История русской Церкви. Том 9

Митрополит Макарий

Много потрудился Петр Могила, чтобы улучшить внешнее положение Западнорусской Церкви посреди латинян и униатов, и оно действительно улучшилось по крайней мере в тех епархиях, где православные имели своих архипастырей. Вместе с тем ревностный митрополит старался всеми мерами улучшить и внутреннее состояние вверенной ему Церкви.

Мы видели, что еще прежде в некоторых православных братствах и монастырях Западной России существовала особая должность казнодеев, т. е. проповедников, которые и возвещали слово Божие с церковной кафедры. Такие проповедники были в братствах Виленском, Львовском и явились в новых братствах - Луцком, Кременецком и других, судя по их уставам. При Петре Могиле находим проповедников и в Киеве, в Киево-Печерской лавре и в Киево-братском училищном монастыре. Из печерских проповедников известен Тарасий Земка, хотя от него не сохранилось ни одной проповеди; из братских - ректор училища и настоятель братского монастыря Игнатий Оксенович Старушич. От последнего дошло до нас "Казанье погребовое" (Киев, 1641) на смерть князя Ильи Четвертинского, которое можно назвать и похвальным Словом, так как оратор восхваляет здесь сначала древность рода умершего князя, потом его воинские подвиги, наконец, его христианские добродетели. Кроме того, дошел до нас целый рукописный сборник поучений, произнесенных в Киеве около 1641 г., вероятно кем-либо из братских училищных проповедников, может быть, тем же самым Игнатием Старушичем, так как составитель поучений ссылается не только на славянские и польские, но и на латинские и греческие книги, приводит свидетельства из Скарги, из Барония, из древних церковных писателей Прокопия и Созомена, даже из языческих - Сенеки и Плутарха и показывает свое знакомство не с греческим только, но и с еврейским языком. В сборнике этом содержатся поучения почти на все воскресные и праздничные дни года, а на некоторые дни даже по два и по три поучения. Автор берет темы из дневных чтений, евангельских и апостольских, и раскрывает истины большею частию только с положительной стороны, но по местам касается латинян и униатов. Так, в одном поучении он доказывает, что должно поститься в установленные посты, в среды и пятки, а не в субботы и воскресенья; в другом (на день Пятидесятницы) говорит об исхождении Святого Духа от единого Отца; в третьем припоминает о двух владыках, которые, стараясь сделаться угодными королю и добыть себе места в его сенате, самовольно отправились в Рим

к папе, никем не уполномоченные, и от лица всей России в царстве Польском приняли унию, тогда как русским о том и во сне не снилось, и укоряет униатов за то, что они ограбили православные церкви и монастыри и довели их до запустения. Очень естественно, если проповеди православных казнодеев были на первых порах невысокого достоинства - вследствие чего, вероятно, и не издавались в печати - и если эти казнодеи подражали латино-польским казнодеям и пользовались их печатными проповедями, в чем и упрекал православных Мелетий Смотрицкий по отпадении своем в унию. Подражательность была неизбежна: православные училища были заведены по образцу латино-польских и при недавности своего учреждения еще не успели принести вполне зрелых плодов и приготовить самостоятельных ученых и ораторов. При всем том православные были довольны своими казнодеями, хвалились ими, и их проповеди могли приносить свою долю пользы по крайней мере в тех местах, где произносились.

Но таких мест было немного: только в некоторых братствах и монастырях. Во всех приходских церквах, за исключением разве немногих городских, священствовали люди малообразованные, которые не могли составлять собственных поучений к народу, да и сами нуждались в постоянном научении и руководстве. И вот в 1637 г. благословением и повелением митрополита Петра Могилы в Киевской лавре напечатано было "Евангелие учительное", или собрание поучений на все недели и праздники года, святейшего патриарха Константинопольского Каллиста. Это Евангелие, употреблявшееся у нас в славянском переводе издавна, переложено было с греческого и славянского языков на народный западнорусский язык иноками виленского Свято-Духовского братства и напечатано ими в 1616 г. Теперь Петр Могила издал это Евангелие на общепонятном для народа языке вновь и приложил от себя к новому изданию предисловие, в котором, обращаясь к священникам, убеждал их, чтобы они как можно чаще читали это "Учительное Евангелие", и сами поучались из него, и поучали народ истинам веры и спасения.

