История русской революции. Том 2(2). Октябрьская революция
Шрифт:
Борьба за и против съезда дала на местах последний толчок большевизации советов. В ряде отсталых губерний, например Смоленской, большевики, одни или вместе с левыми эсерами, получили впервые большинство только во время кампании за съезд или при выборах делегатов. Даже на сибирском съезде советов большевикам удалось в середине октября создать вместе с левыми эсерами прочное большинство, которое легко наложило свою печать на все местные советы. 15-го Киевский Совет 159 голосами против 28 при 3 воздержавшихся признал будущий съезд советов "суверенным органом власти". 16-го съезд советов Северо-Западной области в Минске, т. е. в центре Западного фронта, признал созыв съезда неотложным, 18-го Петроградский Совет произвел выборы на предстоящий съезд: за большевистский список (Троцкий, Каменев, Володарский, Юренев и Лашевич) подано 443 голоса, за эсеров — 162; все это левые эсеры, тяготеющие к большевикам; за меньшевиков 44 голоса. Заседавший под председательством Крестинского съезд уральских советов, где на 110 делегатов приходилось 80 большевиков, потребовал от имени 223 900 организованных рабочих и солдат созвать съезд советов в назначенный срок. В тот же день, 19-го. Всероссийская конференция фабрично-заводских комитетов, наиболее непосредственное и неоспоримое представительство пролетариата всей страны, высказалась за немедленный переход власти в руки советов, 20-го Иваново-Вознесенск объявил все советы губернии стоящими "на положении открытой и беспощадной борьбы с Временным правительством" и призвал их самостоятельно разрешать хозяйственные и административные вопросы на местах. Против резолюции, означавшей низвержение местных правительственных властей, поднялся всего один голос при одном воздержавшемся, 22-го большевистская пресса опубликовала новый список 56 организаций, требовавших перехода власти к советам это все сплошь подлинные массы, в значительной мере — вооруженные.
Мощная перекличка отрядов будущего переворота не помешала Дану докладывать в Бюро ЦИКа, что из 917 существующих советских организаций только 50 ответили согласием прислать делегатов, да и то "без всякого воодушевления". Можно понять без труда, что те немногие советы, которые еще считали нужным поверять свои чувства ЦИК у, относились к съезду без воодушевления. Однако подавляющее большинство местных советов и воинских комитетов попросту игнорировали ЦИК.
Обнажив и скомпрометировав себя работой по срыву съезда, соглашатели не посмели, однако, довести дело до конца. Когда выяснилось с очевидностью, что избежать съезда не удастся, они совершили резкий поворот, призвав все местные организации выбирать делегатов на съезд, чтобы не дать большевикам большинства. Но, спохватившись слишком поздно, ЦИК увидел себя вынужденным за три дня до назначенного срока отложить съезд до 25 октября.
Февральский режим и с ним буржуазное общество получили, благодаря последнему маневру соглашателей, неожиданную отсрочку, из которой они ничего существенного извлечь, однако, уже не могли. Зато большевики использовали пять дополнительных дней с большим успехом. Позже это признали и враги. "Отсрочкой выступления, — рассказывает Милюков, — большевики воспользовались прежде всего для закрепления своих позиций среди петроградских рабочих и солдат. Троцкий появлялся на митингах в разных частях петроградского гарнизона. Созданное им настроение характеризуется тем, что, например, в Семеновском полку выступившим после него членам Исполнительного комитета, Скобелеву и Гоцу, не дали говорить".
Поворот Семеновского полка, имя которого было вписано в историю революции зловещими письменами, имел символическое значение: в декабре 1905 года семеновцы выполнили главную работу по разгрому восстания в Москве. Командир полка генерал Мин приказывал: "Арестованных не иметь". На железнодорожном участке Москва-Голутвино семеновцы расстреляли 150 рабочих и служащих. Обласканный за свои подвиги царем генерал Мин был осенью 1906 года убит эсеркой Коноплянниковой. Весь в сетях старых традиций. Семеновский полк держался дольше большинства других гвардейских частей. Репутация его «надежности» была так тверда, что, несмотря на плачевную неудачу Скобелева и Гоца, правительство упорно продолжало рассчитывать на семеновцев вплоть до дня переворота и даже после того.
Вопрос о съезде советов оставался центральным политическим вопросом в течение пяти недель, отделявших Демократическое совещание от Октябрьского восстания. Уже декларация большевиков на Демократическом совещании провозглашала будущий съезд советов суверенным органом страны. "Только те решения и предложения настоящего совещания… могут найти себе путь к осуществлению, которые встретят признание со стороны Всероссийского съезда рабочих, крестьянских и солдатских депутатов". Резолюция за бойкот предпарламента, поддержанная половиной членов ЦК против другой половины, гласила: "Вопрос об участии нашей партии в предпарламенте мы ставим сейчас в прямую зависимость от тех мер, которые предпримет Всероссийский съезд советов, дабы создать революционную власть". Апелляция к съезду советов проходит через все большевистские документы этого периода почти без исключения.
