История русского романа. Том 1
Шрифт:
Сначала Гоголь нарисовал образ жизни людей, которые, в сущности, являются мертвыми душами, а теперь он показал идеалц этого общества. Его идеалом оказывается богатство — не богатство общества, а богатство отдельного, частного лица, богатство собственника — приобретателя. Этому обществу нет никакого дела до того, что именно за человек является обладателем богатства, какими путями и средствами он его приобрел. Богатство обладает магической способностью превращенья: в мире, основанном на частной собственности, деньги превращают грязного человека в чистого, бесчестного — в честного, безобразного — в красивого, подлеца — в кумира.
Богатство как идеал собственнического мира развращает людей порождает «нежное расположение к подлости» (159). Вот тайна блистательного успеха
За триумфом Чичикова следует его падение.
После бала, где Ноздрев произнес роковые слова о мертвых душах, по городу пошли разговоры и слухи. Никто толком ничего не знал, но уже ясно было, во всяком случае, что Чичиков — не миллионщик, что вряд ли он вообще богат. И общество отвернулось от него. Чиновники никак не могли решить, кто же такой Чичиков: «…такой ли человек, которого нужно задержать и схватить как неблагонамеренного, или же он такой человек, который может сам схватить и задержать их всех как неблагонамеренных» (196). Это так мучило чиновников, что они даже худели, а прокурор думал, думал да и умер.
Состояние растерянности, в которое впали чиновники, их заботы, тревоги и страхи — всё это отражает нравы, характерные для чиновной среды в условиях царского самодержавия. В этом плане «Мертвые души» тесно связаны с «Ревизором». Но в поэме, в отличие от комедии, отражение нравов, свойственных среде царского чиновничества, органически сочетается с разоблачением «нежного расположения к подлости» у людей, главным кумиром которых является богатство.
Герои «Мертвых душ» неразрывно связаны со средой и бытом. Они непосредственно представляют сословного человека — помещика, чиновника, мужика. Социальная природа героя отчетливо и ярко выступает у Гоголя и в тех случаях, когда характер не изображается в процессе формирования, а обнаруживается в действии или определяется какой- нибудь бытовой деталью.
Еще Белинский отметил, что для гоголевского реализма характерно преобладание субъективности. «Величайшим успехом и шагом вперед, — писал он, — считаем мы со стороны автора то, что в „Мертвых душах“ везде ощущаемо и, так сказать, осязаемо проступает его субъективность. Здесь мы разумеем не ту субъективность, которая, по своей ограниченности или односторонности, искажает объективную действительность изображаемых поэтом предметов; но ту глубокую, всеобъемлющую и гуманную субъективность, которая в художнике обнаруживает человека с горячим сердцем, симпатичною душою и духовно — личною самостью, — ту субъективность, которая не допускает его с апатическим равнодушием быть чуждым миру, им рисуемому, но заставляет его проводить через свою душу живу явления внешнего мира, а через то и в них вдыхать душу живу…» (Б, VI, 217–218).
Преобладание субъективности в «Мертвых душах» проявляется в многообразных формах и прежде всего в том, что автор непосредственно определяет общее значение изображаемых явлений и лиц. Изобразив героя в неразрывной связи с его бытом и средой, Гоголь иногда прямо указывает, что подобные характеры встречаются и в другой среде, живут и в другой обстановке. Вот, например, что пишет Гоголь о Коробочке: «…иной и почтенный, и государственный даже человек, а на деле выходит совершенная Коробочка. Как зарубил что себе в голову, то уж ничем его не пересилишь; сколько ни представляй ему доводов, ясных как день, всё отскакивает от него, как резиновый мяч отскакивает от стены» (Г, VI, 33).
Еще обнаженнее эта черта творческого метода Гоголя выражена в его толковании образа Ноздрева: «Вот какой был Ноздрев! Может быть, назовут его характером избитым, станут говорить, что теперь нет уже Ноздрева. Увы! несправедливы будут те, которые станут говорить так. Ноздрев долго еще не выведется из мира. Он везде между нами и, может быть, только ходит в другом кафтане; но легкомысленно — непроницательны люди, и человек в другом кафтане кажется им другим человеком» (72).
