История русской Церкви. Том 9
Шрифт:
Луцкое братство с его церковию, училищем и богадельнею было утверждено грамотою короля еще в 1619 г. Братская церковь по грамотам Иерусалимского патриарха Феофана (1620) и Цареградского патриарха Кирилла Лукариса (1623), считалась патриаршею ставропигиею, хотя потом (1628) соборным решением и подчинена была власти епархиального архиерея. В 1623 г. патриарх Лукарис утвердил и братский устав, в котором, между прочим, было сказано: "Братия всеми мерами обязаны заботиться о благолепии церкви, о постоянном в ней добром проповеднике и о школе, чтобы юноши при попечении своих родителей имели приличное содержание и образование" (ст. 17). В следующем году Луцкое братство по примеру других братств учредило у себя киновию, или общежительный монастырь, и начертало для него правила, между которыми находилось и следующее: "Так как и певчие принадлежат ко внешней церковной красоте, то мы требуем, чтобы игумен содержал на общем столе протопсалта, т. е. старшего певца и школьного учителя, равно заботился отечески и о других отроках, способных к пению… А для смотрения за всеми теми отроками и за всею школою и для наблюдения за их порядком игумен и братия имеют выбрать из среды себя способного на то ректора, который, не требуя за науку никакой платы, должен будет повседневно наблюдать за обязанностями как учителя, так и учеников и в каждые четыре недели производить испытание, чему научатся" (ст. 6). Перечисляя затем средства для содержания своего монастыря, каковы: взносы самих иноков при поступлении в монастырь, собирание милостыни, церковные доходы от продажи свеч, просфор и пр., возделывание монастырских огородов, рукоделия иноков, члены Луцкого братства в особенности указывали на заведение при монастыре типографии. Все же недвижимые имущества, принадлежащие братству, оставляли в ведении и распоряжении светских братчиков, дворян и мещан луцких, с тем чтобы доходы с этих имений употреблялись на строение или мурование церкви и всякие ее нужды, на призрение богадельных нищих и бедных учеников, на содержание их учителей, на убогих членов братства и под. Начертав устав для своего монастыря, братство начертало (около 1624 г.) довольно подробные правила и для своей "греко-латино-славенской" школы, устроенной "советом и повелением" Цареградского патриарха Кирилла и "благословением" митрополита Киевского Иова. Здесь собственно о науках и обучении им было сказано: "Дети в школе должны быть разделены натрое: одни будут учиться распознавать буквы и складывать, другие - учиться читать и выучивать наизусть разные уроки, третьи - учиться объяснять читанное, рассуждать и понимать" (ст. 9); "учитель обязан учить учеников и на письме им предлагать от св. Евангелия, от книг апостольских, от всех пророков, от учения св. отцов, от философов, поэтов, историков и прочее" (ст. 12); "в субботу должны повторять все, чему учились в продолжение недели, и должны учиться пасхалии, и лунному течению, и счету, и вычислению, и правилам церковного пения" (ст. 13); "в школе прежде всего учат складывать буквы; потом учат грамматике и вместе церковному чину, чтению и пению; приучают также ежедневно, чтобы дети один другого спрашивали по-гречески, а отвечали по-словенски, равно спрашивали по-словенски, а отвечали на простом языке… затем приступают к высшим наукам: к диалектике и риторике, которые переведены на славянский язык" (ст. 20). Типографию при Луцком братском монастыре завели два его инока: иеромонах Павел Моткович-Гянца и иеродиакон Сильвестр - и в 1628 г. напечатали в ней две брошюры: а) Стефана Полумерковича "Епикидион, албо Верше жалобныя на погребение Василисы Яцковны" и б) иеродиакона Давида Андреевича "Ламент по
Существовали и другие православные типографии, кроме тех, которые заведены были братствами или при братских монастырях. Таковы типографии частных лиц: иеромонаха Павла Домжива-Лютковича, Тимофея Александровича Вербицкого и Спиридона Соболя. Иеромонах Павел Домжив-Люткович, бывший игуменом минского Петропавловского монастыря при самом его основании, завел вместе с иеродиаконом Сильвестром свою собственную типографию, с которою они и переезжали с места на место. Сначала они действовали в Угорцах, деревне Самборского уезда, и издали здесь: а) Объяснение двенадцати членов апостольского Символа веры, "коштом и накладом благочестиваго пана Александра Шептицкаго" (1618); б) Евангелие и Апостол (1620) и в) "Казанье на память пана Александра Федоровича Шептицкого", сочиненное самим Павлом Домживом-Лютковичем (1622). Потом переехали на Волынь, в село Четвертню, к князю Григорию Четвертинскому, и в 1625 г. напечатали "благословением игумена Загоровскаго монастыря Захарии и помощию тогожде монастыря" две книги: Псалтирь и Часослов. Пан Тимофей Александрович Вербицкий имел собственную типографию в Киеве и напечатал в ней только один Часослов дважды, в 1625 и 1626 гг., "помощию" митрополита Иова Борецкого, которому, как своему "благодетелю", и посвятил свое издание. Типограф Спиридон Соболь держал типографию также в Киеве, "во дворе Иова Борецкого, митрополита Киевского", находившемся близ Воскресенской церкви на Подоле. Соболь напечатал в ней: Минею общую (1628), Лимонарь Иоанна Мосха (1628), Октоих (1629) и Апостол (1630). Последняя книга издана коштом и накладом пана Богдана Стеткевича, подкомория Мстиславского, только что основавшего Кутеинский монастырь в имении своем Кутейне. Туда Соболь, вероятно по приглашению самого Стеткевича, и перенес свою типографию и напечатал в ней "Брашно духовное" (1630) и Молитвослов (1631).