Позаботился также Петр Могила дать назидательное чтение и для всех вообще православных. По его воле и приказанию составлены и напечатаны были в Киеве две книги о святых угодниках Киево-Печерских. Оба сочинения написаны на польском языке, вероятно, потому, что при составлении их имелись в виду не одни православные края, для которых, впрочем, польский язык был совершенно понятен, но и латиняне и униаты, которые любили хвалиться, что только в их Церкви есть святые и совершаются чудеса, а у православных нет ни того ни другого, и отвергали нетление мощей, покоящихся в Киевских пещерах. Первую книгу под заглавием "Патерик Печерский, или Жития св. отцов Печерских" составил и напечатал в 1635 г. Сильвестр Коссов, бывший до того времени профессором в киево-могилянском училище. При начертании этих житий он пользовался сведениями из славянского Печерского Патерика, существовавшего в рукописях, из древней русской летописи и некоторых других источников и старался, хотя кратко, указать как подвиги, так и чудеса каждого угодника Божия, а по местам присовокуплял к житиям от себя исторические примечания, заимствованные из Барония, Длугоша, Стрыйковского и иных иноземных писателей. Кроме того, Коссов поместил в начале своего Патерика статью о пяти Крещениях Руси, а в конце хронологию православных митрополитов Русских от принятия Русью Крещения до Петра Могилы. Обе статьи помещены с целию показать как православным, так и униатам с латинянами, что вопреки мнению последних русские приняли святую веру с православного Востока, а не от папы и Русские митрополиты всегда находились в подчинении Константинопольскому патриарху. Другая книга по благословению Могилы составлена монахом Киево-Печерского монастыря Афанасием Кальнофойским под заглавием "Тератургима, или Чудеса, совершившиеся как в самом Печерском монастыре, так и в обеих его пещерах" и напечатана в 1638 г. Достойно замечания, что книга эта, как выражается сам автор в посвящении ее князю Илье Святополку-Четвертинскому, "поступила в станок типографского художества после доброго полирования в могилянском атенее", т. е. после того уже, как была процензирована и тщательно исправлена в могилянском коллегиуме. В ней изложено много любопытных исторических и топографических сведений о лавре и ее пещерах и описано до 64 чудес за последние 44 года (1594 - 1638) с подробным указанием обстоятельств каждого чуда. Таким образом "Тератургима" Кальнофойского была как бы продолжением и дополнением Патерика Сильвестра Коссова. Можно упомянуть здесь еще о двух книгах такого же рода, изданных тогда для назидательного чтения. Разумеем а) Описание чудес от Купятицкой иконы Божией Матери, составленное на польском языке игуменом Купятицкого монастыря Иларионом Денисовичем и первоначально напечатанное Афанасием Кальнофойским в его "Тератургиме", и вслед за тем умноженное и вновь отдельно напечатанное в том же 1638 г. самим автором в той же типографии, и б) Сказание о житии преподобных Варлаама и Иоасафа, употреблявшееся у нас прежде в славянском переводе, а теперь переложенное с греческого и славянского языков на народное литовско-русское наречие иноками Кутеинского монастыря и напечатанное (1637) в их типографии.

