История Русской Церкви. Том 2. История Русской Церкви в период совершенной зависимости ее от константинопольского патриарха (988-1240)
Шрифт:
Не одни только последователи Римской Церкви пользовались веротерпимостию в нашем отечестве, но и армяне, и даже евреи, хотя вера тех и других не считалась истинною. В житии преподобного Агапита Печерского, врача безмездного, рассказывается, что в Киеве к концу XI или в начале XII в. был знаменитый врач, «родом и верою армянин», какого прежде не бывало; что этот врач, завидуя славе преподобного Агапита, врачевавшего чудесно, научил «иноверники своя» поднести иноку смертное зелье, которое, однако же, оказалось безвредным, и что впоследствии, когда армянин пришел к Агапиту и последний хотел угостить его своею скудною пищею, армянин сказал: «Мы, отче, сего месяца четыре дня постимся, и ныне у нас пост». Тогда Агапит спросил: «Да кто ты и какой веры?» Гость отвечал: «Разве ты не слышал обо мне, что я армянин?» После этого преподобный воскликнул: «Как же смел ты войти и осквернить келью мою и держать за грешную мою руку? Изыди от мене, иноверие и нечестиво». По смерти Агапита, которую он сам предсказал армянину за три месяца, этот армянин, пораженный чудесным событием, пришел в Печерский монастырь и сказал игумену: «Отселе и я сделаюсь чернецом; оставляю веру армянскую и истинно верую в Господа Иисуса Христа». И действительно был пострижен и скончался иноком. Евреи жили в Киеве во дни Святополка и Владимира Мономаха и занимали там особую улицу, или часть, и преподобный Феодосий Печерский, по свидетельству Нестора, имел обычай весьма часто ходить к ним ночью, тайно от всех, препирался с ними о вере во Христа, укорял
Вообще, в России не было притеснения никакой вере и ко всем людям, какой бы кто веры и племени ни был, пастыри Церкви заповедовали любовь. «Если ты увидишь, – писал преподобный Феодосий к великому князю Изяславу, – кого-либо в бедствии, будет ли то жидовин, ли сорочинин, ли болгарин, ли еретик, ли латинин, ли от поганых, всякого помилуй и от беды избави». Но единою истинною, спасительною верою считалась только православная. «Нет, – читаем в том же послании Феодосия, – нет иной веры лучше, как вера наша, едина чистая, и честная, и святая, т. е. вера правоверная. Живущие в сей вере могут и освободиться от грехов, и избегнуть вечной муки, и быть причастниками вечной жизни, и без конца радоваться со святыми. А сущему в иной вере, ли в латинской, ли в арменьской, ли в срачиньской, несть видети жизни вечной, ни части с святыми».
Отдел третий
Состояние Русской Церкви от митрополита Климента Смолятича до начала второго периода, или до митрополита Кирилла II (1147–1240)
Вступление
Если знаменательно было избрание и возведение на митрополитский престол Илариона Собором русских епископов при великом князе Ярославе, то еще более знаменательным должно назвать подобное же избрание Климента, случившееся во дни великого князя Изяслава II. Тогда все совершилось спокойно: не видно, чтобы кто-либо из епископов, бывших на Соборе, воспротивился воле князя и назвал избрание Илариона незаконным; не видно, чтобы новоизбранный митрополит не захотел подчинить себя власти Константинопольского патриарха или последний не согласился признать Илариона в сане первосвятителя Русской Церкви; не видно, наконец, чтобы такое избрание первосвятителя имело какие-либо последствия в Русской Церкви, произвело в ней какие-либо перемены. Событие произошло тихо и без всякой борьбы, может быть, оттого, что, с одной стороны, русские по недавности своего обращения к вере еще не привыкли считать необходимостию избрание и поставление своего митрополита Константинопольским патриархом, а с другой – Константинопольские патриархи еще окончательно не решили, как смотреть на Русскую Церковь и не предоставить ли ей самой согласно с древними канонами права избирать для себя первосвятителя.