Но самою главною в ряду западнорусских типографий сделалась теперь Киево-Печерская как по количеству, так отчасти и по достоинству ее изданий. Из богослужебных книг Служебник издан был здесь два раза: в 1620 г. при архимандрите Елисее Плетенецком и с его предисловием и в 1629 г. при архимандрите Петре Могиле. В последний раз Служебник предварительно был исправлен самим Петром Могилою, и в начале Служебника были напечатаны вслед за посвящением книги Господу Богу от Петра Могилы соборное извещение об исправлении этого Служебника, подписанное митрополитом Иовом и тремя другими архиереями, и предисловие к читателю, составленное игуменом Киево-братского монастыря Тарасием Земкою и предлагавшее догматическое и обрядовое изъяснение литургии. Важность этого Служебника, изданного Могилою, заключалась не только в том, что он вновь был исправлен, но еще более в том, что здесь при Служебнике в первый раз предложено было изъяснение литургии в руководство священникам, чего в прежних изданиях Служебника не бывало, и Служебник этот издан с одобрения Собора архипастырей, дабы по возможности вытеснить из употребления и заменить собою все прежние Служебники, не во всем исправные и согласные между собою. Псалтирь также издана была два раза (1624, 1629), и Триодь постная - два раза (1623, 1627). При последнем издании Триодь была сличена с греческим текстом "тщанием" архимандрита Захарии Копыстенского и в ней помещены синаксари, переведенные с греческого Тарасием Левоничем Земкою "на общую российскую беседу", т. е. на простой общенародный язык. Два раза изданы были и Акафисты (1625, 1629), в первый раз "прилежанием" наместника лавры иеромонаха Филофея Кизаревича. В каноническом роде издана была здесь только одна небольшая книга под названием Номоканон, но издана три раза (1620, 1624, 1629). Это сборник правил из Кормчей и из других источников, составленный на Афоне и сделавшийся известным в славянском переводе еще с начала XVI в. Первое издание этого Номоканона вышло с предисловием Памвы Берынды, второе - с предисловием Захария Копыстенского, третье - с предисловием Петра Могилы. Сборник издавался с целию служить практическим руководством для пастырей Церкви, особенно для духовников при наложении ими епитимий на кающихся. Драгоценны были издания святых отцов, выходившие из Киево-Печерской типографии. В 1623 г. изданы здесь Беседы святого Иоанна Златоустого на 14 посланий святого апостола Павла. Перевод Бесед с греческого языка сделан был иеромонахом Киприаном, родившимся в Остроге и обучавшимся в Венеции и Патавии, по желанию княгини Феодоры Чарторыйской, а исправлен священником Лаврентием Зизанием-Тустановским и иеромонахами Захарием Копыстенским и Памвою Берындою. В 1624 г. напечатаны Беседы того же святого отца на Деяния святых апостолов в переводе, сделанном примикирием печерским, клириком церкви львовской и дидаскалом греческого языка Гавриилом Дорофеевичем, а исправленном иеромонахами Иосифом Святогорцем и Памвою Берындою. В 1625 г. издано Толкование святого Андрея, архиепископа Кесарийского, на Апокалипсис по переводу Захарии Копыстенского, исправленному Лаврентием Зизанием. В 1628 г. изданы Поучения преподобного аввы Дорофея по переводу с греческого, исправленному Иосифом Святогорцем, протосинкеллом Александрийского престола. Издано было также здесь несколько, впрочем небольших, статей в историческом и учительном роде, переведенных с греческого, и именно: "Повесть учительна о диаволе из Скитского Отечника" (1626, 1627), Жития преподобного Памвы и святой мученицы Акилины (1626), "Главизны поучительны диакона Агапита благочестивому царю Иустиниа, перевод самого Петра Могилы, как видно из предисловия (1628). Наконец, в Киево-Печерской типографии напечатаны и некоторые оригинальные сочинения, каковы: а) "Вирши" Кассиана Саковича на смерть Сагайдачного (1622), б) две проповеди Захарии Копыстенского, произнесенные - одна над гробом архимандрита лавры Елисея Плетенецкого, другая при его годичном поминовении (1625), в) "Лексикон славеноросский" Памвы Берынды (1627), г) "Аполлия Апологии" Смотрицкого (1628) и д) "Имиология", поднесенная в день Пасхи Петру Могиле от типографов печерских (1630). Типографы печерские имели обычай помечать свои имена на книгах, ими напечатанных, и известны следующие: Памва Берында, называвшийся иногда архитипографом, Тарасий Земка, Стефан Берында, монах Иосиф Кирилович, Тимофей Петрович, Андрей Наумович и др. Некоторые книги изданы были в Печерской типографии не на средства самой лавры, а на средства частных лиц, например: Псалтирь и Беседы святого Иоанна Златоуста на Деяния апостольские напечатаны иждивением пана Константина Долмата, известного основателя Чеперского и Дятеловицкого монастырей; Акафисты - иждивением наместника лавры Филофея Кизаревича; "Лексикон славеноросский" - иждивением самого автора, Памвы Берынды, как и означено на этих книгах.
