История последних политических переворотов в государстве Великого Могола
Шрифт:
Что касается ценных товаров, которые составляют предмет интереса для иностранных торговцев, то я просто не знаю другой такой страны на земле, где было бы такое их разнообразие. Ведь, кроме сахара, о котором я уже говорил и который, конечно, остается наиболее ценным предметом потребления, в Бенгалии производится такое количество хлопка и шелка, что это государство можно назвать общим хранилищем этих двух видов товаров, и притом не только для Индостана или империи Великого Могола, но и для всех соседних государств, и даже для Европы. Иной раз я поражался тому, какое огромное разнообразие хлопковых тканей — разного вида и качества, тонкого и грубого, белого и крашеного — одни только голландцы вывозили в различные места, особенно в Японию и Европу, не говоря уже о том, что англичане, португальцы и индийские торговцы также по большей части со своей стороны берут именно эти товары. Это все те же шелка и изделия из шелка всякого рода. Невообразимо количественное обилие их, каждый год отправляемых из Бенгалии во все концы империи Великого Могола вплоть до Лахора и Кабула, да и вообще во все страны,
Бенгалия производит также огромное количество селитры, которую потом так удобно отправлять вниз по Гангу в Патну, откуда голландцы и англичане отгружают корабли с ней в различные части Индии, а также в Европу. Наконец, именно из Бенгалии получают лучший шеллак [145] , опиум, воск, цибетин [146] , длинный перец и различные лекарственные средства; нет также такого масла, которое не было бы здесь представлено в великом изобилии, что могло бы еще составить большой объем статей морского экспорта во все многочисленные страны.
145
Шеллак — воскоподобное вещество, выделяемое некоторыми видами тропических насекомых. Используется для изготовления спиртовых лаков и политур.
146
Цибетин — выделение заднепроходных желез циветта, хищника, обитающего в Азии и Африке. Издает сильный мускусный запах и используется для изготовления духов и благовоний.
Воздух здесь, на взгляд иностранцев, действительно, не назовешь здоровым, особенно близ моря. В самом деле, поначалу, когда здесь поселились голландцы и англичане, среди них наблюдалась высокая смертность. Я видел в Баласоре два превосходных английских судна, которые оставались больше года в порту из-за войны с Голландией, после чего не смогли выйти в море, потому что большая часть команды умерла. С тех пор, однако, усилилась дисциплина, и англичане с голландцами меньше прикладываются к пуншу, меньше пьют, и им запрещено так часто сходить на берег, дабы покупать арак (рисовую водку), табак и индийских женщин. Хорошее Канарское и ширазское вино, потребляемые умеренно, стало отличным противоядием от дурного воздуха, и потому я полагаю, что тех, кто живет, соблюдая эти предосторожности, болезни и смерть будут посещать не больше, чем всех остальных людей в мире. Бульпонж (bouleponge) — спиртное пойло, состоящее из арака — спирта, перегнанного из патоки, смешанной с соком лимона, водой и мускатным орехом; это довольно приятно на вкус, но наиболее пагубно для тела и здоровья.
Чтобы описать красоты этой страны, надо вообразить себе, что по всей Бенгалии почти на сто лье в длину простираются оба берега Ганга — от Раджмахала до самого моря, — и все это только огромные каналы, которые были некогда прорыты и с огромным трудом протянуты от Ганга в прошлые века для облегчения перевозки товаров и самой воды, которая, как считают индусы, лучшая в мире. Эти каналы с обеих сторон окаймляют густонаселенные города и селения с обширными полями риса, сахарного тростника, зерна, трех-четырех видов овощей, горчицы, кунжута для выработки масла, и маленьких — двух-трех футов в высоту — деревьев тутового дерева для выращивания тутового шелкопряда. Но эта неисчислимость больших и малых островов посреди Ганга, заполняющих обширное пространство от одного берега реки до другого, — все это создает красоты, равных которым в мире нет: они чрезвычайно плодородны, окаймлены деревьями, наполнены плодоносящими садами с ананасами и покрыты всякого рода зеленью. Тысячи водных каналов сплетаются, теряясь вдали подобно водным аллеям с деревьями над водой. Плохо, что многие из островов, наиболее близких к морю, теперь пустынны и заброшены из-за нападений морских пиратов Аракана, о которых я уже говорил. Теперь здесь обитают только тигры, которые иногда вплавь переправляются с берега на берег, газели и кабаны; домашние птицы одичали. Из-за этих тигров при обычных путешествиях по островам на маленьких весельных лодках опасно сходить на берег, и нужно позаботиться, чтобы лодка, привязываемая на ночь к деревьям, была достаточно далеко от берега во избежание нападения: поговаривают, например, о том, что есть столь дерзкие тигры, что они добираются до лодок, нападают на спящих людей и даже при этом (если верить местным лодочникам) выбирают и уносят самых толстых и жирных.