В других случаях Гоголь предположительно переносит своего героя, связанного с конкретной средой и бытом, в иные сферы жизни, при этом подчеркивая, что в новой среде его поведение внешне изменится, но всюду он остается верен внутренней сущности своего характера. Так, например, изображая Собакевича, Гоголь прямо ставит вопрос о соотношении характера героя и среды: «Родился ли ты уж так медведем или омедведила тебя захолустная жизнь, хлебные посевы, возня с мужиками, и ты чрез них сделался то, что называют человек — кулак? Но нет: я думаю, ты всё был бы тот же, хотя бы даже воспитали тебя по моде, пустили бы в ход и жил бы ты в Петербурге, а не в захолустье. Вся разница в том, что теперь ты упишешь полбараньего бока с кашей, закусивши ватрушкою в тарелку, а тогда бы ты ел какие-нибудь котлетки с трюфелями. Да вот теперь у тебя под властью мужики: ты с ними в ладу и, конечно, их не обидишь, потому что они твои, тебе же будет хуже; а тогда бы у тебя были чиновники, которых бы ты сильно пощелкивал, смекнувши, что ведь они не твои же крепостные, или грабил бы ты казну! Нет, кто уж кулак, тому не разогнуться в ладонь! А разогни кулаку один или два пальца, выйдет еще хуже. Попробуй он слегка верхушек какой-нибудь науки, даст он знать потом, занявши место повиднее, всем тем, которые в самом деле узнали какую-нибудь науку. Да еще, пожалуй, скажет потом: „Дай-ка себя покажу!“ Да такое выдумает мудрое постановление, что многим придется солоно» (106).
В героях Гоголя представлена неразрывная связь характера, среды и быта. Это — общий принцип социального романа. Герои гоголевской поэмы обладают и такими свойствами, которые выходят за пределы определенной среды, которые в разной среде по — разному проявляются, но в основе своей присущи их человеческой природе. Это — принцип реалистического нравоописательного романа.
Герои Гоголя воплощают в себе оба принципа.
Чтобы резче подчеркнуть двоякую роль своих образов, Гоголь намеренно наделяет некоторых своих героев такими размышлениями и речами, которые не свойственны их характерам. Сам Гоголь указал на эту особенность своей поэтики в «Театральном разъезде»: «…эта комедия вовсе не картина, а скорее фронтиспис. Вы видите — и сцена, и место действия идеальны. Иначе автор не сделал бы очевидных погрешностей и анахронизмов, не вставил бы даже иным лицам тех речей, которые, по свойству своему и по месту, занимаемому лицами, не принадлежат им. Только первая раздражительность приняла за личность то, в чем нет и тени личности, и что принадлежит более или менее личности всех людей» (Г, V, 160).
В «Мертвых душах», как и в «Ревизоре», и место действия, и обстановка настолько обобщены, насколько это необходимо, чтобы, изображая конкретное происшествие, можно было в то же время передать общие черты всякого подобного явления жизни. А чтобы придать такую же обобщенность, двоякую роль изображаемым лицам, автор вставляет иным нз них такие речи, которые «по свойству своему и по месту, занимаемому лицами, не принадлежат им».
В «Ревизоре» Гоголь практически применил этот принцип, когда в последней редакции комедии вставил обращение городничего в публику: «Чему смеетесь? над собою смеетесь!..» (Г, IV, 94). В «Мертвых душах» писатель наиболее широко применил этот принцип своей поэтики в образе Чичикова. Этот способ обобщения действительности позволяет Гоголю непосредственно выразить в конкретном социальном явлении многозначное содержание.
Павел Иванович Чичиков — человек средний во всех отношениях. Таким предстает он перед читателем уже на первой странице. «В бричке сидел господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод» (Г, VI, 7).
Биография Чичикова, отнесенная в последнюю главу, раскрывает в объясняет процесс формирования героя, благодаря которому он становится средним представителем дворянско — чиновничьего общества.