Печатание церковных книг продолжалось при Петре Могиле во всех западнорусских типографиях. Во Львове действовали три типографии: типография ставропигиального братства, типография Михаила Слезки, который сначала работал в братской типографии, а потом по королевской грамоте (от 30 декабря 1638 г.) и по грамоте митрополита Петра Могилы (от 19 июля 1639 г.) завел свою типографию и с которым братство вело из-за этого весьма жаркую тяжбу, окончившуюся, впрочем, примирением, и третья типография нового Львовского епископа Арсения Желиборского, который вскоре после своего посвящения (1641) открыл ее при своей кафедральной церкви святого Георгия. Во всех этих львовских типографиях напечатано тогда до 25 церковных книг. Иноки виленского Свято-Духова монастыря трудились разом в двух своих типографиях - в Вильне и Евье - и напечатали до 15 книг. В Киеве была теперь только одна - Киево-Печерская типография, и в ней напечатано до 12 книг. В Кутеинском монастыре, где с 1630 г. действовала типография Спиридона Соболя, перенесенная сюда из Киева, а потом основана собственная типография, напечатано шесть книг. В Буйничах, имении основателя Кутеинского монастыря пана Богдана Стеткевича, подкомория Мстиславского, куда около 1635 г. перенесена была типография Соболя, напечатана одна книга. В Могилеве, куда из Буйнич перенесена была в 1637 г. та же типография Соболя, напечатаны две книги. В Луцке, в типографии Луцкого братского монастыря, напечатана одна книга. Петр Могила обращал строгое внимание на печатание церковных книг. В лаврской типографии все книги печатались только его "благословением и повелением"; при некоторых он помещал от своего лица предисловие к читателям или посвящение книги кому-либо из знатных особ, а две книги. Триодь цветная и Служебник, изданы даже его "благословением и исправлением", или "тщанием", т. е. были предварительно им самим исправлены. Триодь цветная была им "от греческаго изследована" и издана еще в 1631 г., когда он был киево-печерским архимандритом, а впоследствии (1642) "за его благословением и повелением" была напечатана вновь в этом исправленном виде Михаилом Слезкою. Служебник был дважды издан самим Могилою в 1629 г., когда по исправлении книги Могила представлял ее, как мы видели, на рассмотрение Собора архипастырей, и в 1639 г., когда вновь пересмотрел ее и сличил "с текстом правдиваго грецкаго и старожитных (западно-) русских и московских Служебников". В этом издании своего Служебника Могила сделал дополнения: поместил в конце вновь составленные ектении и молитвы на 27 различных случаев применительно к обстоятельствам своей Церкви (как-то: об обращении заблудших от истины, об искоренении ересей и схизм, о разграбляющих церковные имения и озлобляющих служителей церковных и подобное), с тем чтобы, когда понадобится, эти ектени и молитвы присовокуплялись к ектениям, начальной и сугубой, и молитвам во время совершения литургии. Требовал также Могила, чтобы и в других типографиях церковные книги печатались только с его дозволения и благословения, для чего учредил в Киеве что-то вроде цензурного комитета из пресвитеров. И это исполнялось, например, в львовских типографиях, но не всегда. Потому он счел нужным в 1637 г. напомнить Львовскому братству: "Мы требуем, чтобы братия без нашего архиерейского благословения не осмеливались печатать никаких книг в Львовской братской типографии под опасением нашего неблагословения". Когда же и после этого нашлись во Львове люди, которые дерзнули издавать без ведома, дозволения и благословения митрополита церковные книги, наполненные погрешностями, и издали таким образом именно Служебник, то Могила, как сам свидетельствует в предисловии к своему Служебнику 1639 г., разослал грамоты к своей пастве, в которых изрекал "неблагословение" на всех, кто осмелился бы покупать Служебники львовского издания и совершать по ним литургию. Подчинялись ли требованиям Могилы о цензуре издатели книг в прочих типографиях - Виленской, Евейской, Кутеинской и др., неизвестно; но на книгах, вышедших тогда из этих типографий, ни на одной не помечено в заглавии, что она напечатана за благословением митрополита Петра Могилы. Должно, впрочем, сказать, что не в киевской только, а и в других типографиях книги издавались иногда после сличения их с греческим текстом и исправления. Так изданы были Октоих (1639) и Анфологион (1643) братнею Львовского братства. Полуустав (1637) и Диоптра (1642) иноками виленского Свято-Духова монастыря.

Прилагая свои усилия к тому, чтобы церковно-богослужебные книги издавались для православных без погрешностей и в возможно исправленном виде, Петр Могила пожелал дать православным и такую книгу, из которой они могли бы узнать подробно, как учит их Церковь об истинах веры и нравственности и чем отличается ее учение от учения других христианских Церквей и обществ. Доселе православные на Востоке и в России пользовались для этого древними исповеданиями и изложениями веры, направленными против древних ересей, а вместе и теми вероизложениями, которые написаны были по отпадении Римской Церкви от православной кафолической и направлены против латинских заблуждений. Но с XVI в., когда на Западе появилась Реформация, вскоре разделившаяся на секты, когда последователи ее, или протестанты, начали жаркие споры и с латинянами, и между собою, и с православными, проникая в разные страны мира, когда возникли новые догматические вопросы и заблуждения и как протестанты, так и латиняне признали нужным составить подробные изложения своего учения с его отличительными чертами, т. е. Катехизисы, прежние изложения веры православных оказывались уже недостаточными: в них нельзя было находить прямых ответов на новые вопросы и против новых заблуждений. И неудивительно, если, как мы видели в своем месте, Стефан Зизаний и другие западнорусские писатели по некоторым вопросам, не имея положительного руководства своей Церкви, ошибались и разногласили между собою, а латиняне и униаты укоряли православных, что они не в состоянии дать отчета в своих верованиях и уклоняются в разные протестантские заблуждения и ереси. Все это заставляло православных чувствовать нужду в таком же подробном изложении своей веры, какое имели уже у себя их противники - латиняне и протестанты. Смотрицкий вызвался было удовлетворить этой нужде, но вместо православного составил Катехизис латинский, рассчитывая через него увлекать неопытных из православия в унию, которою сам увлекся, а кроме того, старался распространить молву, что на Востоке, куда он путешествовал, православие совсем искажено,

