История русского шансона

«Русский шансон»… Впервые это странное словосочетание увидели на афишах жители столицы еще Советского Союза зимой 1991 года. Реклама зазывала горожан на фестиваль «песен наших улиц и дворов» в Театр эстрады, что на Берсеневской набережной.

В программе было заявлено

полтора десятка исполнителей, однако несомненным «гвоздем» предстоящего действа «торчал» в списке выступающих только-только освобожденный из лагеря Александр Новиков. За семь лет до знаменательного события в виде его нынешнего выступления на сцене, с которой даже в пасмурный день четко виден Кремль, опальный бард был отправлен на десять лет «туда, где даже летом холодно в пальто». И хотя официальной причиной приговора «гуманная» советская власть называла незаконный промысел, каждый знал, что сел Новиков — за свои песни.

В 1984 году, когда подпольно записанный в Свердловске альбом «Вези меня, извозчик…», со скоростью, недостижимой даже в современной космонавтике, разлетался по просторам СССР, слушатели ни о каком «русском шансоне» не ведали, а жанр, в котором творил уральский самородок, именовали коротко — «блатняк». Представить себе, что еще вчера запрещенное творчество скоро во весь голос зазвучит «со всех эстрад», не могли даже в самых дерзких мечтаниях.

«Новое время — новые птицы, новые птицы — новые песни»…

Недоверчиво оглядевшись по сторонам, жанр вышел из сумрачного подполья, где обретался долгие десятилетия, и понял, что с имиджем надо что-то делать.

Сергей Годунов, режиссер-постановщик того, самого первого, фестиваля, в интервью Михаилу Шелегу вспоминал:

К тому времени жанр шансона еще не был так широко представлен. Еще не было компакт-дисков, были только случайные кассеты. И эту музыку тогда никто не называл шансоном. Шансоном называли исключительно французскую эстраду. И вот в 90-м году я решил провести несколько концертов с участием артистов, работающих «в жанре блатной песни», — ведь их по радио не крутили, в телевизоре не показывали, а песни их звучали повсюду из магнитофонов. Вот и возникло желание познакомить публику с этими артистами.

…Аналогии словосочетанию «русский шансон» в отечественном языке нет. Что это — городская песня? «Шансон» — наиболее емкое иностранное слово, которое подошло как синоним к понятию «блатная песня».

Прежде чем раскручивать спираль времени в обратном направлении в поисках истоков жанра, логично было бы ответить на вопрос, а что этим самым жанром считать? Говоря научным языком, надо бы обозначить предмет исследования.

И хотя великий Ключевский утверждал, что «в истории мы узнаем больше фактов и меньше понимаем смысл явлений», я не теряю надежды прикоснуться к сути.

Пожалуй, нет в современной российской музыке жанра, вызывающего больше споров, чем шансон по-русски.

Причем споры касаются всего — как формы, так и содержания.

В звучащем многоголосии мнений часто слышится: как французское слово «chanson», означающее в переводе — песня, может стоять рядом с определением «русский»?

Сто лет назад такие же жаркие споры вызывало сочетание «русский романс», сегодня прочно вошедшее в обиход.

Противники гибридизации советуют просто осуществить перевод и назвать это — «русской песней».

«Что ж, вроде бы логично?» — заметит иной читатель.

Это не совсем так, а вернее — совсем не так. Ведь далеко не всякий образец «музыкального интонирования поэтической речи» (как определяет песню Л. Альтшуллер) можно отнести к интересующему нас жанру. Чуть ниже мы подробнее остановимся на вопросе, что с точки зрения музыки, стилистики и текста считать шансоном.

Пока же давайте попробуем разобраться, каким по отношению к русскому языку является слово «шансон».

Ответ лежит на поверхности — заимствованным.

Когда появляются такие слова в языке? Когда возникает потребность описать существующее явление, для которого не нашлось всеобъемлющего термина «на родине».

«Заимствования становятся результатом контактов, взаимоотношений народов, государств. Основной причиной заимствования иноязычной лексики признается отсутствие соответствующего понятия в когнитивной базе языка-рецептора. Другие причины: необходимость выразить при помощи заимствованного слова многозначные русские понятия, пополнить выразительные средства языка и т. д.» [1]

Наука лингвистика учит нас, что при заимствовании значение слова часто сдвигается. Так, французское слово «chance» означает «удача», в то время как русское слово «шанс» означает лишь «возможность удачи». Иногда значение слова меняется до неузнаваемости. Например, русское слово «идиот» произошло из греческого — «частное лицо»; «сарай» восходит к персидскому «дворец». Бывает и так, что заимствованное слово возвращается в своем новом значении обратно в тот язык, из которого оно пришло. Такова, по-видимому, история слова «бистро», пришедшего в русский язык из французского, где оно возникло после войны 1812 года, когда части русских войск оказались на территории Франции, — вероятно, как передача реплики «Быстро!»

Елисейские Поля, Нотр-Дам, мутные воды Сены… «Ах, Париж, Париж…» — город романтиков и влюбленных, где даже нищих поэтично зовут клошары.

Именно на земле древних франков, лет эдак триста назад, в крошечных кабачках и уличных ресторанчиках впервые зазвучали маленькие, веселые и шуточные песенки — chansonets. Их исполнение напоминало театр одного актера и сопровождалось выразительной жестикуляцией, мимикой, танцем актрис под незатейливый аккомпанемент шарманки или маленькой гармошечки. Такие песенки отражали саму суть жизни народа, с его радостями и бедами: с простым, иногда чуть фривольным юмором и щемящей тоской по неразделенной любви или потерянной свободе.

Конечно, песня как таковая появилась во Франции значительно раньше, но отлилась в интересующую нас форму на рубеже XVII–XVIII веков.

Видный историк французской музыки Ги Эрисман подтверждает:

«С начала XVII века парижская богема охотно посещала кабаре „Сосновая шишка“… Улица и кабаре становятся местом, где зарождаются новые песни, обладающие многими признаками, типичными и для современной песни».

А что же сегодня понимают под шансоном обитатели Монмартра и Елисейских Полей?