Не можем не упомянуть здесь еще об одном сочинении, которое совсем уже было приготовлено для напечатания его в Киево-Печерской типографии, но почему-то не было напечатано. Разумеем сочинение Захарии Копыстенского под названием "Палинодия, или Книга обороны кафолической, святой, апостольской Всходней Церкви". Копыстенский решился написать эту книгу по просьбе многих своих единоверцев, духовных и светских, желая, с одной стороны, защитить православие, а с другой - показать самим отступникам - униатам, что они тяжко согрешают пред Богом, преследуя и притесняя православных. "Оборона Восточной Церкви" Захарии Копыстенского всем своим содержанием направлена против "Обороны унии", изданной в 1617 г. виленским униатским архимандритом Львом Кревзою, опровергает ее в том самом порядке, в каком она написана, и так же состоит из четырех частей: в первой опровергает мысль, будто Христос поставил апостола Петра своим наместником и главою Церкви; во второй мысль, будто папа есть преемник апостола Петра и глава Церкви; в третьей мысль, будто русские приняли крещение из Греции, когда она находилась еще в унии с Римом, и Русские митрополиты были все униатами, за исключением немногих; в четвертой - мысль, будто митрополит Рагоза и его сообщники законно и справедливо приняли унию. Книга Копыстенского - труд огромный и достопочтенный: в начале ее автор перечислил более сотни писателей и книг, которыми он пользовался, на греческом, латинском, польском, славянском и западнорусском языках. По своему времени это сочинение весьма ученое и солидное, подобного которому не имели тогда русские на своем языке, хотя и нечуждое недостатков и погрешностей, особенно в тех частях, где автор касается русской истории, говорит о Русских митрополитах, о введении унии и пр. Можно думать, что Копыстенский принялся за свою книгу вскоре после того, как вышла из печати книга Кревзы, потому что "Палинодия" к 26 ноября 1621 г. не только уже была составлена, но и прочитана, исправлена и одобрена людьми "мудрыми и в Письме Святом беглыми", которым посылал ее автор для просмотра, и даже совершенно приготовлена к печати. А почему она не была напечатана ни теперь, ни в последующее время, когда автор сам сделался архимандритом Киево-Печерской лавры и хозяином Печерской типографии (1624 - 1627), об этом можно только гадать. Мы видели, что тогда в большом ходу была мысль о соглашении и примирении православных с униатами, что мысль эту разделяли и польское правительство, и униатские владыки, и некоторые из православных, в том числе сам митрополит Иов и особенно Смотрицкий, и что Смотрицкий с этою целию еще с 1621 г. начал писать свой Катехизис, потом ездил на Восток и по возвращении Держал совещания с митрополитом и другими на двух съездах. Между тем издание "Палинодии" могло бы послужить важным препятствием к достижению той цели, к которой стремился особенно Смотрицкий: книга эта могла только возбудить и усилить взаимную вражду православных и униатов, которую желательно было тогда по возможности укротить и умалить. Итак, не Смотрицкий ли, столько хлопотавший о примирении православных с униатами и имевший большую силу у митрополита, был виновником того, что печатание "Палинодии" не было разрешено или было приостановлено высшею церковною властию? Как бы то, впрочем, ни было, но "Палинодия", хотя и не была напечатана, не оставалась под спудом. С нее снимались копии, и одна из таких копий, писанная в 1634 г. диаконом Саввою Добранским, сохранилась до настоящего времени. "Палинодиею" пользовались другие писатели для своих сочинений или сборников, например, игумен Киево-Михайловского монастыря Нафанаил около 1644 г. позаимствовал из нее целые десять глав для своей "Книжицы", которая потом, будучи переслана в Москву и переложена на славянский язык, напечатана здесь в 1648 г. под названием "Книги о вере".