что сам патриарх Цареградский Кирилл Лукарис впал в ересь кальвинскую, позволяет проповедовать ее в своих церквах и даже написал совершенно кальвинский Катехизис. К сожалению, в 1629 г., как бы в подтверждение слов Смотрицкого, издано было в Женеве врагами Кирилла Лукариса под его именем "Восточное исповедание православной веры" на латинском языке, содержащее в себе 18 глав и, кроме того, четыре вопроса с четырьмя на них ответами, действительно не православное, а кальвинское. Православные смутились. Предстоятели Западнорусской Церкви отправляли в следующем году своих послов к Иерусалимскому патриарху Феофану, находившемуся тогда в Яссах, спросить его, точно ли изданное под именем Лукариса "Исповедание" принадлежит ему, и хотя Феофан успокоил их своим отрицательным ответом, назвав "Исповедание" то подложным, но успокоил ненадолго. В начале 1632 г. оно явилось под именем Кирилла Лукариса в самом Константинополе, а в 1633 г. вторично издано в Женеве и уже на греческом языке. Православные не переставали смущаться и волноваться, слыша от врагов постоянные укоры в кальвинизме. Новый Цареградский патриарх Кирилл Веррийский, преемник и враг Лукариса, хотя осудил соборне (в 1638 г.) изданное под именем Лукариса "Исповедание веры", но осудил вместе и самого Лукариса как еретика, что еще более смутило и огорчило православных. Наконец, преемник Кирилла Веррийского патриарх Парфений в мае 1640 г. вновь рассмотрел на Соборе то же самое "Исповедание", и отцы Собора нашли, что все 18 глав "Исповедания", кроме седьмой, равно и приложенные к ним четыре вопроса с ответами, исполнены кальвинского еретичества, указали кратко ересь в каждой главе и определением своим отвергли все эти главы и вопросы с ответами как не православные, а кальвинские, объявили составителя их, не называя его по имени, чуждым православной веры и обольстителем, а всех, кто стал бы держаться учения, изложенного в этих главах, и называть его православным, отлучили от Церкви. Все это изложено в соборной грамоте, под которою подписались не только патриарх с присутствовавшими на Соборе греческими иерархами и другими лицами, но и митрополит Молдо-Влахийский Варлаам с своими епископами и митрополит Киевский Петр Могила с своими и которая в декабре 1641 г. на греческом языке издана была молдавским господарем в Яссах и вскоре за тем переведена по приказанию Петра Могилы на польский язык и издана в Киеве и на двух языках, греческом и латинском, напечатана в Париже. Но недостаточно было только осудить пред лицом всего христианского мира и отвергнуть ложное "Исповедание веры", выдававшееся за исповедание Восточной православной Церкви, а необходимо было еще дать православным и указать самим иноверцам истинное ее исповедание, подробно изложенное, из которого как те, так и другие могли бы с точностию знать, чему же и как она учит. Такое-то православное исповедание веры святой кафолической Восточной Церкви и решился начертать Киевский архипастырь Петр Могила. Когда он приступил к этому делу и сколько времени продолжалось оно, неизвестно, но только к 1640 г. Катехизис был уже готов и Петр Могила счел необходимым подвергнуть его рассмотрению Собора.

