История похода в Россию. Мемуары генерал-адъютанта
Шрифт:
Король Пруссии подчинился, и его двор и подданные были возмущены: они упрекали Фридриха в том, что он позволил победить себя без попытки сражаться, и поднимали себе настроение напоминаниями о былой славе; они мечтали о чести победы над покорителем Европы. В своем нетерпении они оскорбляли посла Наполеона: они точили шпаги о порог его резиденции. Они осыпали бранью самого Наполеона. Даже королева, столь грациозная и привлекательная, приняла воинственную позу. Их принцы предложили себя в вожди. Рыцарская страсть и ярость возбудили умы.
Утверждалось, что в то же время были люди, предатели или обманутые, которые убеждали Фридриха в следующем: Наполеон был вынужден проявить миролюбие, этот воин питал отвращение к войне; они добавляли, что он вероломно договаривался о мире с Англией при условии восстановления Ганновера, который он должен забрать назад у Пруссии. Наконец, увлеченный общим чувством, король позволил воспылать всем страстям. Его армия наступала и угрожала Наполеону; через пятнадцать дней у него не было ни армии, ни королевства,
Наполеон должен был прочно удерживать униженную и покоренную Пруссию, иначе она немедленно восстановилась бы с помощью русского оружия. Он считал невозможным проявить великодушие и привязать ее к себе, как Саксонию; следующим планом стал ее раздел, и то ли из сострадания, то ли ввиду присутствия Александра, он не мог решиться ее расчленить. Это была ошибочная политика, как бывает в большинстве случаев, когда мы останавливаемся на полпути, и Наполеон вскоре это почувствовал. Когда он воскликнул: «Разве это возможно, чтобы я оставил этому человеку такую большую территорию?» — вероятно, он не простил Пруссии протекцию Александра; он ненавидел ее, потому что чувствовал ее ненависть.
В самом деле, искры завистливой и нетерпеливой ненависти воспламеняли молодежь Пруссии; разжиганию чувств способствовала система образования — национальная, либеральная и мистическая. Возникла сильная оппозиция Наполеону, состоявшая из униженных и обиженных его победами; эти слабые и угнетенные, а также сама природа, мистика, фанатизм, желание мести — всё увеличивало ее силу. Желая поддержки на земле, она искала помощи небес, и вся материальная мощь Наполеона была бессильна против этого настроения. Возбужденная стойким и неистощимым духом яростной секты, она следила за малейшими движениями и слабостями врага, проникала во все щели его власти и была готова использовать любую возможность для удара; она ждала тихо, терпеливо и хладнокровно, что весьма характерно для немцев: с одной стороны, эти качества были причинами их поражения, но они же способствовали нашему истощению.
Этот широкий заговор получил название «Тугендбунд» [1] , или «Союз Доблести». Его главой, или человеком, придавшим точное и определенное направление его взглядам, был Штейн. Наполеон мог иметь его на своей стороне, но обошелся с ним сурово. Его план был раскрыт благодаря одной из тех случайностей, которым политика обязана лучшей частью своих чудес; но когда заговоры становятся частью интересов, страстей, сознания людей, невозможно уследить за всеми ответвлениями; все понимают друг друга, даже не вступая в контакты, более того, все, связанные общей и одновременно возникшей симпатией, становятся частью единой системы коммуникаций.
1
В 1808 году несколько литераторов в Кёнигсберге, обеспокоенные бедствиями своей страны, усмотрели их причину в разложении нравов; согласно этим философам, граждане сохранили истинный патриотизм (хоть он в них и подавлен), армия по-прежнему дисциплинированна, а народ неустрашим. Хорошие люди тем более должны объединяться ради возрождения нации, показывая всевозможные примеры самопожертвования. Следом было создано общественное объединение под названием «Моральный и научный союз». Правительство одобрило эту организацию, но запретило политические дискуссии внутри нее. Это благородное решение могло затеряться, как и многие другие, в тумане немецкой метафизики. В это время Вильгельм, герцог Брауншвейгский, который был лишен герцогства, отправился в свое княжество Эльс, расположенное в Силезии. В самом конце пути он обнаружил в пруссаках первые следы влияния «Морального союза». Он стал его членом, и его сердце наполнилось ненавистью и жаждой мщения. Он начал вынашивать идею другого объединения, которое должно было состоять из людей, полных решимости уничтожить Рейнскую конфедерацию и полностью выгнать французов из Германии. Это общество, цель которого была более реальной и позитивной по сравнению с целью первого, вскоре его поглотило, и из двух объединений возникло общество «Тугендбунд».
Примерно в конце мая 1809 года три отряда — Катта, Дорнберга и Шилля — явили доказательства своего существования. С ними Вильгельм и начал действовать 14 мая. Вначале ею поддержали австрийцы. После ряда авантюр этот предводитель, предоставленный самому себе в центре покоренной Европы и имея лишь две тысячи человек против всей мощи Наполеона, отказался уступать; он стоял на своем и направился в Саксонию и Ганновер, но не смог поднять восстания; тогда он прорвался сквозь несколько французских корпусов в Элсфлет, где его ждало английское судно, готовое отвезти его в Англию вместе с заслуженными им лаврами. — Прим. авт. (Здесь и далее, если не указано иное.)
