История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции
Шрифт:
Как полагает С. Уиткрофт, [1691] на динамику среднего роста и на динамику смертности влияли одни и те же механизмы, поэтому естественно предположить наличие корреляции между ростом новобранцев и смертностью. Действительно, корреляция между ростом рекрутов призывов 1881–1911 годов и средней смертностью за время их жизни до призыва оказывается равной -0,86. [1692] Если же мы исключим из данных Б. Н. Миронова странный скачок роста рекрутов в 1889–1891 годах, [1693] и посчитаем корреляцию за 1893–1911 годы, то она окажется равной – 0,91, то есть увеличение роста рекрутов практически точно следовало за уменьшением смертности. Как было показано выше, уменьшение смертности было вызвано распространением здравоохранения и санитарии, очевидно, и увеличение роста рекрутов было в первую очередь результатом успехов здравоохранения и уменьшения эпидемической заболеваемости.
1691
Wheatcroft S. The Great Leap Upwards… P. 35.
1692
Подсчитано по: Рашин А. Г. Население России… С. 155–156; Миронов Б. Н. Социальная история… Т. 2. С. 338.
1693
С. Уиткрофт называет эти данные «сомнительными» (Wheatcroft S. The Great Leap Upwards… P. 41), а М. Копсинский объясняет этот скачок какими-то изменениями в «организации данных» о росте
Впрочем, увеличение роста новобранцев было относительно небольшим: за 1893–1912 годы оно составило 10 мм, то есть 0,5 мм в год. Увеличение роста отнюдь не свидетельствовало об улучшении здоровья новобранцев: количество призывников, забракованных по состоянию здоровья за 1874–1901 годы возросло почти вдвое. [1694] Более того, имелась положительная и довольно существенная корреляция между процентом забракованных и ростом призывников (0,78) – как будто увеличение роста призывников свидетельствовало не об их здоровье, а, скорее, наоборот (подсчитано по таблице 7.8).
1694
Материалы Комиссии 1901 г. С. 32.
Ухудшение состояния здоровья призывников признавали как военные, так и врачи, экономисты и политики: «Понижение достатка в земледельческом населении коренных русских губерний, дававших основу нашей армии, – писал военный министр генерал А. Н. Куропаткин, – отразилось понижением физических качеств населения, уменьшением роста, замедлением физического развития, большей восприимчивостью к заболеванию. Когда земля стала плохо кормить население, увеличилось хождение на заработки, в том числе и в города. В деревнях развился сифилис, занесенный из городов и фабрик, число сифилитиков, поступающих в войска, стало увеличиваться. Увеличились также заболевания, связанные с алкоголизмом. Очень возросло и заболевание глазами». [1696] Известный исследователь Д. Н. Жбанков писал в 1904 году: «Здоровье и физическое развитие призываемых непрерывно и в очень значительной степени ухудшается по всей России… Очевидно, хронические неурожаи и голодовки и постоянно ухудшающееся благосостояние сельского населения сильно отражаются на здоровье народа». [1697] «С каждым годом армия русская становится все более хворой и физически неспособной, – писал в 1909 году один из лидеров черносотенного движения М. О. Меньшиков. – До трех миллионов рублей ежегодно казна тратит только на то, чтобы очиститься от негодных новобранцев, „опротестовать“ их. Из трех парней трудно выбрать одного, вполне годного для службы. И несмотря на это, срок солдатской службы всё сокращается. Хилая молодежь угрожает завалить собою военные лазареты. Плохое питание в деревне, бродячая жизнь на заработках, ранние браки, требующие усиленного труда в почти юношеский возраст, – вот причины физического истощения… Сказать страшно, какие лишения до службы претерпевает иногда новобранец. Около 40 процентов новобранцев почти в первый раз ели мясо по поступлении на военную службу. На службе солдат ест кроме хорошего хлеба отличные мясные щи и кашу, т. е. то, о чем многие не имеют уже понятия в деревне…» [1698] «Плохое питание, сменяющееся полным голоданием… имеет своим следствием ухудшение народного здравия, – писал видный экономист и один из кадетских лидеров А. А. Кауфман, – мало того – прямое физическое вырождение народных масс. Это ясно видно из данных о числе забракованных при приеме на военную службу…» [1699]
1695
Миронов Б. Н. «Сыт конь – богатырь, голоден – сирота»… С. 40.
1696
Куропаткин А. Н. Русская армия. СПб., 2003. С. 176.
1697
Цит. по: Миронов Б. Н. Указ. соч. С. 39.
1698
Меньшиков М. О. Молодёжь и армия. 13 октября 1909 г. // Меньшиков М. О. Из писем к ближним. М., 1991. С. 109, 110.
1699
Кауфман А. А. Указ. соч. С. 56.