Более десяти лет продолжалось служение митрополита Иова Западнорусской православной Церкви, и в такое трудное и тяжелое для нее время. Много требовалось ума, знания, ревности, много мужества и практической мудрости, чтобы удержаться в такое время на митрополитской кафедре, устоять непоколебимо на высоте православия и уберечь от расхищения свою духовную паству, чтобы восстановить и утвердить какой-либо порядок в Церкви, остававшейся около 25 лет без первосвятителя и подвергавшейся постоянным нападениям от униатов. Иов с достоинством выполнил свое призвание. Из желания блага своему народу, столько уже вытерпевшему от враждебной унии, сочувствовал и Иов мысли войти в соглашение и примирение с униатами, но под тем непременным условием, чтобы православие при этом осталось неприкосновенным. И потому когда увидел, что замыслы Смотрицкого простираются гораздо далее, даже до пожертвования православием унии, то совершенно оставил эту мысль и не захотел вступать ни в какие переговоры с униатскими владыками. Другая мысль, которую Иов высказал первый со всею ясностию своим посольством Луцкого епископа Исаакия в Москву, состояла в том, что православные, гонимые за свою веру во владениях Польши, тогда только найдут себе мир и безопасность, когда соединятся с единоверною Россиею под скипетром московского государя. И хотя эта мысль по обстоятельствам не могла тогда осуществиться, тем не менее она встречена была в Москве с полным сочувствием, и нравственная связь Москвы с Киевом с того времени не прекращалась. Иов еще не раз присылал к царю и патриарху Филарету Никитичу письма и ходатайствовал о милостыне, то для своего Киево-Михайловского монастыря, на церковное строение, то для монастырей Печерского, Межигорского и других, то для приходивших за милостынею афонских иноков; не раз сообщал царю и патриарху политические известия о Польше, Литве, Малороссии, иногда чрез свои письма, иногда же устно чрез своих верных людей; прислал даже на службу к царю своего родного сына Андрея и племянника Василия Княжицкого. И царь вместе с отцом своим давал по ходатайству Иова милостыню; посылал тайно ему самому денежное от себя жалованье и по просьбе его отпускал к нему (в 1630 г.) из Путивля лекаря Гаврилку с лекарствами, по случаю его, Иова, тяжкой болезни. Сестра Иова уже после его кончины в своей челобитной царю Михаилу Федоровичу (18 марта 1640 г.) не без основания писала, что брат ее митрополит Иов, пока был жив, "служил верно" ему, государю, и его отцу, патриарху Филарету Никитичу, и приказал одному из сыновей своих, Андрею, и своим племянникам служить московскому государю до самой смерти, а также и он, государь Михаил Федорович, оказывал свою царскую неизреченную милость не только самому Иову, но ради его службы и его братьям - Андрею и трехтемировскому игумену Порфирию и продолжает оказывать сыну Иова и племянникам, находящимся на московской службе. Накануне своей смерти Иов составил духовное завещание, избрав печерского архимандрита Петра Могилу и Луцкого епископа Исаакия Борисковича главными опекунами как своего Киево-Михайловского монастыря, так и своего имущества. В завещании прежде всего "приказывал под неблагословением", чтобы школы для просвещения христианских детей "в братстве Киевском, а не где инде фундовани были", называя их делом, "Церкви Божией и всему православному народу российскому потребнейшим". Книги своей библиотеки, греческие и латинские, дарил Петру Могиле, а славянские и польские - Киево-Михайловскому монастырю. Все свои святительские облачения оставлял тому же монастырю. Колокольню в Михайловском монастыре, которую начал строить, поручал окончить Петру Могиле, если то найдено будет возможным. Столярные работы, заказанные для двух приделов главной монастырской церкви, именно для придела Введения во храм Пресвятой Богородицы и для придела великомученицы Варвары, приказывал капитуле Михайловского монастыря непременно довести до конца, покрасить и поставить в приделах. Дочери своей Евпраксии и племяннице отказывал новую келью в женском Михайловском монастыре (где жена его прежде была игуменьею) и двор свой на Подоле, Черкасчинский, если только они сделаются инокинями, а по смерти их отказывал этот двор Межигорскому монастырю. Скончался митрополит Иов 2 марта 1631 г. и погребен в своем Киево-Михайловском монастыре.