От этого центра тянулись нити, и число сообщников росло каждый день; он наносил удары по Наполеону от имени всей Германии, это влияние достигло Италии и угрожало его полным ниспровержением. Было бы понятно, что если обстоятельства стали бы для нас неблагоприятными, то не было бы недостатка в людях, готовых этим воспользоваться. В 1809 году, даже перед неудачей при Эсслингене, первыми, кто отважился поднять знамя независимости против Наполеона, были пруссаки. Он послал их на галеры; он считал очень важным погасить этот призыв к революции, который казался испанским эхом и мог стать всеобщим.
Вне зависимости от всех этих примеров проявления ненависти, положение Пруссии, между Францией и Россией, вынуждало Наполеона оставаться ее хозяином; он не мог править там одной силой, он не мог быть там сильным только благодаря ее слабости.
Он разрушал страну, хотя должен был знать, что бедность порождает бесстрашие, что жажда наживы становится движущим принципом тех, кому нечего терять, и, наконец, что, не оставляя им ничего кроме шпаги, он в некотором смысле вынуждает их направить эту шпагу против него. Вследствие этого в преддверии 1812 года и связанной с ним ужасной борьбы Фридрих, покорный, беспокойный и усталый, намерен был покончить со своим подчиненным положением либо с помощью союза, либо на поле боя. В марте 1811 года он сам предложил Наполеону помощь в той экспедиции, которая готовилась. В мае и августе он повторял это предложение; не получив удовлетворительного ответа, он объявил следующее: поскольку военные силы, окружающие королевство, пересекающие его и выкачивающие ресурсы, настолько велики, что возникают опасения, не существуют ли замыслы полного разрушения государства, он берется за оружие, «потому что обстоятельства настоятельно требуют этого, и гораздо лучше умереть со шпагой в руке, чем пасть с позором».
Это было сказано в то время, когда Фридрих тайно предложил Александру во владение Грауденц с его складами, а также возглавить инсургентов, если русская армия вторгнется в Силезию. Если можно верить сообщившим это, Александр принял предложение очень благосклонно. Он немедленно послал Багратиону и Витгенштейну запечатанные приказы о выступлении в поход. Инструкции гласили: не вскрывать до получения нового письма от монарха, которое он так и не написал, поскольку изменил решение. Причины этой перемены могли быть самыми различными: во-первых, желание не стать зачинщиком такой большой войны и его забота о том, чтобы иметь божественное правосудие и общественное мнение на своей стороне, вместо того чтобы явиться агрессором; во-вторых, Фридрих стал меньше бояться замыслов Наполеона и решил участвовать в его проектах. Возможно, после всего, что выраженные Александром в его ответе королю добрые чувства были его единственными мотивами; нас уверили, что он написал: «В войне, которая может начаться с поражений и потребует стойкости, я сохраню мужество, однако неудачи союзника могут поколебать мою решимость; я буду глубоко опечален, если Пруссия разделит мой плохой жребий; но если удача будет на моей стороне, то я всегда готов разделить ее с союзником, что бы для этого ни потребовалось сделать».
Эти подробности нам сообщил свидетель, хотя и младшего чина. Независимо от того, были ли эти намерения выражением благородной политики Александра, или Фридрих сам подчинился необходимости, ясно, что для него наступило время принятия важного решения. В феврале 1812 года обмен посланиями с Александром (если таковой имел место) или надежды на получение лучших условий из Франции заставили Фридриха колебаться в ответ на конкретные предложения Наполеона; последний терял терпение, слал дополнительные силы в Данциг и приказал Даву вступить в Померанию. Его мотивы захвата шведской провинции были привычными — недозволенная торговля жителей Померании с англичанами и необходимость срочного принуждения Пруссии к принятию его условий. Князь Экмюльский даже получил приказы быть готовым полностью овладеть этим королевством и захватить монарха, если в течение восьми дней после выпуска названных приказов последний не заключит наступательного союза, продиктованного Францией; однако когда маршал сделал несколько переходов, необходимых для проведения этой операции, он получил сведения о ратификации договора от 21 февраля 1812 года.
Эта уступка не вполне удовлетворяла Наполеона. Он использовал и силу, и уловки: подозрения толкали его к оккупации крепостей, оставленных в руках Фридриха; он потребовал от короля, чтобы тот держал только по 50 или 80 инвалидов в некоторых из них, и хотел, чтобы французские офицеры были допущены в другие; все они должны были посылать ему рапорты и выполнять его приказы. Наполеон беспокоился обо всем. «Шпандау, — отмечал он в письме Даву, — является цитаделью Берлина, как Пиллау — цитадель Кёнигсберга». Французские офицеры имели приказы быть готовыми представляться по первому сигналу — то была манера, введенная им. В Потсдаме, который король сохранил для себя и куда нашим войскам было запрещено входить, французские офицеры по приказу Наполеона должны были часто показываться как наблюдатели, чтобы местные жители привыкли к их виду. Он рекомендовал, чтобы королю и его подданным оказывались все знаки уважения, но в то же время чтобы у людей были отняты все виды оружия, которые могут быть использованы ими во время мятежа; при этом были названы даже самые малые средства возможного нападения. Принимая во внимание возможность проигрыша битвы и последующих прусских вечерен, он приказал разместить войска в бараках или лагерях, дополнив инструкции описанием тысячи предосторожностей с мельчайшей детализацией. В качестве последнего средства обеспечения безопасности, на случай высадки английского десанта между Эльбой и Вислой (хотя Виктор, а затем Ожеро должны были оккупировать Пруссию с 50 тысячами солдат), он добился содействия 10 тысяч датчан на основе договора.