История религии (Том 6)
Шрифт:
Антиох встретил его с напускной радостью и заискивающе протянул руку римлянину; Попилий же, вместо того чтобы пожать ее, вручил царю текст ультиматума: "Рим требует немедленно прекратить войну с Птолемеем", Растерянный Эпифан попросил было отсрочки для военного совета, но сенатор грубо оборвал его и, начертав тростью круг на песке вокруг царя, сказал: "Думай здесь". Выбора не было. "Недовольный и огорченный", Антиох отдал приказ к отступлению. Он понял, что его план расширить границы монархии столкнулся с неодолимым препятствием и что теперь все силы нужно бросить на ее внутреннее укрепление. Мысли царя вновь обратились к непокорному Иерусалиму.
Сразу после возвращения из неудачного похода, а возможно еще с дороги, Антиох выслал в Иудею двухтысячную армию во главе со сборщиком податей Аполлонием. Ничем не проявляя враждебности, тот вступил в Иерусалим, дождался праздника и лишь тогда бросил войска на безоружную толпу. Город мгновенно превратился в ад: солдаты разрушали стены, поджигали дома, сгоняли женщин и детей, предназначенных на продажу. Отныне мятежники должны были навсегда забыть о сопротивлении.
Перед тем как удалиться, Аполлоний построил рядом с Храмом крепость Акру и оставил там сильный гарнизон, снабженный всем необходимым на случай беспорядков. Но это был только первый акт драмы, задуманной Антиохом.
Человеку, считавшему себя воплощением Зевса, было нестерпимо знать, что у него еще есть подданные, которые не чтут Олимпа и не верят в божественность царя. Следовало нанести смертельный удар по Богу иудеев.
Осенью 168 года Антиох велел прекратить службу в Иерусалимском Храме и разослал по городам эмиссаров с указом: все живущие во владениях царя отныне должны считаться "одним народом и оставить свой закон". Евреям строго воспрещается читать Писание, соблюдать субботу, совершать обрезание и даже просто называться "иудеями". Ослушников ждет смертная казнь.
Узурпатор Менелай и кучка эллинистов подчинились эдикту. Большинство же уцелевших жителей Иерусалима предпочло бросить свои дома, но не отступить от веры. Люди разбегались, ничто не могло удержать их в городе; он стал "чужим для народа своего, и дети его оставили его" (2).
Правительственные чиновники разъезжали тем временем по стране, убеждая, грозя, чиня расправы. Свитки Библии, которые попадали им в руки, они рвали на куски или предавали огню.
Третий акт разыгрался в Храме. В декабре, в 15-й день месяца кислева 167 года, во дворе святилища был сооружен жертвенник Зевсу Олимпийскому. На восточный манер его велено было называть Ваал шамем, владыка неба. Но народ переиначил этот титул в шикуц мешомем, то есть "отвратительная гнусность" или "мерзость запустения" (3).
А через десять дней вышел новый приказ: собраться к Храму для участия в языческом богослужении. В жертву были принесены свиньи, чтобы лишний раз показать, что с иудейскими обычаями покончено
Вместо левитов в помещениях Храма теперь поселились вакханки, а когда наступил день Диониса, жалкую толпу отступников, увенчанных плющом, заставили идти в шествии, прославляя бога вина. Худшего унижения невозможно было придумать.
Самаринский храм на Гаризиме также был превращен в капище, Его посвятили Зевсу Странноприимному. Выбор этот был сделан ради греков, переселившихся в Сихем. Иосиф Флавий уверяет, что самаряне сами пошли навстречу пожеланию царя. Во всяком случае, об их отказе выполнить эдикт ничего не известно (4).
Вскоре, однако, правительство убедилось, что этих мер недостаточно. Тогда на страну обрушились репрессии. Убивали и тех, кто отказывался ставить у своего дома языческий алтарь, и тех, кто не желал являться в оскверненный Дом Божий. Женщин, тайком совершавших обряд обрезания над сыновьями, отправляли на виселицу вместе с детьми. Каждый случай неповиновения еще больше разжигал ярость палачей. Наступил час еврейских мучеников.
Из Палестины гонения перекинулись и на другие подвластные Антиоху области. Кто мог, бежал в Египет, большинство же укрывалось в глухих деревнях, в горах и пустынях.
Как и впоследствии, когда гнали христиан, наиболее беспощадны власти были к духовным вождям народа. В книжниках и раввинах видели корень зла. В то же время многих из них пытались склонить к отречению, чтобы поколебать простых людей. Как рассказывает историк той эпохи, сирийцы, захватив старого законоучителя Элеазара, убеждали его хотя бы притворно нарушить Закон, чтобы спасти свою жизнь и подать пример другим. На это Элеазар ответил, что единственное его желание-умереть как можно скорее. "Ибо недостойно нашего возраста лицемерить,-сказал он,-чтобы многие из юных, узнав, что девяностолетний Элеазар перешел в язычество, и сами из-за моего лицемерия, ради краткой ничтожной жизни, не впали через меня в заблуждение, и я тем бы положил пятно бесчестия на мою старость" (5). Его, разумеется, казнили.
Где черпали силу эти ветхозаветные исповедники веры? Если мученики христианства видели впереди вечную жизнь, на что могли уповать люди, умиравшие за Закон? Ведь для них, казалось бы, все кончалось земной жизнью. Однако это было не так. В народной вере уже произошли большие перемены. Именно в грозный час разгула тирании дал наконец обильные всходы посев Апокалипсиса Исайи. Его слова о воскрешении мертвых укрепили мучеников и тех, кто оплакивал своих близких, сложивших голову за веру.
Впервые в Израиле прозвучали молитвы за умерших (6). О вере в будущую жизнь свидетельствует автор 2-й Маккавейской книги, повествующей о героической смерти семи иудейских юношей. Их допрашивал сам Антиох; он рассчитывал, что мать уговорит сыновей отречься от веры, но она, напротив, вдохнула в них решимость стоять до конца. "Тот, кто принимает смерть от рук человеческих,-сказал один из братьев царю,-возлагает надежду на Бога, Который вновь оживит их. Для тебя же не будет воскресения в жизнь".
Так жестокие преследования открыли души верных для нового Откровения. Отныне Ветхий Завет уже не расстанется с этой надеждой.
Тем не менее перед народом встал вопрос: что же делать дальше? И нужно ли вообще что-либо предпринимать?
Волна насилий постепенно спадала. Все, кто попали в руки врага и не отреклись, погибли, тысячи верных покинули города. Проходили томительные месяцы, а просвета не предвиделось. Иерусалим оставался безлюдным. Храм-оскверненным. Единственным живым местом в городе была цитадель Акра, где хозяйничали греки и евреи-отступники. Только чудо могло воскресить Израиль после нанесенного ему удара.
Прежде, когда Иудея была разорена Навуходоносором, люди утешались по крайней мере тем, что эта катастрофа, предсказанная пророками, есть временное испытание. А теперь? Кто ободрит, кто научит, кто объяснит совершающееся? Не наступило ли время отмены Завета?..
Но вот однажды в тайных убежищах, где писцы прятали свитки Библии, появилась новая книга. Она подоспела очень вовремя. Ее с жадностью читали, переписывали и пересказывали. Причину вызванного ею волнения нетрудно понять: она рассеивала мрак и возвращала доверие к Промыслу Божию, действующему в земных событиях.