III
Два лица преимущественно могли считаться кандидатами на митрополитскую кафедру по смерти митрополита Иова: Смоленский и Черниговский архиепископ Исаия Копинский и архимандрит Киево-Печерской лавры Петр Могила. Первый преимуществовал пред всеми по своему сану и по своим духовным качествам. Он один оставался теперь архиепископом у православных по отпадении Мелетия Смотрицкого в унию. Известен был всем как высокий подвижник, много лет проведший в Антониевой пещере Киевской лавры, устроивший потом несколько монастырей и копавший пещеры собственными руками даже в сане епископа. Но наиболее выдавался Исаия в глазах народа своею пламенною ревностию о православии, наиболее прославился своими универсалами (1628), в которых, извещая православных об опасности, угрожавшей их вере, смело восставал не только против Смотрицкого, но и против самого митрополита, замышлявших сближение с униею. Второй, т. е. Петр Могила, возвышался над всеми в Русской Церкви своими внешними преимуществами: как человек знатный, "воеводич земель молдавских", что обыкновенно и выставлял в самом своем титуле; как человек богатый, чего недоставало тогдашним православным владыкам и что для тогдашнего митрополита было весьма нужно для удовлетворения самых существенных потребностей Церкви, и, наконец, как настоятель в собственном смысле ставропигиальной лавры, вследствие чего признавал над собою власть только Вселенского патриарха, не был подчинен никому из русских архиереев и занимал среди русского духовенства самое почетное и независимое положение, называясь не просто архимандритом, но иногда, даже в официальных бумагах, "великим архимандритом св. великой чудотворной лавры Печерской". На Могилу, как на своего преемника, как бы предуказал сам митрополит Иов, когда, величая его в своем духовном завещании также "великим архимандритом", избрал его первым опекуном не только своего имущества, но и своего Киево-Михайловского монастыря и предоставил ему окончить начатую здесь колокольню. Знаменательным могло казаться и то обстоятельство, что в десятый
Не успел также киевский воевода взять в свое "держанье" Киево-Михайловского монастыря, чтобы передать его по воле короля своему родственнику униатскому монаху Тышкевичу. Братия Киево-Михайловского монастыря поспешили избрать себе игумена православного - бывшего дотоле наместником в Печерской лавре Филофея Кизаревича, который немедленно и занял свое настоятельское место. Было ли это делом всей братии или одной только партии, во всяком случае дело не могло совершиться без воли Петра Могилы, без его разрешения и распоряжения, потому что он был назначен по завещанию Иова опекуном Киево-Михайловского монастыря. К сожалению, как скоро объяснилось, это сделано было не только для того, чтобы монастырь не перешел в руки униатов, но чтобы он не достался и новоизбранному православному митрополиту. Исаии необходимо было теперь переселиться в Киев, а в Киеве он не мог найти себе иного помещения, кроме Михайловского монастыря, где жил и его предместник. И этого-то монастыря никак не хотел уступить новому митрополиту Кизаревич. Прошло более трех месяцев со дня избрания Исаии, потребовалось много хлопот и усилий, пока михайловские иноки согласились принять к себе на игуменство нового митрополита. В 29-й день октября они составили письменный акт, в котором говорили, что по смерти прежнего своего игумена митрополита Иова они теперь все "единогласно и полюбовно" избрали себе предстателем, игуменом и пастырем нового митрополита Исаию Копинского, "от всее Церкви згодне обраннаго", зная его издавна, "в том святом предстательстве верне с братиями поступующаго и в животе побожном всем прикладнаго, а над то в вере святой благочестивой добре сведомого, статечнаго и ни в чом не подозреного". Этот акт, скрепленный печатью и подписями всей капитулы Киево-Михайловского монастыря, тогда же был занесен в актовые земские книги Киевского воеводства. Но и теперь более месяца Исаия не мог поселиться в своем монастыре, потому что из настоятельских келий не хотел выезжать прежде избранный игумен Филофей Кизаревич, хотя он оставался и наместником Печерской лавры. По одному слову Могилы Кизаревич как подчиненный ему непременно переселился бы на свое место в лавру, но слово это, верно, не произносилось. Оказалось нужным употребить принуждение. По приглашению Исаии полковник запорожского войска Демьян Гарбуз явился 10 декабря с казаками в Михайловский монастырь и выпроводил из него Кизаревича. Исаия наконец вступил в управление своим монастырем и что же увидел? Все было разграблено, и из святительской ризницы, завещанной Иовом, не осталось даже ни одного епитрахиля.
