История России с древнейших времен до конца XVII века

Боханов Александр Николаевич

Завершилось формирование вооруженных сил России. Их основу составляло поместное ополчение, включавшее всех годных к службе дворян с нормированным числом боевых холопов-послужильцев. Заметной по численности частью армии стали стрельцы, служилые казаки, пушкари, воротники. Значительная роль «наряда» (артиллерии) в завоевательных походах общеизвестна. Приборные служилые люди составляли основу постоянных гарнизонов в пограничных крепостях. Немалыми тысячами исчислялись контингенты легкой кавалерии. В них включались служилые татары (в основном казанские; касимовские татары воевали под командованием собственного хана), чуваши, марийцы, мордва и т.п. На особых основаниях и притом редко в военных действиях в составе российских сил участвовали отряды ногай. Наконец, вспомогательные части формировались за счет посошных людей, собранных по особой разверстке с тяглого сельского люда. Они обеспечивали транспортное обслуживание армии на марше, инженерно-осадные работы и т.п. Такую структуру вооруженные силы сохраняли более столетия,

лишь дополняясь после Смуты отрядами наемников и первыми, еще неустойчивыми полками иноземного строя.

Осталась на том же уровне интенсивность законодательства. Объем новых узаконений за 50-е годы XVI в. не уступал, пожалуй, объему Судебника 1550 г . Основные нововведения — в разделах уголовного и процессуального права (существенно меняется, в частности, характер доказательной базы), в установлениях о земле (в том числе о закладе вотчин) и о владении холопами. Но главная сенсация в другом. Невиданный размах приобрели процессы кодификации права, что было вызвано изменениями в системе судопроизводства, в структуре центральных ведомств. На протяжении 5—б лет было составлено свыше десятка «судебных книг» (уставных или указных книг), принадлежавших отдельным приказам, включая судные боярские комиссии. Содержание этих юридических руководств соответствовало прерогативам учреждений, но что очень важно — они переписывались для нужд местных институтов власти, становились доступными в широкой среде пользователей права.

Несомненно, преобразования конца 40-х — начала 60-х годов имели комплексный, программный и структурный характер. Были сформулированы определенные направления и последовательность реформ (на начальном этапе несомненна их спонтанность), они охватили основные сферы общества и государства, серьезным изменениям подверглись отношения и институты, а не отдельные учреждения. Налицо преемственность с тем, что развивалось в конце XV — первой трети XVI в. Но далеко не все из принципиальных перемен середины XVI в. имеет прямые истоки в предшествующей практике. Отмена кормлений — яркий пример тому. Подчеркивание возврата к порядкам «дедовых и батьковых уставов» оправдано лишь отчасти. Нередко за этим скрываются стереотипы средневекового мышления: новое — целенаправленно и неосознанно — облачалось в старое, привычное одеяние.

Конфессиональные приметы вообще пронизывают и содержание многих перемен, и их словесное истолкование. Мирское (т.е. общественное) устроение рассматривалось как путь к воплощению нравственных требований «светлой веры» в правильно организованном православном царстве. Недаром в «судебные книги» были включены нормы о церковных наказаниях за лжесвидетельство. Не случайно возникли правовые сборники, куда вошли и светское законодательство, и нормы церковного права. Церковный собор утвердил не только царский Судебник, но и формуляр уставных земских грамот. В самой же работе Стоглавого собора активное, деятельное участие приняли царь и члены Боярской думы. В практике 40—50-х годов совместные заседания церковных иерархов со светскими «синклитами» были заурядным фактом. Если православный идеал симфонии светской и церковной властей осуществлялся когда-либо в России, то эпоха «Избранной рады» была к нему ближе всего.

Выразителен культурно-идеологический контекст преобразований. Это были годы реализации грандиозных замыслов. «Великие Четьи-Минеи» митрополита Макария — полный свод рекомендованных к чтению богобоязненным христианам сочинений, обращавшихся в русской рукописной традиции. Включая жития всех русских святых, в том числе канонизированных на Соборах 1547 и 1549 гг. 12 огромных томов, по одному на каждый месяц. Три редакции «Летописца начала царства» — панегирик правлению Ивана IV, начиная с венчания и вплоть до победоносного начала Ливонской войны (30—40-е годы описывались не столь радужно). «Книга степенная царского родословия» — монументально-историческое сочинение на тему всемирной роли Российского православного царства, происхождения царствующей династии (естественно, от императора Августа и его брата), преемства московскими государями наследия Древней Руси. И одновременно — история святости и служения российской церкви. История в лицах — монархов, иерархов, святых. «Домострой», вобравший в себя поучения о священническом строении, наказы о мирском и домовном устроении. Стоглав, регламентировавший богослужебную практику белого духовенства и все устройство монастырской жизни. Наконец, комплекс росписей и икон, иконография сюжетов которых была задана той же установкой: воплотить феномен российской государственности и церкви в рамки всемирной истории от сотворения мира. То же стремление к упорядочиванию, к универсализму (конечно, в меньших масштабах) проглядывает в отмеченных памятниках: государевом родословце, государевой разрядной книге, Судебнике 1550 г ., последовавших за ним судебных книгах центральных ведомств. Что отнюдь не отменяет, а наоборот усиливает их прагматическую нацеленность.