Теперь, когда со времени основания Русской Церкви протекло уже более полутораста лет, когда избрание и поставление русских митрополитов в Константинополе освятилось обычаем, теперь видим совсем другое. На Соборе, который созвал великий князь Изяслав для избрания и поставления митрополита Климента без сношения с Константинопольским патриархом, нашлись епископы, которые назвали такой поступок незаконным и не соглашались участвовать в нем. Константинопольский патриарх, узнавший о возведении Климента на кафедру митрополии русской, не хотел признать его в этом сане. Сам Климент считал себя независимым от патриарха и в продолжение девяти лет своего пастырства вовсе не поминал его при богослужении в молитвах. Некоторые из епископов русских не захотели подчиниться Клименту как первосвятителю до самой его кончины. Некоторые даже из князей не соглашались признать его законным архипастырем и просили себе митрополита от Константинопольского патриарха. Видимо, происходила борьба двух начал, продолжавшаяся около двадцати лет (1147–1164): начала византийского, которое стремилось к тому, чтобы удержать за Константинопольским патриархом полную власть над Русскою Церковию, и начала русского, домогавшегося независимости Русской Церкви от патриарха или, по крайней мере, того, чтобы он без предварительного согласия русского великого князя не избирал и не присылал к нам митрополитов. Византийское начало на этот раз превозмогло, и еще около ста лет Русская Церковь оставалась по-прежнему в совершенной зависимости от Константинопольского патриарха.
В гражданском отношении у нас продолжался так называемый период удельный с его кровавыми междоусобиями, с набегами диких половцев и других соседственных народов, с грабежами и опустошениями, от которых едва ли даже не более чем прежде страдали не только православные жители России, но и храмы Божии и святые обители: самый Киев и его лучшие церкви и монастыри были разорены двукратно. Но, с другой стороны, у нас совершилась тогда в гражданском быту весьма важная перемена, начался новый порядок вещей. Древний первопрестольный град Киев, мать градов русских, и великое княжение Киевское, самое главное и могущественное из русских княжений, потеряли свое политическое значение. Взамен того на севере России по державной воле Андрея Боголюбского возникла новая столица – Владимир на Клязьме и образовалось новое великое княжение Владимирское, которое вскоре возвысилось и над Киевским, и над всеми прочими. Жизнь русская прилила с юга на север и начала быстро развиваться здесь. Эта гражданская перемена осталась не без влияния и на церковные дела. Андрей Боголюбский пытался открыть в своей новой столице новую митрополию, отдельную от Киевской. Один из Владимирских епископов, поставленный непосредственно Константинопольским патриархом, не хотел признать над собою власти Киевского митрополита. Во Владимире, Боголюбове и других местах великого княжения Владимирского воздвигнуты новые великолепные храмы, явились новые обители. Наконец, вся Россия, и северная и южная, а вместе с нею и Русская Церковь подверглись страшному нашествию монголов (1223–1240).
Усилия пап подчинить себе Русскую Церковь в настоящий период не только не уменьшились, но, кажется, даже увеличились: по крайней мере, известно гораздо более попыток в этом роде, хотя по-прежнему остававшихся без успеха. Только в двух местах России обстоятельства несколько поблагоприятствовали латинянам: на юге, где область Галицкая к концу XII и в начале XIII в. подпадала владычеству венгров и где открылось было явное гонение на православных от ревнителей папства, и на севере – в Ливонии, где около того же времени поселились и утвердились меченосцы и начали обращать к римской вере коренных обитателей страны, дотоль плативших дань полоцкому князю, и мало-помалу изглаждать следы русского владычества и православия.