7.11. Положение наемных рабочих
Хотя крестьянство составляло подавляющую часть населения России, понятие «народ» не исчерпывалось крестьянством, в него входили также наемные рабочие разных категорий. В конце XIX века, по некоторым данным, в Европейской России насчитывалось около 10 млн. ежегодно работавших по найму, [1700] но это были не постоянные рабочие, а преимущественно крестьяне-отходники или батраки. Наиболее многочисленную группу составляли батраки, которые нанимались на разные сроки: на несколько дней, на лето, на год. Вследствие кратковременности земледельческого сезона, когда «день кормил год», поденная плата батраков в сезон была довольно велика (см. рисунок 7.8), но большую часть года они не имели работы, поэтому плата за летний день ничего не говорит об их уровне жизни. Формально рабочие и батраки получали не меньше, чем в «благополучные» времена XVII века, но, как отмечалось в главе I, структура расходов и доходов в те времена и в конце XIX века была несопоставимой, поэтому какое-либо сравнение уровня жизни не может быть правомочным.
1700
Рындзюнский П. Г. Утверждение капитализма… С. 263.
рис. 7.8. Средняя поденная плата батрака в период уборки урожая на Черноземье и строительных рабочих в Петербурге в пудах ржи. [1701]
Сравнивая рисунки 7.5 и 7.8, можно заметить, что тренд реальной заработной платы на Черноземье ведет себя примерно так же, как тренд душевого сбора; он колеблется, но в целом имеет скорее нейтральную тенденцию. Оплата рабочих, нанимавшихся на целый год, более репрезентативна; в среднем по Черноземью она составляла в 1870-х годах 49 руб., в 1880-х – 51 руб., в 1890-х – 53 руб. (в пересчете на хлеб 93, 92 и 98 пудов ржи). [1702] При этом оказывается, что рублевая плата батрака-мужчины существенно меньше той суммы, которую, по воронежскому обследованию, получала от работы по найму и других «промыслов» средняя семья крестьян-рабочих (таблица 6.3) – очевидно, в этих семьях наймом подрабатывали и женщины. Как показывают результаты обследования, семьи крестьян-рабочих относились к числу бедных, и судя по динамике заработной платы, их положение на протяжении 30 лет существенно не менялось.
1701
Оплата батрака по шести губерниям Черноземного района (Курской, Орловской, Тульской, Рязанской, Тамбовской, Воронежской) подсчитана по: Свод статистических сведений по сельскому хозяйству России к концу XIX века. Вып. III. СПб., 1902. С. 8–9; Сборник статистико-экономических сведений по сельскому хозяйству… С. 470–471, 516–517. Оплата строительных рабочих: Кирьянов Ю. И. Жизненный уровень рабочих России (конец XIX – начало XX в.). М., 1973. С. 117. Табл. 16. Цены: Миронов Б. Н. Хлебные цены… Приложение. Табл. 11.
1702
Подсчитано по: Материалы Комиссии 1901 г. Табл. 22.
Другую значительную группу (ок. 3 млн.) составляли строительные рабочие, а также землекопы, грузчики и различные чернорабочие. Обычно это были отходники, которые уходили из деревни на лето; большую часть года строители были без работы, поэтому их довольно высокая поденная плата, так же как в случае с батраками, мало что говорит об уровне жизни. Наиболее квалифицированные среди строительных рабочих, каменщики, зарабатывали за лето до 160 руб. и после рабочего сезона приносили домой по 110–115 руб. Хотя заработки были высокими, работа каменщика была очень тяжелой: «Спины так надламываются, что некоторые с половины лета возвращаются домой на побывку». [1703] Как видно из рисунка 7.8, динамика оплаты строительных рабочих в общем подобна динамике оплаты батраков, но спад 1891–1895 года менее выражен, и в то время как для чернорабочих (также как для батраков) общая тенденция нейтральная, для более квалифицированных рабочих (плотников) она скорее слабо повышательная.
1703
Цит по: Рындзюнский П. Г. Крестьяне и город… С. 120.
Существовала также категория рабочих-надомников (ок. 2 млн.) – ремесленники или крестьяне, работавшие в свободное время на купца-скупщика. Все перечисленные выше категории наемных работников объединяло то, что в принципе их существование не было связано с промышленным переворотом и развитием фабричной промышленности – такие группы рабочих существовали и в допромышленных аграрных обществах. Однако, кроме перечисленных категорий, существовали еще фабрично-заводские рабочие – новая прослойка населения, появившаяся с развитием фабричной промышленности. В 1890 году в Европейской России насчитывалось 840 тыс. фабрично-заводских рабочих, в 1901 году – 1262 тыс.; при общем количестве работников в 44,7 млн. это составляло около 2 % всех лиц работоспособного возраста. [1704] Если иметь в виду чисто количественные отношения, то Россия на 98 % оставалась аграрным обществом с традиционными социальными связями и социальной структурой. Теодор фон Лауэ утверждал, что в России, по существу, не было классов капиталистического общества, то есть, они находились в зачаточном состоянии. [1705] О. Волобуев и В. Шелохаев считают, что Россия не была полностью втянута в процесс мировой модернизации, что «дистанция отсталости – запоздалости была весьма и весьма велика». [1706] Это в целом оправдывает наш подход к изучению демографических циклов в России как циклов, характерных в основном для традиционных обществ.