Я помню девятидневное путешествие от Пипли до Хугли, по этим островам и каналам, описание которого я не могу опустить в своем рассказе — ведь не было ни дня без какого-то чрезвычайного происшествия. Не успела моя лодка с семью гребцами выплыть из русла Пипли и продвинуться на три или четыре лье в открытое море, двигаясь вдоль побережья для того, чтобы достичь островов и каналов, как мы увидели море, кишащее рыбой вроде гигантских карпов, за которой гнались стаи дельфинов. Я приказал грести к этому месту и увидел, что большая часть этой рыбы лежала на боку как мертвая, одни рыбы слегка двигались, другие беспорядочно
На другой день довольно поздно мы уже были среди этих островов и, отыскав место, где мы, как нам казалось, были недоступны для нападения тигров, устроили стоянку и разожгли костер. Я приказал приготовить на ужин пару куриц и блюдо из пойманной нами рыбы, которая оказалась превосходной. Тотчас после того, как все поужинали, я до наступления ночи велел грести дальше; из боязни заблудиться среди этих каналов в темноте мы отклонились от большого канала, найдя убежище в небольшом закоулке, где к толстой ветви дерева на изрядном расстоянии от берега в безотчетном страхе перед тиграми привязали лодку. Ночью, пока я был на часах, я стал свидетелем любопытнейшего явления природы, которое, впрочем, я сам до того дважды наблюдал в Дели. Это была лунная радуга — огромная цветная арка вокруг луны; я показал ее спутникам, особенно удивив при этом двух португальских моряков, которых я взял к себе в лодку по просьбе одного из моих друзей, — они сказали, что подобного никогда не видывали и о подобном никогда не слыхивали.
На третий день мы блуждали среди каналов, покуда, наконец, не встретили португальцев из тех, кто промышлял выпаркой соли на одном из островов; они указали нам правильное направление, на которое мы с грехом пополам и вернулись. Той ночью мы, как обычно, привязались к дереву в небольшой протоке. Мои португальцы, которые были полны впечатлений от того, что видели в прошлую ночь и зорко следили за небом, разбудили меня, чтобы я увидел другую радугу, столь же прекрасную, что и вчерашняя. Не подумайте, однако, что я принял за радугу гало: гало я ведь хорошо знал — редко когда в сезон дождей нет этого явления — ореола вокруг луны — хотя бы раз в месяц в Дели, хотя это бывает, когда луна довольно высоко над горизонтом, ибо замечено, что это абсолютно необходимое условие. Я наблюдал гало по три-четыре ночи подряд, причем иногда они были двойными. Что же до лунной радуги, то она наблюдалась не вокруг луны, а с противоположной стороны, точно так же, как солнечная радуга. Во всех случаях, которые я наблюдал, луна была на западе, а радуга — на востоке, а луна была близка к полнолунию — это, я полагаю, ибо в другое время света было бы недостаточно, чтобы сформировалась радуга; наконец, эта радуга не была столь белой, как гало — у радуги ощущалось даже некоторая цветовая гамма. Таким образом, вы можете убедиться в том, что мне повезло гораздо больше, чем древним, которые, по свидетельству Аристотеля, ничего подобного не наблюдали.
Вечером четвертого дня мы отошли, как обычно, от главного протока в безопасное место, и пережили самую необычайную ночь. Дыхания ветра не чувствовалось, и воздух стал настолько горячим и удушающим, что мы едва могли дышать. Кустарник вокруг нас был настолько наполнен светящимися насекомыми — светлячками, что, казалось, подожжены были сами кусты, и время от времени пламя поднималось то с той, то с другой стороны, пламя пугало наших мореходов, которые считали это проделками чертей. Два из этих огней были особенно замечательны. Первый был большим огненным шаром, который продолжал гореть дольше, чем время, за которое можно было прочесть один раз «Отче наш»; второе, длившееся больше четверти часа, походило на охваченное пламенем дерево.
Ночь пятого дня была и ужасна, и вместе с тем опасна. Возник настолько сильный шторм, что хотя мы были, как нам казалось, превосходно защищены деревьями, и наша лодка была тщательно закреплена, ветер не переставал рвать канат, и мы могли быть выброшены в главную протоку, где неизбежно погибли бы, если бы я и мои два португальца не схватились бы инстинктивно за ветви деревьев и не держались бы за них около двух часов, пока гроза бушевала. На моих индийских лодочников надежда была плоха — страх парализовал их до полной неспособности хоть чем-то нам помочь. Но что было наиболее неприятно и удивительно, так это то, что дождь низвергался на нас сплошным потоком, и молнии, и удары грома были столь ужасающи и близки от нас, что, казалось, вот-вот нас настигнут.
Все же остаток путешествия вплоть до девятого дня, когда я прибыл в Хугли, оказался наиболее приятным: я не видывал столь чудесной страны. Однако мой дорожный сундук и все вещи в нем вымокли, куры сдохли, рыба протухла, а все сухари раскисли от воды.
Ответ на пятый вопрос — о периодических разливах Нила
Не знаю, устроит ли мое решение этого пятого вопроса; но я добросовестно передам Вам то, чему сам дважды был свидетелем в связи с разливами, и отмечу то, что в этом наиболее любопытного, и, наконец, отметив в Индии вещи, давшие мне большие преимущества перед тем великим человеком, который писал столь изобретательно и со знанием дела на эту интересную тему, хотя он рассматривал Египет только из своего кабинета.