Что чувствовал тогда Исаия, что испытал при своем вступлении на митрополию, какие нужды и горе увидел пред собою, об этом засвидетельствовал он сам в своих письмах к московскому государю Михаилу Федоровичу и патриарху Филарету от 31-го того же декабря, по содержанию совершенно тождественных. Выразив здесь прежде всего свою сердечную признательность царю и патриарху за ту милостыню, какую не раз удостаивался получать от них с своими заднепровскими монастырями, Исаия вновь просил ущедрить его милостынею. "Понеже, - писал он, - обнищахом даже до зела, наипаче же аз, нищий богомольца ваш, на негоже днесь, судом Божиим, паде жребий митрополии Киевской, о нейже много пострадах и днесь стражду, такоже от сопостатов и явственных гонителей благочестия, сице и от мнимых своих, завистию и рвением томимых… Сопостаты (т. е. униаты и латиняне) вооружились на нас многою злобою и рвением, желая поглотить всех до единого и до конца истребить благочестие. Но мы с Божиею помощию, хотя и отовсюду теснимые, стараемся до времени, сколько возможно, противоборствовать их злочестию. Если же по грехам нашим Бог попустит и мы не в состоянии будем более противостоять врагам, то мы умыслили приклонить главу к вашей благочестивой, православной восточной державе, имея несомненную надежду, что ваша милость не отринет нас, нищих, и не возгнушается нами… Находясь в тяжких обстоятельствах, я не имею здесь никого, к кому бы обратиться и у кого искать руки помощи: благочестивых князей несть, благородных вельмож оскуде, все от восточного православия на запад уклонишася; едва кто уже от худых и неславных при благочестии и православней вере обретается. Потому-то я и вынуждаюсь притекать к вашей милости за помощию… По смерти бывшего предо мною блаженной памяти отца митрополита Иова Борецкого весь монастырь его выпустошен остася, и до единого патрахиля святительского при том месте не оставиша, но вся разграбиша (как же допустил это опекун монастыря?). Потому умоляю пожаловать, если можно, худость нашу какою-либо вещию или матернею на саккос или другую святительскую одежду для архиерейского служения: у вас этого преизобильно, у нас же зело всего скудно". Наконец, Исаия просил выслать ему мощей святых для антиминсов и все необходимое для освящения мира, которое (освящение) он намеревался совершить в Великий четверг, и пояснял: "У нас во сия вся зело оскудно, не имамы, где их достати; понеж греченя мало бывают у нас, а преж сего от них св. мощей доставали". Из последних слов можно заключать, что Исаия до того времени еще не сносился с Цареградским патриархом и не просил себе от него утверждения в митрополитском сане, иначе испросил бы у того же патриарха и святых мощей. Вместе с письмами своими Исаия отправил в Москву игумена Густынского монастыря Иова и при нем трех других монахов, чтобы игумен на словах подробно передал царю и патриарху все, что нужно: "Понеже не вся чрез хартию изъявлятися могут". Послов своих митрополит отправил в Москву тайно и сокровенно "ради зельныя боязни от супостат" и просил, чтобы обратно проводили этих послов до самого Густынского монастыря "ради боязни стрегущих по пути". Таково было положение нового Киевского первосвятителя.
Впрочем, несмотря на тайную неприязнь, которую, как можно догадываться, уже питал печерский архимандрит к новому митрополиту, оба они по видимости соблюдали надлежащие отношения между собою, и Могила признавал Исаию законным митрополитом. Это ясно обнаруживалось при ведении того важного дела, которым занимался тогда Могила. Не без причины митрополит Иов в своем завещании строго наказывал, чтобы школы только в братстве Киевском, а не где-либо инде были фундованы: он, верно, знал о намерении Петра Могилы основать особую школу в Печерском монастыре, которая могла послужить подрывом для братской. И Могила, казалось, последовал завещанию Иова, когда вскоре после его кончины принял на себя звание старшего брата, опекуна и фундатора Киевского братства, его обители и школ. Спустя три месяца, находясь во Львове, Могила дал от себя (15 июня) в главной церкви Львовского братства письменный акт, в котором говорил, что, вознамерившись "фундовать школы", он собрал к себе на то дело Божие братию из нескольких лиц и, желая обеспечить их содержание из своей собственности по фундушевой записи, дает теперь двум из них, при нем находящимся, иеромонаху Исаии Трофимовичу и монаху Сильвестру Коссову, а равно и другим, которые впоследствии к ним присоединятся, обещание пред Господом Богом, что все имеющее значиться в фундушевой им записи будет без отлагательства, отнюдь не далее как через год, выполнено для них в Киеве, в Печерском монастыре или где ему. Могиле, и им рассудится. Тут ясно не сказано, о какой школе заботился Могила, и можно думать, что он имел в виду братскую школу, которой недавно взялся быть фундатором. Это происходило еще до избрания Исаии Копинского на митрополию. Но после того как Исаия был