История русского романа. Том 1
Шрифт:
В чем сущность той трагедии, которая явилась основным предметом второй части романа Герцена? Как уже указывалось, в этой трагедии личное тесно переплетается с общественным. Взятая Герценом интимная ситуация раскрывается оригинально и содержательно, конфликт приобретает национальный, антикрепостнический и общечеловеческий смысл. В основе второй части романа Герцена лежит не узко любовная интрига, а стремление героев к братственным, человеческим связям, тоска по таким отношениям, которые возвышают человека, дают возможность развернуться всем его лучшим свойствам. Герцен показывает, как эти стремления приходят в трагически безысходное противоречие с сущностью господствующих общественных отношений и с нормами крепостнической морали. В этом проявляется пафос Г ерцена — утопического социалиста.
Уже в первой части романа автор показал на судьбе Негровых трагедию опошления и нравственной погибели, не осознанную, однако, носителями этого процесса. Как мы видели выше, Герцен прямо указал на принадлежность Негровых к помещичьему сословию как на источник их неразумной, паразитической и эгоистической жизни, жизни, ведущей к постепенной гибели
837
М. Горький. История русской литературы, стр. 253–254.
Таким высоко трагическим лицом в романе «Кто виноват?» является прежде всего Владимир Бельтов, вступивший в прямой конфликт с окружающей обстановкой. Герцен показал силу и слабость своего героя, обрисовал его историческое место в общей цепи поступательного развития жизни. Вместе с тем в изображении этого героя обнаружилась сила и слабость самого автора, противоречивость его идейной позиции, расхождение Герцена — дворянского революционера — с Белинским в понимании многих проблем современной им жизни. Не разночинец в его драма-
тических отношениях с обществом Негровых стал сердцевиной романа, а «лишний человек» из дворян в его трагическом разобщении с российской действительностью занимает прежде всего Герцена — романиста. И автор в конце романа опоэтизировал этого героя, который оказался, по словам Белинского, «подле бедного Круциферского настоящим колоссом подле карлика». [838] Такой поворот в сюжете романа, совершившийся при переходе от первой его части ко второй, противоречил объективным тенденциям развития русской жизни 40–х годов, говорил о связях Герцена с традициями дворянской революционности. Поэтому этот поворот не мог не вызвать решительных возражений Белинского. В 40–е годы Герцен был, как об этом говорит В. И. Ленин, «демократом, революционером, социалистом». [839] И это нашло свое отражение в идеях романа «Кто виноват?», во всей той художественной концепции жизни, которая воплощена в нем, хотя для понимания особенностей этой концепции важно учесть, что в 40–е годы автор романа еще «не видел революционного народа и не мог верить в него». [840]
838
В. Г. Белинский, Полное собрание сочинений, т. X, стр. 322.
839
В. И. JIенин, Сочинения, т. 18, стр. 10.
840
Там же, стр. 12.
Автор «Дилетантизма в науке» утверждал, что человеку «мало блаженства спокойного созерцания и видения; ему хочется полноты упоения и страданий жизни; ему хочется действования, ибо одно действование может вполне удовлетворить человека» (III, 69). У Бельтова уже пробудилось сознание своих прав, стремление к активному социальному дей- ствованию. Этим Бельтов отличен от Онегина и Печорина. Герцен считает, что у поколения Бельтовых появляется настойчивое и мучительное желание действовать ради общества, ради человека. Стремление к общественной деятельности присуще им как внутреннее влечение, как вполне естественное желание сильной, талантливой и «пламенной натуры» выразить себя в «гражданской деятельности» [841] (IV, 106), раскрыться для других.
841
Т. е. деятельности политической.
Чернышевский говорил, что «личные интересы имеют для него (Бельтова — Н. П.) второстепенную важность». [842] Если Печорин, ближайший предшественник Бельтова, живет под всесильной властью своих страстей, то Бельтов (как позднее Рудин) живет общими интересами. Главное у Бельтова — стремление утвердить свою личность, как общественную индивидуальность, что было связано с типичным для передовых людей 40–х годов процессом пробуждения общественного самосознания. В то же время, в отличие от Рудина, Бельтов еще не пропагандист своих идей, они у него только что пробуждаются и формируются. Он не просветитель, который пробуждает и ведет других, а сам еще только ищет свой путь. В Бельтове нет того энтузиазма, который присущ Рудину — просветителю, живущему ради своих идей. Рудин как личность уже самоопределился, Бельтов же находится в мучительном процессе самоопределения. Он энергичен, деятелен во внутренней свой жизни и созерцателен, бездействен в своем общественном поведении. Поэтому, хотя и не без оговорок, Добролюбов всё же зачислил Бельтова в семью Обломовых. Добролюбов подчеркивал, что даже герой Герцена, «гуманнейший» среди обломовцев, небрежо отзывался о людях, занятых повседневным трудом: «Это всё чернорабочие». [843]
842
Н. Г. Чернышевский, Полное собрание сочинений, т. IV, стр. 699.
