Руководители признанных правительством орденов дервишей — Накшбанди, Кадыри, Хальвети, Мевлеви и Саади были кооптированы для приведения доводов в пользу подавления Бекташи. Какое бы отвращение они ни испытывали к необходимости определять судьбу своих коллег, у них не было иного выбора, кроме одобрения того, что, в сущности, являлось политическим решением, которое было представлено как религиозное. Обвинение, вынесенное Бекташи, оказалось вполне традиционным — это было обвинение в ереси, которое на протяжении всей истории так часто использовалось для оправдания целесообразных с политической точки зрения действий против мусульман, репутация которых как правоверных суннитов не подлежала никакому сомнению. Видные деятели ордена были казнены, а собственность Бекташи в Стамбуле была конфискована и продана либо передана другим лицам. Постановление применялось не только в столице: повсюду в Румелии и Анатолии безжалостно расставались с прошлым, направляя доходы, поступавшие с земельных владений Бекташи, в казну новой армии Махмуда.
Слухи и дезинформация стали питательной средой для чисток: многие из тех, кого предали анафеме, не имели никакого отношения к Бекташи и были представителями как высших, так и низших слоев. На великого визиря Селима Мехмед-пашу была возложена ответственность по искоренению адептов ордена Бекташи в Стамбуле. Но придворному летописцу того времени Ахмеду Луфти-эфенди стало известно о том, что сам Селим Мехмед-паша является членом Бекташи. В 1826 году выходец из высших слоев духовенства Шанизаде Атаулла-эфенди (бывший придворный летописец и автор значительных научных трудов по медицине) был обвинен в сочувствии Бекташи и приговорен к высылке из Стамбула. Он умер от разрыва сердца (во всяком случае, так объяснили его смерть), еще до того как ему передали распоряжение султана покинуть столицу. Практика членства не в одном, а сразу в нескольких орденах дервишей была распространенным явлением, а поскольку попытки искоренить бекташи отличались невероятным рвением, то доставалось и шейхам других орденов, которых тоже отправляли в ссылку. Главным образом благодаря возможности проникать в другие ордена, где их принимали, и особенно в находившийся под покровительством официальных властей орден Накшбанди (которому они передали свою собственность), бекташи сумели уцелеть, хотя и перешли на нелегальное положение, а в середине столетия они снова стали пользоваться открытой поддержкой высших кругов.
Связь с янычарами стала причиной казни влиятельных глав трех богатейших еврейских семейств Стамбула — Аджиман, Кармона и Габбаи. Как и его предки, Исайя Аджиман был банкиром корпуса янычар. Сообщалось, что и двое других имели отношение к финансам янычар. Их имущество было конфисковано, и нет сомнений в том, что открывшаяся перед казначейством перспектива получить столь неожиданные доходы стала решающим фактором, определившим их судьбу. Однако сторонники подобного обращения с евреями представили дело в ином свете, определив причиной их гибели соперничество между армянами и евреями в борьбе за доходные посты, связанные с финансированием. (Порой и самих армянских банкиров казнили и лишали имущества. Стоит упомянуть Якуба Хованесяна, который в середине XVIII столетия управлял финансовыми делами главного черного евнуха Хаджи Бешир-аги, длительное время служившего у Махмуда I.)