избран. Могила как бы отшатнулся от братской школы, состоявшей вместе с братским монастырем в подчинении митрополиту, и приступил к основанию особой школы в лавре. Он вместе со всею печерскою братнею постановил поместить школу и "новопостриженную братию для преподавания наук" при Троицкой церкви, устроенной над монастырскою брамою (воротами), в больничном монастыре, находившемся на правой стороне от брамы при выходе из лавры, назначив для больничного монастыря соответствующее место на левой стороне от тех же ворот при выходе из лавры. А 18 ноября 1631 г. издал грамоту, в которой от себя и от всей лаврской капитулы объявлял, что по просьбе их Вселенский Константинопольский патриарх Кирилл соизволил дать им свое пастырское благословение на основание православного училища в Киево-Печерском монастыре при Троицкой церкви над монастырскими воротами; что то же "дозволил и благословил и преосвященный архиепископ Киевский, Галицкий и всея России благочестивый, того же Вселенского патриарха Константинопольского послушный и подведомый митрополит кир Исаия Копинский" вместе с благочестивыми епископами Луцким Исаакием, Пинским Авраамием и Холмским Паисием; что о том же просили и все благочестивое духовенство, монашествующее и белое, все благородные обыватели воеводства Киевского, весь православный народ Польской державы и что братия, призванные на то святое и весьма полезное всей православной Церкви дело, уже водворены при Троицкой церкви на назначенном им месте для преподавания свободных наук на греческом, славянском и латинском языках с сохранением православной веры восточного благочестия и будут всегда пользоваться от лавры полным содержанием. Если и признать за несомненное, что Вселенский патриарх благословил основать училище в лавре, то трудно поверить, чтобы то же дозволил и благословил и митрополит Киевский с своими епископами, о том же просили киевское дворянство, все духовенство и все православные Литвы и Польши. Трудно потому, что едва только сделалось известным об открытии лаврского училища, как все дворяне, обыватели воеводства Киевского, вписные члены Киевского братства, обратились к Петру Могиле с просьбою, чтобы он благоволил перевести свои школы и находящихся при них учителей из лавры в братский Богоявленский монастырь и навсегда здесь "уфундовал". И когда Могила на это согласился, то дали ему от себя 30 декабря письменное удостоверение, что он соответственно выраженным им условиям как старший брат будет пожизненным блюстителем и опекуном не только братских школ, но и братского монастыря со всеми их имениями и будет заведовать ими совокупно с ежегодно избираемыми братскими старостами, не нарушая, однако ж, "фундуша, пожалованного братству от святейшего Константинопольского патриарха" (вероятно, разумеются грамоты патриарха Феофана, данные братству по уполномоченности от Константинопольского патриарха) и с тем чтобы призванные им учители все неизменно состояли под благословением Цареградского патриарха. Вслед за киевскими дворянами усильно просили Петра Могилу о том же и сам митрополит Исаия Копинский, и все православные епископы, архимандриты, игумены, иеромонахи, протоиереи, иереи и иноки, вписные братия Киево-Богоявленского братства, и 5 генваря 1632 г. дали от себя Могиле точно такое же письменное удостоверение, в котором митрополит прибавил от себя только следующее: "На возглашениях и ектениях должно быть поминаемо там (т. е. в училищном монастыре) имя митрополита, потому что как сначала то святое место старанием нашим было фундовано, так и теперь за нашим благословением имеет устрояться". Наконец, о том же самом просили Могилу и дали ему 12 марта такое же письменное удостоверение и гетман Иван Пестрижицкий, есаулы, полковники и все запорожское войско и обещались братский монастырь, школы, богадельню и все к ним относящееся иметь под своею защитою и стоять за них до самой смерти. Вот сколько просьб, и каких просьб, понадобилось, чтобы склонить Могилу, воеводича земель молдавских, исполнить то, что завещал ему как своему опекуну митрополит Иов Борецкий. Впрочем, хотя Могила еще к концу 1631 г. обещал киевским дворянам перенесть свою школу в братский монастырь, но она оставалась в лавре по крайней мере до Пасхи следующего года, как свидетельствует небольшая книжка стихотворений под заглавием "Евхаристирион", напечатанная в лаврской типографии 29 марта 1632 г. и поднесенная лаврскою школою Петру Могиле в день Воскресения Христова. Эта книжка, остающаяся единственным памятником существования лаврской могилянской школы, дает нам некоторые сведения и о самой школе. В заглавии книжки школа называется гимназиею, а ученики ее спудеями, т. е. студентами. Под стихотворениями подписаны имена 23 учеников из класса риторики. В первой части книжки (а их две: первая названа "Геликон", вторая "Парнас") воспеваются "осмь корений наук вызволеных", которые насадил в своей школе - Геликоне Петр Могила. И коренья