843
Н. А. Добролюбов, Полное собрание сочинений, т. II, Гослитиздат, 1935, стр. 20.
И всё же поколение Бельтовых, в отличие от поколения Печориных;, делает попытку решительного сближения с обществом, в нем проснулось общественное сознание, оно в большей степени свободно от эгоизма, от сословно — дворянских предрассудков, ближе стоит к народу, к подлинному гуманизму. Бельтов в изображении Герцена является натурой отвергающей и страстно ищущей. Бельтов обладает большой силой критического взгляда на социальные и нравственные отношения. Он видит противоестественность господствующих форм общественной и семейной жизни, понятий о чести и долге. Бельтов глубоко возмущен жалкой судьбой человека, неизбежным крахом его лучших чувств и стремлений при существующих условиях жизни. По своим потенциальным возможностям герой Герцена способен пойти навстречу народу. Поэтому Писарев, говоря о том, что «время Бельтовых, Чацких и Рудиных прошло навсегда», так- как появились «Базаровы, Лопуховы и Рахметовы», всё же подчеркнул: «… мы, новейшие реалисты, чувствуем свое кровное родство с этим отжившим типом; мы узнаем в нем наших предшественников, мы уважаем и любим в нем наших учителей, мы понимаем, что без них не могло бы быть и нас». [844]
844
Д. И. Писарев, Сочинения, т. 3, Гослитиздат, М., 1956, стр. 337.
Герцен видит и слабость своего героя. Бельтову не свойственно то чувство своего единства с народом, которое присуще Любоньке Круциферской. Автор и не вводит его в сферу народной жизни, не ставит его лицом к лицу со страданиями народа. Возмущение и страдание Бельтова, его острая ирония, его трагический конфликт с обществом и с самим собою вызывают у него сознание своей обреченности, по не ведут к отрицанию действительности. У Бельтова нет желания бороться, его протест — протест пассивный. Бельтов вынужден на каждом шагу отступать и падать, смиряться и молчаливо таить свою тоску. Отдавая Бельтову свои симпатии, вполне сочувствуя ему, Герцен видит, что поколение Бельтовых не знает реальной действительности, боится ее и не способно перейти от слов и рефлексии к практической деятельности. Это составляет источник социальной трагедии Бельтовых. Но становясь выше своего героя, понимая его слабость, Герцен тут же вновь оправдывает его, указывая, что для Бельтова, собственно, и не было выхода в том обществе, которое его окружало. Поэтому роман овеян дымкой грусти, проникнут тоской и скептицизмом. Автор не знает, каким должно быть поколение, способное к деятельности и борьбе. Герцен 40–х годов искал своего положительного героя не в среде формирующейся революционной демократии, а в среде образованного дворянства. В этом была историческая слабость Герцена. К тому же он в какой-то мере ощущал невозможность появления такого героя, видел его слабость. И в этом предчувствии, в этом скептицизме была заложена возможность движения Герцена к революционной демократии. Да, собственно, и в самом облике аристократа Бельтова есть следы этого движения — характерны плебейские черты герценовского героя, его свобода от предрассудков своего сословия, сочувствие простому народу, интерес к общественному делу. Горький указал, что Бельтов — «человек, который уже разговаривает со своим крепостным слугой, как с товарищем, он хочет работать, служить по выборам, у него есть некоторые культурные планы». [845]
845
М. Горький. История русской литературы, стр. 168.
В Бельтове Герцен видел человека своего круга, своих духовных исканий. В этом образе есть нечто и от биографии самого Искандера, от биографии целого поколения тех передовых людей, в памяти которых жила декабристская трагедия. Многие из них пережили и свою собственную трагедию столкновения с николаевской действительностью. Вот почему острая ирония Герцена по отношению к Бельтову постепенно смягчается, ее сменяет лирическая поэтизация героя. Облик Бельтова приобретает такие черты, которые заставляют невольно преклоняться перед ним, осознавать, что его муки — не фантазия избалованного человека, а органическая болезнь целого поколения.
Но во второй части романа нельзя видеть лишь скорбный отзвук декабристского движения, отражение положения того поколения людей 40–х годов, которое было связано с этим движением, продолжало жить его идеями; в романе сильны тенденции, связывающие его с революционно- демократической идеологией 40–60–х годов. Не только в мировоззрении, но и в своей художественной практике 40–х годов Герцен является живым, связующим звеном между двумя поколениями борцов в истории революционно — освободительного движения России 40–60–х годов.