При разгорающейся крестьянской войне, обостряющемся национальном движении, углубляющейся разрухе, распадающемся фронте, расползающемся правительстве советы становятся единственным оплотом творческих сил. Всякий вопрос превращается в вопрос о власти, а проблема власти ведет к съезду советов. Он должен будет дать ответ на все вопросы, в том числе и на вопрос об Учредительном собрании.
Ни одна из партий не снимала еще лозунга Учредительного собрания, в том числе и большевики. Но почти незаметно в ходе событий революции главный демократический лозунг, в течение полутора десятилетий окрашивавший своим цветом героическую борьбу масс, побледнел, вылинял, как бы стерся между жерновами, стал пустой шелухой, голой формой без содержания, традицией, а не перспективой. В этом процессе не было ничего загадочного. Развитие революции упиралось в непосредственную схватку из-за власти между двумя основными классами общества: буржуазией и пролетариатом. Ни одной, ни другому Учредительное собрание уж ничего дать не могло. Мелкая буржуазия города и деревни могла в этой схватке играть лишь вспомогательную и второстепенную роль. Брать в собственные руки власть она была во всяком случае неспособна: если предшествующие месяцы что-либо доказали, так именно это. Между тем в Учредительном собрании мелкая буржуазия могла еще получить — и действительно получила впоследствии — большинство. Для чего? Только для того, чтобы не знать, какое употребление из него сделать. В этом и выражалась несостоятельность формальной демократии на глубоком историческом переломе. Сила традиции сказалась в том, что даже накануне последней схватки от имени Учредительного собрания ни один из лагерей еще не отрекался. Но фактически буржуазия апеллировала от Учредительного собрания к Корнилову, а большевики — к съезду советов.
Можно с уверенностью предположить, что довольно широкие слои народа, даже известные прослойки большевистской партии, питали в отношении съезда советов своего рода конституционные иллюзии, т. е. связывали с ним представление об автоматическом и безболезненном переходе власти из рук коалиции в руки советов. На самом деле власть надо было отнять силой, голосованием этого сделать было нельзя: только вооруженное восстание могло разрешить вопрос.
Однако же из всех иллюзий, которые в виде неизбежной примеси сопровождают всякое великое народное движение, даже самое реалистическое, иллюзия советского «парламентаризма» была по всей совокупности условий наименее опасна. Советы на деле боролись за власть, все больше опирались на военную силу, становились властью на местах, брали с бою свой собственный съезд. Для конституционных иллюзий оставалось не так уж много места, да и оно размывалось в процессе борьбы.
Координируя революционные усилия рабочих и солдат всей страны, давая им единство цели и намечая единство срока, лозунг съезда советов прикрывал в то же время полуконспиративную, полуоткрытую подготовку восстания постоянной апелляцией к легальному представительству рабочих, солдат и крестьян. Облегчая собирание сил для переворота, съезд советов должен был затем санкционировать его результаты и сформировать новую власть, бесспорную для народа.
Военно-революционный комитет
Несмотря на начавшийся в конце июля перелом, в обновленном петроградском гарнизоне в течение августа все еще господствовали эсеры и меньшевики. Некоторые воинские части оставались заражены острым недоверием к большевикам. Пролетариат не имел оружия: в руках Красной гвардии сохранялось всего несколько тысяч винтовок. Восстание в этих условиях могло бы закончиться жестоким поражением, несмотря на то что массы снова притекали к большевикам.
Положение непрерывно изменялось в течение сентября. После мятежа генералов соглашатели быстро теряли опору в гарнизоне. Недоверие к большевикам сменялось сочувствием, в худшем случае — выжидательным нейтралитетом. Но сочувствие не было активным. Гарнизон оставался политически крайне рыхлым и по-мужицки подозрительным: не обманут ли и большевики? дадут ли на самом деле мир и землю? Бороться за эти задачи под знаменем большевиков большинство солдат еще не собиралось. А так как в составе гарнизона сохранялось почти совершенно нерастворимое меньшинство, враждебное большевикам (5–6 тысяч юнкеров, три казачьих полка, батальон самокатчиков, броневой дивизион), то исход столкновения представлялся и в сентябре сомнительным. Чтобы помочь делу, ход развития принес еще один предметный урок, в котором судьба петроградских солдат оказалась неразрывно связана с судьбой революции и большевиков.
Право распоряжения отрядами вооруженных людей есть основное право государственной власти. Первое Временное правительство, навязанное народу Исполнительным комитетом, обязалось не разоружать и не выводить из Петрограда воинские части, принимавшие участие в февральском перевороте. Таково формальное начало военного дуализма, неотделимого, по существу, от двоевластия. Крупные политические потрясения следующих месяцев — апрельская демонстрация, июльские дни, подготовка корниловского восстания и его ликвидация — неизбежно упирались каждый раз в вопрос о подчиненности петроградского гарнизона. Но конфликты на этой почве между правительством и соглашателями имели, в конце концов, семейный характер и кончались полюбовно. С большевизацией гарнизона дело приняло иной оборот. Теперь уже сами солдаты напомнили об обязательстве, данном в марте правительством ЦИКу и вероломно нарушавшемся обоими. 8 сентября солдатская секция Совета выдвигает требование возвращения в Петроград полков, выведенных на фронт в связи с июльскими событиями. Между тем участники коалиции ломали себе голову над тем, как вывести вон остальные полки.