Глава I Иерархия и паства
В 1146 г. переяславский князь Изяслав Мстиславич, приглашенный киевлянами на великокняжеский престол, торжественно вступил в свою новую столицу. Здесь встретили его с радостию бесчисленное множество народа и все духовенство города в церковных облачениях – игумены, священники и черноризцы, но не было во главе духовенства митрополита (Михаила II), который, еще в предшествовавшем году удалившись в Константинополь, оставался там по неизвестной причине. Получив вскоре весть о кончине митрополита, великий князь Изяслав решился поступить по примеру достопамятного предка своего Ярослава и в 1147 г. собрал в Киеве Собор русских епископов с тем, чтобы они сами, без сношения с Цареградским патриархом избрали и поставили для России первосвятителя. Как на достойного занять такое высокое место князь указал на Климента Смолятича, родом русина, черноризца и схимника, который подвизался в монастыре, находившемся в Зарубе, и был такой «книжник и философ», какого прежде в России не бывало. Но на Соборе обнаружилось несогласие мнений. Черниговский епископ Онуфрий сказал: «Я узнал, что епископам, собравшимся вместе, принадлежит власть (достоит) поставлять митрополита». На это Новгородский епископ Нифонт от лица некоторых других епископов отвечал: «Нет того в законе, чтобы митрополита ставить епископам без патриарха, но ставит патриарх митрополита», – и, обращаясь к Клименту, тут же находившемуся, прибавил: «Мы не станем тебе кланяться, не будем служить с тобою, потому что ты не взял благословения у св. Софии и от патриарха; если же исправишься, примешь благословение от патриарха, тогда и мы тебе поклонимся; мы взяли рукописание от митрополита Михаила, что не следует нам без митрополита служить у св. Софии» Тогда Онуфрий снова сказал: «Я узнал, что нам достоит поставить митрополита; мы можем поставить его главою св. Климента, которая у нас находится, как ставят греки рукою св. Иоанна Предтечи». Последние слова указывали, вероятно, на какие-либо известные случаи, бывшие в Церкви Греческой, хотя и не замеченные летописями, потому что иначе Онуфрий не осмелился бы с такою решительностию сослаться на этот пример Греции пред целым Собором епископов, между которыми находился и грек Мануил, и особенно потому, что епископы, обсудив предложение Онуфрия, действительно согласились с ним и в 27-й день июня поставили Климента Смолятича митрополитом русским главою святого Климента, папы Римского.
Сколько же было всех епископов на этом Соборе, сколько согласилось на поставление Климента в митрополита, и сколько не согласилось? Древняя Киевская летопись свидетельствует, что на Соборе сошлись следующие семь архипастырей: Черниговский Онуфрий, Белгородский Феодор, Переяславский Евфимий, Юрьевский Дамиан, Владимирский Феодор, Новгородский Нифонт и Смоленский Мануил. Киевский Патерик в житии Нифонта Новгородского присовокупляет к этим семи еще двух: Иоакима Туровского и Косьму Полоцкого. Последнее число – девять – кажется более вероятным, потому что, несомненно, Изяслав «постави митрополита Клима, калугера, русина, особь с шестью епископы» следовательно, шесть согласились на поставление Климента. Но столько же несомненно, что из семи епископов, поименованных в Киевской летописи, двое на это не согласились, именно: Нифонт Новгородский и Мануил Смоленский, который потом постоянно скрывался от Климента, боясь его преследований. Следовательно, надобно допустить на Собор еще епископа, который согласился с пятью остальными на поставление Климента. Этим епископом и мог быть Иоаким Туровский, который незадолго пред тем по воле великого князя был приведен из Турова в Киев вместе с посадниками туровскими и действительно находился в Киеве во время Собора. А что касается до Косьмы Полоцкого, то, присутствовал ли он на Соборе или не присутствовал, во всяком случае, достоверно, что он держался стороны Нифонта Новгородского и Мануила Смоленского, потому что, как увидим, они только трое поспешили навстречу новому митрополиту, пришедшему из Греции на место Климента. Значит, если на Соборе присутствовали девять епископов, то две трети из них согласились с великим князем на поставление Климента митрополитом, а одна треть не согласилась.