1704
Лященко П. И. История народного хозяйства… Т. II. С. 103, 161.
1705
Laue von, Th. H. The Chances for Liberal Constitutionalism // Slavic Review. 1965. Vol. XXIV. № 1. P. 41–43.
1706
Волобуев О., Шелохаев В. «Великие потрясения» 1905–1907 годов в контексте российской модернизации // Свободная мысль. 2005. № 1 С. 181.
Однако, необходимо более тщательно присмотреться к новым элементам российского общества: что нового привносили они в систему социальных взаимодействий, и насколько велика была их роль? Прежде всего, необходимо отметить, что в конце XIX – начале XX века российский рабочий класс находился еще в процессе формирования. Еще в 1895 году С. Ю. Витте заявлял, что, к счастью, в России не существует, в отличие от Западной Европы, ни рабочего класса, ни рабочего вопроса. [1707] М. Е. Дементьев на основании статистических данных конца XIX века утверждал, что 92 % фабричных рабочих – это пришедшие на заработки крестьяне, что около 15 % из этих крестьян летом возвращаются в свою деревню на полевые работы. [1708] Мнения о том, что «русский рабочий в массе своей есть русский крестьянин», придерживались также многие историки народнического и либерального направлений. [1709]
1707
Цит. по: Верт Н. История советского государства. М., 1995. С. 19.
1708
Дементьев Е. М. Фабрика, что она дает населению и что она у него берет. М.: Изд. Т-ва И. Д. Сытина, 1897. С. 17, 19.
1709
См.: Зырянов П. Н., Шелохаев В. В. Первая русская революция в американской и английской буржуазной историографии. М., 1976. С. 27–28.
Такое мнение, однако, выглядит чрезмерно упрощенным: дело в том, что в России существовал старый горнозаводской промышленный район на Урале, и по данным Д. В. Гаврилова, потомственные рабочие составляли свыше 80 % рабочих уральской металлургической промышленности. [1710] Однако в других районах и отраслях промышленности доля потомственных рабочих была намного меньше, [1711] и в целом российский рабочий класс еще находился в стадии формирования, он пополнялся в основном за счет крестьянства и еще не был стабильной социальной группой. В 1897 году среди городских рабочих Европейской России было 59 % одиноких, а в Петербурге число одиноких достигало 87 %. Таким образом, подавляющее большинство рабочих были холостяки. По данным петербургского обследования 1908 года, 67 % холостяков и 42 % семейных посылали деньги своим родным в деревню: средний размер посылки составлял 73 руб. у холостых и 39 руб. у семейных, в то время как средняя зарплата составляла 312 руб. [1712] «Не состоит ли наш рабочий класс из холостой, покинувшей свои семьи молодежи?» – спрашивает С. Н. Прокопович и отвечает на свой вопрос статистическими данными: 56 % рабочих Петербурга имели возраст 20–39 лет, в то время как в среднем по стране к этой возрастной категории принадлежало 39 % населения. [1713] «Вплоть до 1917 году подавляющее большинство рабочих оставалось крестьянами, зарегистрированными в сельских обществах и владельцами надельной земли», – констатировал Дж. Уолкин. [1714]
1710
Гаврилов Д. В. Рабочие Урала в период домонополистического капитализма. Численность, состав, положение. М., 1985. С. 73.
1711
Там же.
1712
Прокопович С. Н. Бюджеты петербургских рабочих. СПб., 1909. С. 5–6, 35.
1713
Там же. С. 6.
1714
Walkin J. The Rise of Democracy in Pre-Revolutional Russia. London, 1963. P. 98–99.
Не имея семей, большинство петербургских рабочих не имело и квартир. Около 70 % одиноких рабочих и 43 % семейных снимали «угол». «Угол» – это кровать, иногда (когда живет семья) отгороженная занавеской. Холостяки часто спали прямо на полу, в коридорах, на кухне и т. д. Наем комнаты обходился в 50 – 130 рублей, и лишь немногие могли это себе позволить. Что касается других параметров уровня жизни, то, по данным опроса, половина рабочих могла позволить себе покупку лишь поношенной одежды, и почти никто не мог позволить себе питаться в трактире. При такой экономной жизни на пищу, одежду, жилище уходило около 80 % зарплаты, остальное отсылалось в деревню. [1715]
1715
Прокопович С. Н. Указ. соч. С. 17, 40, 91.