Эпоха реформ породила особый и притом распространенный тип «воинника — администратора—дипломата», постоянно интересующегося и живо откликающегося на современные достижения ума и веры. Алексей Адашев — редактор-составитель и возможный автор «Летописца начала царства», государевых родословной и разрядной книг, ряда узаконений и некоторых правовых руководств. Человек аскетического стиля жизни и нелицемерного

благочестия. И.М. Висковатый — фактический глава Посольского приказа, полемист-начетчик, попытавшийся доказать неканоничность некоторых росписей и икон при восстановительных работах, которые велись по инициативе и под надзором митрополита Макария. Его умствования сверхортодоксального свойства были отклонены на церковном Соборе, а его инвективы в адрес духовенства были осуждены. Взгляды же Матвея Башкина, царского дьяка, а позднее дворового сына боярского, были осуждены как еретические. Наконец, два имени, чей авторский пыл пришелся на последующие годы, а кругозор и стиль сформировались, бесспорно, по преимуществу в эпоху «Избранной рады». Это князь Андрей Курбский, полагавший себя учеником Максима Грека и оставивший множество сочинений разных жанров, отменно изысканных по композиции, по языку, по стилю. И, конечно же, царь Иван, автор множества темпераментных посланий и ряда богослужебных текстов. Он был «добре навычен божественным и святоотеческим писаниям», но вряд ли выделялся этой приметой из окружения знати старшего и среднего поколений.

Многих из них Курбский награждал эпитетами, подразумевавшими и начитанность, и душевную склонность к правильному ходу суждений. Адресатами посланий иерархов и мудрствующих лиц нередко были вельможи. Что подразумевает их способность воспринять содержание текста, обращенного к ним. «Мужи разумные и совершенные, предобрые и храбрые, в военных и земских вещех по всему искусных» — не недостижимый идеал для Курбского, но кадровая реальность (употребим этот современный оборот из-за его смысловой выразительности) 50-х годов XVI в. Налет идеализации у князя присутствует, но в принципе он был прав. Всего несколько имен. Блестящие полководцы, «искусные в советах и управлении» князья А.Б. Горбатый-Шуйский, М.И. Воротынский, Д.И. Немой-Оболенский, М.П. Репнин, B.C. Серебряный, сам князь Андрей Михайлович и немало иных. Опытные администраторы, искусные дипломаты, отнюдь не чуждые бранной славы — И.П. Федоров, князь Д.И. Курлятев, Д.Р. Романов-Юрьев, В.М. Юрьев. И, конечно, Алексей Адашев — не фаворит-временщик, отталкивающий от кормила управления всех иных и жадно распоряжающийся попавшей в руки властью. И тем более не глава правительства, точнее — Боярской думы. Но — главный движитель намеченных реформ, рабочий координатор правительственной деятельности Думы, Казны, иных центральных ведомств, фактический глава внешней политики в течение ряда лет. Он задавал идеологические установки в текстах и в свершениях. Но — в сотрудничестве с большим числом авторитетных и влиятельных лиц, в кооперации усилий с теми, кто по заслугам и великим трудам (как и сам Алексей Адашев) сделали удивительные карьеры на ниве управления. Достаточно назвать имена И.М. Висковатого, И.Г. Выродкова, Н.А. Курцева, Х.Ю. Тютина, занявших посты глав Казны, ведомств областных дворцов, приказов. Их происхождение в лучшем случае не поднималось выше весьма скромно-дворянского, а в других случаях уходило в «городское всенародство». Обилие талантов, их заметность — лучшее свидетельство эффективности курса в 50-е годы.

Ошибочно думать, что в эпоху преобразований соперничество придворных партий кончилось. Отнюдь. Какая-то борьба шла вокруг Судебника и Стоглава, возможно, по поводу целей восточной политики в 1549—1552 гг. Острый кризис вспыхнул в марте 1553 г ., в дни тяжкой болезни царя. Реальное ожидание его кончины привело к расколу правительствующего окружения: одни присягали сыну царя, «пеленочнику» Дмитрию (он родился в день взятия Казани, 2 октября), другие, опасаясь возможного всевластия родственников царицы Анастасии (Юрьевых, Романовых-Юрьевых, Яковлей), обращали свои симпатии в сторону удельного князя Владимира, двоюродного брата Ивана IV. Это событие долго будет будоражить воображение царя. В конце 1554 — начале 1555 г . были отстранены от активного участия в правительственной деятельности Романовы, Юрьевы, некоторые близкие к ним лица попали в опалу (Головины, Н.А. Курцев). Но ни в одном случае не было заключений, а тем более казней, опальные сохраняли в полной мере гражданскую дееспособность. Политическая борьба велась, как бы сейчас сказали, цивилизованными методами.

Рубеж 50 — 60-х годов — апогей успехов «Избранной рады». Активная наступательная политика на юге (особенно в 1556—1560 гг.) привела к неслыханной новости: крымский хан не рисковал удаляться от Перекопа, пытаясь отразить болезненные удары некрупных отрядов по Крыму с разных направлений. Русская сабля — казачья и служилого дворянина — впервые засверкала на крымской земле. Вырисовывались перспективы, так и нереализовавшиеся, антикрымского союза под эгидой России. Русско-шведская война 1554—1557 гг. выявила несомненное превосходство российской армии, не приведя, однако, к значимым результатам Начало войны с Ливонским орденом принесло блистательные успехи. Но именно тогда наступил разрыв царя с главными советниками.

Конкретные причины опалы на Адашева и близких к нему лиц вряд ли когда станут известными. В любом случае важнее сейчас понять, почему она стала возможна. В модели политического устройства, провозглашенной реформаторами, центральное место занимал благочестивый христианин, справедливый правитель, храбрый воин и последовательный защитник всех православных — богоизбранный монарх-самодержавец. Таким и предстает Иван IV по заказу Адашева в летописных известиях о взятии Казани, в изложении текста уложения об отмене кормлений.