Что расположило великого князя Изяслава поступить таким образом – избрать для России митрополита без сношения с Цареградским патриархом? Древние летописи об этом ничего не говорят. Позднейшие писатели полагают, будто Изяслава могли расположить к тому междоусобия и волнения, бывшие в России и препятствовавшие послать кого-либо из России в Царьград для поставления в митрополита, или замешательства, происходившие тогда на патриаршем престоле: так как патриарх Михаил Оксит в 1146 г. добровольно отказался от своей власти, преемник его Косьма Аттик вскоре после поставления низложен (26 февраля 1147 г.), а на место его избран Николай Музалон уже через девять месяцев. Но если бы Изяслав хотел по прежним примерам получить себе митрополита из Византии, то все эти кратковременные препятствия нисколько бы ему не помешали: случалось, что не несколько месяцев, а несколько лет Россия оставалась без митрополита, ожидая прибытия его из Царьграда. Напротив, из всего хода тогдашних обстоятельств видно, что Изяслав не хотел просить себе митрополита от патриарха и домогался независимости от него Русской Церкви. На Соборе, который созвал Изяслав, была речь не о том, как поступить по случаю смерти митрополита и временных замешательств, происходивших тогда в России и на Цареградской кафедре, а прямо о том, имеют ли право русские епископы поставить сами для себя нового митрополита без сношения с патриархом. И когда Нифонт и другие восставали против этого, им не указали на бывшие тогда замешательства в России и в Цареградской Церкви. Когда Нифонт и другие требовали, чтобы Климент, по крайней мере, после избрания и поставления своего в России испросил себе благословение у Константинопольского патриарха, им не обещали, что это будет сделано. Напротив, Климент, действовавший согласно с волею великого князя Изяслава, до конца своего служения не обращался к патриарху за благословением, не сносился с ним: таково, значит, было твердое намерение великого князя и самого митрополита. Как же объяснить это событие? Едва ли не всего вероятнее будет догадка, что здесь выразилось только то, что давно уже чувствовали и понимали, не могли не чувствовать и не понимать и князья русские, и многие их подданные, выразилось сознание, что поставление русских митрополитов в Константинополе имеет большие неудобства для Русской Церкви и государства, что митрополиты-греки, часто не знавшие русского языка, не в состоянии приносить для России столько пользы, сколько приносили бы митрополиты из русских, что постоянная присылка в Россию митрополитов-греков была не безобидна для русских иерархов и что, наконец, избрание для России митрополита в Константинополе, совершавшееся без участия русских князей, было оскорбительно для последних, тем более что давало повод царям греческим оказывать на Россию свое влияние. Неудивительно потому, если Изяслав нашел сочувствие себе и в самом Клименте митрополите, и во многих русских епископах.
Отчего же некоторые епископы не согласились с Изяславом? Мануил, епископ Смоленский, был грек: ему естественно было отстаивать преобладающее влияние Византии в Церкви Русской. Косьма, сделавшийся епископом Полоцким в 1143 г., также едва ли не был грек: его могли привести с собою из Константинополя князья полоцкие, жившие там в изгнании и только что возвратившиеся на родину в 1140 г. Нифонт, епископ Новгородский, был русский, родом киевлянин, постриженник Киево-Печерской обители; но он мог действовать по убеждению, хотя, разумеется, нельзя отвергать того же и в двух первых епископах; он отличался знанием церковных канонов и, вероятно, понимал 28 правило Халкидонского Собора о власти Константинопольских патриархов согласно с тем, как понимали тогда это правило в Греции, распространяя его силу на Русскую Церковь. А вместе Нифонт мог действовать и по приязни к грекам, которую мог приобресть во время своего пребывания в Греции, и особенно в Константинополе, о чем дают повод догадываться некоторые его ответы Кирику. Надобно сказать, что мысли Нифонта и его товарищей разделяли тогда в России и другие, как духовные, так и миряне. Привыкши считать Константинопольского патриарха главным блюстителем православия, а Константинополь – как бы столицею православия, привыкши видеть, как оттуда постоянно приходили к нам наши первосвятители, поставляемые самим патриархом, многие русские, естественно, не могли без предубеждения смотреть на попытку великого князя Изяслава и не признать ее опасною не только для Церкви отечественной, но и для государства. А потому Нифонт, с такою ревностию и постоянством противостоявший Изяславу и Клименту, естественно, должен был казаться для подобных людей не только ревнителем веры православной, но и поборником земли Русской, особенно когда огласилось, что сам патриарх присылал ему свои грамоты, в которых ублажал его и уподоблял святым за его подвиг.