эти перечисляются так: первый - грамматика, второй - риторика, третий диалектика, четвертый - арифметика, пятый - музыка, шестой - геометрия, седьмой - астрономия, восьмой корень и верх всех наук - теология. Под предисловием книжки подписался "профессор" риторики Софроний Почаский. Это уже было третье лицо из среды той ученой братии, которую собрал Петр Могила для преподавания наук в своей школе. Есть известие, хотя и несовременное, что Петр Могила еще до основания своей школы избрал несколько способных молодых людей и посылал их на свой счет за границу для усовершенствования в науках и приготовления к учительству. К числу этих людей, вероятно, и принадлежал Софроний Почаский, который в 1622 г. был учеником киево-братской школы и первый из своих товарищей подписался под виршами Саковича на смерть Сагайдачного. К тем же людям принадлежал Иннокентий Гизель, родившийся в Пруссии, в реформатском исповедании, и там же получивший первоначальное образование, но в молодые годы пришедший в Киев и принявший здесь православие и впоследствии монашество; принадлежали, вероятно, еще два лица: Игнатий Аксенович-Старушич и Иосиф Конанович-Горбацкий, которые также являются в числе первых учителей могилянской школы. Но чтобы к тем же воспитанникам Могилы, которых посылал он за границу, принадлежали и иеромонах Исаия Трофимович и монах Сильвестр Коссов, это сомнительно - в таком случае они, естественно, возвратились бы из-за границы к своему меценату и ему не нужно было бы ехать во Львов, чтобы заключить с ними условия в братской церкви. Вероятнее, они состояли уже учителями в львовском братском училище, получив высшее образование, может быть, и в заграничных училищах еще прежде, без помощи от Могилы. Да и сам Могила свидетельствует, что Исаия Трофимович был иеромонахом Виленского братства еще при архимандрите Леонтии Карповиче (? 1620). Где бы, впрочем, ни воспитались те учители, которых собрал Петр Могила, но несомненно, что он собрал их "с великим старанием и с немалым иждивением" и что это были "люди, испытанные в святом восточном православии, искусные в знании свободных наук и благочестивые", как засвидетельствовал сам митрополит Исаия Копинский со всем духовенством в своем письменном удостоверении, о котором нами упомянуто выше. В братский Богоявленский монастырь лаврская школа Могилы вместе с учителями переведена не прежде, как во 2-й половине 1632 г.
Но не одному братству Киевскому с его монастырем и училищем показывал свое участие и заботливость митрополит Исаия, сохранился памятник его заботливости и о братстве Луцком. При этом братстве по примеру некоторых других образовалось братство "юношеское", т. е. из молодых людей. Они написали себе устав и представили на рассмотрение и утверждение митрополита. Исаия отвечал юношам (от 1 марта) пастырским посланием: извещал их, как много они утешили его своею ревностию о благочестии, молил Бога, да наставляет и вразумляет их во всем, и, "благословляя их от святейшей митрополии Киевской благословением иерусалимским", признавал приличным, разрешал и утверждал устав их. Вслед за тем святитель преподал членам новообразовавшегося братства и несколько наставлений. "Прежде всего, - писал он, - напоминаем и просим: если Господь Бог даст вам совершить что-либо, то дух гордости и тщеславия да не имеет к вам ни малейшего доступа, но да пребывает в вас дух покорности, смирения и послушания Христова, и особенно надлежащего почтения к старшим и родителям вашим… Собрания ваши сообразно начертанным правилам не должны бывать без поучения и наставления книжного во избежание празднословия, смеха и соблазна… Прилагайте каждый по возможности своей попечение об училище и богоугодных делах милосердия в вашем братстве. Пусть духовный отец, любящий нравственную чистоту, присутствует всегда при ваших собраниях, а для надзора, совета, порядка и наставления вашего имейте всегда двух честных мужей из старейшего братства, духовного звания или светского, которые не должны приписывать себе власти и ктиторства, но должны по отеческой любви ходить к вам, как к своим любимым детям, и внушать вам все богоугодное, доброе и полезное для Церкви Божией… Пусть каждый из вас ежегодно четыре раза, именно в четыре поста, очищает свою совесть исповедью и укрепляет себя приобщением Св. Христовых Тайн. А для сего необходимо избрать одного благоразумного отца духовного и вполне уважать его. Собрания ваши должны происходить при церкви православной… Еретика человека, т. е. униата-схизматика, отвращайтесь, не сообщайтесь с ним и, как от члена сгнившего, удаляйтесь… Благочестие восточное любите, а отступнических ересей берегитесь; ведите жизнь чистую и без порока; искренне храните братолюбие, чем прославите Господа, и благословенные в юности вашей исполните лета многая" и пр. Из этих наставлений можно заключать, что такое были братства юношеские, или младшие, при братствах старших и какое имели внутреннее устройство.