Соборы епархиальные были обыкновенны в Киевской митрополии. Каждый епископ однажды в год созывал духовенство своей епархии для рассуждений об ее нуждах. Мы видели такие Соборы в епархиях Могилевской, Луцкой и Львовской. Созывал у себя в Киеве епархиальные Соборы и Петр Могила. Но теперь он пожелал созвать в Киеве Собор из представителей всей своей митрополии. В своей пригласительной грамоте (от 24 июня 1640 г.), которую разослал Могила ко всему духовенству и братствам, он довольно подробно объяснил, почему и для чего созывался этот Собор. "Немало прошло времени, писал архипастырь, - как вся православная Церковь Русская, будучи подвержена сильному гонению от отступников, поставлена в невозможность отдалить от себя хищных волков, чтобы православные и послушные сыны Восточной Церкви не имели никакого с ними обращения по делам веры. Оттого многие православные, одни по неведению, другие от частого присутствия при их поучениях и богослужении, чрезвычайно исказили себя, так что трудно распознать, подлинно ли они православные или только по имени, а иные, не только светские, но и духовные, совсем отставши от православия (о, сжалься над сим, Боже!), пристали к разным богомерзким сектам. Оттого сан духовный и монашеский пришел в нестроение и настоятели, предавшись нерадению, не только не заботятся нимало о порядке, но и во всем далеко отдалились от древних отцов. Таким же образом и в братствах, отвергши ревность своих предков и поправши нравы, каждый хочет своего и делает по-своему. Словом, вся наша Церковь Русская - не в догматах веры (которые содержатся нерушимо), но в обычаях, относящихся к молитве и благочестивой жизни, весьма повреждена. Взирая на это смущенным оком и с скорбным сердцем, мы всегда заботились, как бы то могло быть исправлено и доведено до обычаев древних предков наших, при которых благочестие воссияло. Особенно же со времени архиерейства нашего, чрез которое всемогущий Бог поставил нас первенствующим пастырем в Церкви Русской, нет для нас ничего милее, как видеть в наших духовных овцах при вере православной и пламенное усердие к молитве, и жизнь христианскую. А этого, по нашему разумению, не иначе достигнуть можно как только чрез Собор, на который прибывши, как наши сослужители архиереи, так и другие честные духовные отцы, достаточно просвещенные в догматах веры и испытанные в благочестивой жизни, усердно, с призванием Духа Святого, совещались бы и приложили труд и старание о том, чтобы вся Церковь наша Русская во всем вышесказанном могла быть достойно исправлена и доведена до своего древнего благолепия. Об этом многократно и сам я, и многие из светских и духовных с нами имели рассуждение и искренно желали, чтобы мы, когда-нибудь взаимно снесшись между собою, посовещались и изыскали удобнейший способ к сохранению благочестия и исправлению поврежденных обычаев, к просвещению духовному и ко всякому церковному благоустройству. Но душевный враг, завистник добра, во все время полагал тому препятствия, о чем хорошо известно всем вашим милостям. Теперь же, когда наступило великое гонение, по желанию многих, как духовных, так и светских, лиц, а более побуждаясь нашею совестию, которая такого беспорядка долее терпеть нам не позволяет, также и для потребности весьма важной мы, следуя давнему обычаю Церкви Российской, назначили Собор в богоспасаемом городе Киеве, при нашей кафедральной церкви св. Софии, на день Рождества Пресв. Богородицы в нынешнем 1640 г. На этот Собор мы зовем именем Господним и просим как вашу честь духовных, преимущество имеющих и к совещанию духовному способных, так и их милостей светских братий, ревнующих о благочестии и сведущих в правилах церковных. А непослушным напоминаем: пусть бы они, вняв нашему пастырскому голосу и в назначенное место своевременно прибывши, порадели прежде всего о том, чтобы согласие веры православной все одинаково разумели и сохраняли; потом, чтобы сан духовный оставался в своем порядке, а братства светские, пребывая неколебимо при своих правах и вольностях и во святом благочестии и ведая одни о нуждах и преследовании других, служили взаимно друг другу советом и помощию.

Притом настоятельно от вас, духовных и светских, требуем, чтобы, если окажется что нужным какому братству, вы благоволили бы изъяснить то в инструкции своим уполномоченным послам для постановления и определения соборного. И если милости ваши, все это от нас, пастыря своего, признательно принявши, охотно пришлете с теми пунктами к назначенному времени, то мы по милости Божией имеем неколебимую надежду, что православная Церковь Русская чрез сей Собор достигнет прежнего своего благолепия и желанного устройства, а благочестие среди страданий получит тогда облегчение и помощь. Пространнее об этом будет изложено нами прибывшим на Собор, а ныне вашим милостям - наши молитвы и архиерейское благословение". Собор, на который приглашал Киевский архипастырь, действительно состоялся. О составе этого Собора находим следующее краткое известие у одного почти современного писателя, бывшего воспитанником, а потом наставником киево-могилянского коллегиума: "В 1640 г. преосвященный митрополит Киевский, Галицкий и всея России святой памяти Петр Могила собрал в Киеве Синод, на котором находились послы от всех православных епископов русских: от Афанасия Пузины Луцкого, от Сильвестра Гулевича Перемышльского, от Арсения Желиборского Львовского, от Сильвестра Коссова Мстиславского, также из разных монастырей и городов, русских и литовских, мудрые посланцы, а в числе их и мудрые отцы киевские. На том Синоде маршалком (распорядителем) был Самуил Шицик, ученый архимандрит слуцкий. Делопроизводителями же (в подлиннике: писарями) были отцы великой учености: Иосиф Кононович, ректор киевский, впоследствии епископ Мстиславский, и Иннокентий Гизель, ректор гойский, ныне архимандрит киево-печерский". А кроме того, сохранилось современное описание самых заседаний Собора, хотя не в подлинном тексте, но в польском переводе Кассиана Саковича и с его злобными примечаниями, предисловием и заключением. Воспользуемся этим в высшей степени любопытным описанием.

Собор начался, как было назначено, 8 сентября в Киево-Софийской церкви и продолжался десять дней. В первый день, по окончании литургии среди церкви поставлены были седалища. Митрополит занял место с правой стороны. За ним сели то на левой, то на правой стороне послы от всех русских епископов (которые почему-то сами лично не прибыли), и именно: Исаакий Борискович, бывший епископ Луцкий, сел на месте Афанасия Пузины, епископа Луцкого; Авраамий, бывший епископ Пинский, - на месте Арсения Желиборского, епископа Львовского; отец Панкратий Гридич - на месте Сильвестра Гулевича, епископа Перемышльского; отец Софроний Чижевский - на месте Сильвестра Коссова, епископа Мстиславского. Подле послов сели у правого клироса отец Исаия Трофимович Козловский, игумен киево-николаевский, а у левого слуцкий архимандрит Самуил Шицик, а за ними обычным порядком расположились игумены, протопопы и попы. Митрополит произнес длинную речь о надлежащем приготовлении себя к Собору, а владыки выразили митрополиту благодарность за его пастырскую заботливость. Затем избрали маршалком Собора архимандрита Самуила Шицика, который, заняв свое место, предложил всему собранию держать себя трезвенно и помнить часы, назначенные для соборных заседаний.

На второй день, 9 сентября, после ранней литургии отец Оксенович, ректор киевских школ, говорил проповедь, в которой обозрел все Соборы разных веков, при ком и для чего они созывались и что на них было постановлено, и указал на настоятельную потребность Собора, состоявшегося теперь. Потом маршалок объявил, что обстоятельнее о причине этого Собора имеет сказать отец Исаия, игумен никольский, и пригласил внимательно его послушать. Речь Исаии была следующая: "Святой, избранный, богоносный Собор! В Церкви нашей Русской употребляются славянские книги, которые не многие русские священники понимают, что видя, противники и еретики понапечатали книг на польском языке, легком для понимания, и ложно выдали их за православные церковные, между тем как в них много еретических заблуждений. Кто доставал такие книги и читал их, тот и сам по ним верил, и других научал верить, вследствие чего многие христиане отпали от нашей веры в различные ереси и ныне утесняют, насилуют и смущают Церковь. Ввиду этого о. митрополит, желая успокоить ее и привести к первоначальной правоте, написал Катехизис с великою осторожностию и тщательным исследованием церковных писаний и статьи этого Катехизиса вносит и полагает пред вами, преосвященный Собор! Первая статья о Символе веры, чтобы все православные одинаково верили и исповедовали". Тотчас за речью началось на Соборе чтение Катехизиса, а потом слушали объяснения послов, прибывших на Собор, до самого вечера.

На третий день, 10 сентября, собирались дважды: рано утром и после обеда. В раннем заседании сначала слушали каноны, как крестить, как совершать Святейшую Жертву, какие употреблять сосуды - серебряные, оловянные, а не иные, и о том, чтобы при венчании быть осторожнее. Потом обратились к чтению Катехизиса: о душах праведных, что они хотя находятся на небе, в руце Божией и в блаженстве, но еще неполном, и о частном суде для каждого тотчас по смерти. Тогда же запрещено нюхание табаку. В послеобеденном заседании читались правила: неученого в попы не посвящать; попу, не знающему правил, не исповедовать, а двоеженца-попа не допускать к совершению церковных служб под страхом вечного осуждения. Затем митрополит внес жалобу на львовское Успенское братство, печатавшее, несмотря на его запрещение, книги: Евангелия, Служебники и пр., и заказал под клятвою, чтобы никто не смел покупать тех книг.